Путь Короля. Том 1 - Гаррисон Гарри. Страница 16

И вдруг, словно из-под земли, прыгнул на него этот мальчишка. У него ни шлема, ни нормального меча не было. Недавно освободившийся раб или беднейший из детей батрака. Но дважды он отражал его удары, а на второй раз его собственный меч сломался надвое, а сам он, потеряв устойчивость, отвел руку со щитом. И если уж договаривать все до конца, заключил Сигвард, если б это была схватка один на один, лежать бы ему сейчас в сырой земле. Спасли его только навалившиеся с обеих сторон воины. Вряд ли, конечно, кто-то обратил внимание, и, однако, если только это так… тогда какие-нибудь сорвиголовы, те, которые идут за ним в первом ряду, или просто неугомонные забияки могут прямо сейчас, когда он выйдет из-за стола, бросить ему вызов.

Сможет ли он устоять против них? Достаточно ли силен Хьёрвард, чтобы они побоялись его последующей мести? Возможно, он уже немолод и для настоящего дела не годен. Если уж он не смог совладать с едва вооруженным мальчишкой, притом англичанином, то так оно, должно быть, и есть.

Во всяком случае, сейчас он сделает одну разумную вещь. Заручиться расположением Рагнарссонов никогда не помешает. Хьёрвард уже почти закончил рассказ. Сигвард повернулся на стуле и кивнул двум своим оруженосцам, которые стояли у входа в шатер. Кивнув в ответ, те поспешно удалились.

— …а достигнув берега, мы подожгли телеги, бросили туда пару керлов, которых отец мой в своей мудрости прихватил заранее, и принесли жертву Эгиру; потом забрались в ладьи, прошли вдоль берега к устью реки — и вот мы перед вами! Мы, люди с Малых островов, ведомые славным ярлом Сигвардом, и я, его законный сын Хьёрвард, служим вам, сыновья Рагнара, и готовы сражаться дальше!

Стены шатра содрогнулись от взрыва рукоплесканий, громыхания кубков, лязганья ножей. Такое начало войны согревало души воинов.

Змеиный Глаз встал и посмотрел на Сигварда.

— Мы говорили тебе, что всю добычу ты можешь оставить себе. И ты это заслужил. Поэтому не бойся, расскажи нам, что тебе на сей раз перепало. Расскажи, много ли ты унес? Достаточно ли для того, чтобы купить себе домик в Зеландии?

— Немного, совсем немного. Ферму на это не купишь, — произнес Сигвард, стараясь перекричать вой недоверчивых. — С этих нищих танов одна мелкая пожива. Вот подождите, когда великая, непобедимая Армия порезвится в Норидже! Или в Йорке! Или в Лондоне! — Теперь уже вовсю звучали вопли одобрения. На губах Змеиного Глаза мелькнула улыбка. — Надо бы нам выпотрошить золотишко из монастырей. Вот где его полно! Жрецы-христиане выкачали его из этих олухов с юга. А здесь, в деревнях, золота нет, да и серебра — мало… Но кое-что мы все-таки прихватили, и я готов сейчас поделиться лучшим. Дайте-ка я покажу вам самый лакомый кусочек!

Он повернулся и подал знак своим дружинникам. Те провели между столами кого-то, целиком скрытого под накинутым на голову и подвязанным веревкой мешком. Подтолкнув ее к главному столу, воины одним движением перерубили веревку, а следующим стащили с головы мешок.

Щурясь на свет, перед ордой бородатых мужчин стояла Годива. Кто-то разинул рот, кто-то с силой сжал кулаки. Она отпрянула, завертела головой и вдруг встретилась взглядом с самым высоким из вождей, бледным человеком с застывшим лицом и студенистыми глазами, глазами, что никогда не мигали. Она вновь начала озираться и едва ли не с облегчением остановила взор на Сигварде, единственном, кого она здесь знала.

Среди этих звероподобных людей она была все равно что цветок среди замызганного сырой землей сорняка. Светлые волосы, шелковистая кожа, пухлые губы, ставшие еще более прелестными теперь, когда она их со страху приоткрыла. Сигвард вