Орден последней надежды. Тетралогия (СИ) - Родионов Андрей. Страница 3

У молодого короля осталось мало сил, но отступить сейчас за Ла?Манш означало позор для Генриха лично и поражение для всей Англии. Британские рыцари на Библии поклялись дойти до Кале, чтобы покрыть себя и Англию неувядаемой славой, и не нашлось среди них ни одного, кто бы отступил. Тяжелобольные рвались с кораблей обратно на берег и плакали как дети от незаслуженной обиды, что их отправляют обратно в Англию. Коней не хватало, потому все пушки король дальновидно оставил в Арфлере, и каждый воин нес с собой еды на десять дней.

Да, это был беспримерный поход! Двести шестьдесят миль с тяжелыми боями англичане прошли за семнадцать дней, оставляя за собой общие могилы и сотни павших лошадей. Всеобщий подъем и энтузиазм – вот слова, что только и пригодны для описания их пути. Дальновидный Генрих под угрозой смерти запретил грабежи и обиды галлов. Мародеров и насильников без лишних слов развешивали на дубах и осинах, а французы просто молились на англичан, ведь свое войско обходилось с ними куда как хуже.

Но все в жизни когда?то кончается, закончилось и везение Генриха V. В канун дня святых мучеников Криспена и Криспиниана коннетабль Франции герцог д’Альбре заступил путь англичанам. Шесть тысяч британцев неожиданно для себя наткнулись на двадцать пять тысяч французов. Изнуренные боями пехотинцы обреченно рассматривали свежее рыцарское войско, что в сияющей броне и с развевающимися стягами весенним половодьем затопило округу.

Англичане тоскливо переглянулись и стали готовиться к смерти. Французов вчетверо больше, к тому же их рыцарская конница по?прежнему сильнейшая в мире. Отступать некуда, оставалось только погибнуть с честью. Весь остаток дня англичане исповедовались и молились, но ни один не забыл проверить оружие и доспехи; английский леопард готовился продать свою жизнь подороже.

Ночью британцы крепко спали, утомленные беспрерывным трехнедельным маршем. Издали их лагерь казался мертвым и пустым, беззаботные же шевалье куролесили всю ночь напролет. До самого утра из французского лагеря по всей округе разносились пьяные песни и громкие крики, музыка и взрывы хохота. За веселым рыцарским пиром с помпой праздновали завтрашнюю победу.

Поначалу долго решали, кто именно возьмет в плен английского короля, затем полночи выбирали телегу для торжественной перевозки знатного пленника в Париж. Немало времени занял выбор цветов, в которые следует раскрасить повозку, а также наблюдение за самим процессом покраски. Угомоняться благородные шевалье начали лишь хмурым утром, когда англичане уже молились перед битвой.

В шесть утра английское войско начало строиться на южной окраине недавно вспаханного поля, выбранного для битвы, в это время невыспавшиеся французы с трудом продирали слипающиеся глаза.

«Святой Георгий, покровитель Англии, – мысленно воззвал король, с болью в сердце оглядывая немногочисленное войско, – помоги нам, твоим потомкам, в этот тяжкий час!»

Отчаявшись ждать обещанной подмоги от герцога Бургундского, ночью король тайно встретился с предводителем французского войска, коннетаблем Франции герцогом д’Альбре. Стиснув зубы, предлагал надменному шевалье отдать обратно захваченный Арфлер, лишь бы пропустили в Кале, английскую морскую крепость на севере Франции. За себя король не боялся, но то, что вместе с ним должен погибнуть цвет рыцарства Англии, считал несправедливым. Через пролив отправились самые чистые и смелые, один Бог знает, что станется с Англией, если она лишится лучших из рыцарей.

Герцог поколебался и все?таки отказал, сославшись на прямой приказ короля Франции. И некого было винить в происшедшем, разве что себя самого. Верно подмечено, что гордыня – смертный грех, от нее и вправду умирают. И с чего он решил, что с горсткой храбрецов сможет покорить необъятную Францию? Как бы то ни было, но девятистам заморским рыцарям и пяти тысячам лучших в мире лучников предстояло погибнуть сегодня зря. Быть воином – значит быть готовым умереть, это азбука, да ведь и все мы смертны. Но как тяжело для воина сгинуть без всякой пользы для горячо любимой Отчизны! О Англия, что ждет тебя без твоих верных защитников?

Генрих вскинул глаза к небу, словно надеясь найти ответ, и застыл завороженный: на секунду тяжелые клубящиеся облака разошлись, в просвете победно пылал крест святого Георгия, тот самый, что перед вторжением король повелел нашить на одежду всем честным англичанам, разрешив безвозбранно убивать любого из войска, кто откажется. Если же крест нацепит враг, такого хитроумного мерзавца следовало сварить в масле живьем.

На какое?то мгновение алый небесный отблеск пал на английское войско, словно благословляя на битву, затем облака вновь сшиблись, закружились неспешным водоворотом. Генрих изумленно глянул на своего капеллана Томаса Элхема, поймал в ответ потрясенный взгляд. Священник все с теми же широко распахнутыми глазами медленно поднес ко рту тяжелый золотой крест, сухие губы безостановочно шептали молитву.

«Победа! – понял король, по телу ударила мощная волна жара, тяжелые доспехи показались вдруг легче пушинки. – Небеса предрекают мне победу!»

Генрих внимательно огляделся, нет, не почудилось: многие в войске истово молились, зачарованно уставившись в небо. Лица воинов светлели на глазах: если раньше смотрели обреченно, то теперь бросают на французов взвешивающие и оценивающие взгляды. Раз само небо говорит, что победа возможна, чего же более хотеть, о чем еще грезить? Остальное – в наших руках!

Генрих с удовольствием вдохнул в себя влажный воздух, напоенный ароматами недавно вспаханной земли и лесных трав, решил: пора. Король повелительно махнул, подскочивший оруженосец почтительно подал усыпанную самоцветами золотую корону с зубцами в форме лилий. Генрих надел ее прямо поверх боевого шлема. Даже в отсутствие солнца бриллианты, рубины и изумруды так ослепительно вспыхнули, что англичане пораженно зашептались. Казалось, светило взошло прямо над головой короля. Властелину Англии подвели любимого серого жеребца, конь одобрительно покосился на мощную фигуру настоящего воина, что не скрыть даже доспехами. Рядом с таким богатырем любой Ахиллес покажется задохликом.

Зато по Генриху сразу видно – с детства воспитывался в воинских лагерях, спал на голой земле и, даже став королем, больше времени проводит в походах, чем с ослепительными придворными красавицами. Изукрашенные золотом и серебром дорогие доспехи миланской работы только подчеркивают могучую стать настоящего рыцаря. Хоть и не дело короля самому скакать в бой с копьем в руке, как задиристому мальчишке?оруженосцу, но во всем войске только четверо рыцарей превосходят его статью и воинским умением, а в деле управления войсками он – первый.

Королевский знаменосец торжественно вскинул стяг Ланкастеров, что тут же развернулся и затрепетал на ветру: там золотой леопард в окружении золотых лилий плясал, угрожающе оскалив клыки. Было время, когда этот ярый зверь звался молодым львом. В ту пору Британией еще правили Плантагенеты, а земель во Франции у них было гораздо больше, чем у самих французских королей. Ричард Львиное Сердце и принц Джон, шериф Ноттингемский и Робин Гуд, рыцарь Айвенго и леди Ровена – как будоражат память эти имена, сколько лиц и событий проносится перед глазами. Поистине, Англии тех времен есть чем гордиться!

Но минула сотня лет, власть над островом перешла к боковой ветви династии Плантагенетов, Ланкастерам, тогда же сменил имя и символ страны. Отныне это свирепый, не знающий жалости, не признающий поражений хищник. Непрерывная экспансия, захват и порабощение – вот точные слова, что кратко опишут историю Британии в последующие шестьсот лет.

Сверкая ответной белозубой улыбкой, рядом с королем горячил вороного жеребца молодой граф Оксфорд. Знатный и богатый, кузен короля и всеобщий любимец, он оставил молодую жену и поспешил за государем, чтобы принести себе славу, а Англии – величие. Девятьсот витязей, цвет рыцарства Англии, вышли в тот день на решительный бой. Молодые и зрелые, красивые и иссеченные шрамами, рыцари обменивались шуточками, громко смеялись и все как один рвались в бой. Скорее всего, их ждала смерть, но ни в одних глазах король не увидел страха, лишь желание победить, а нет – так достойно умереть.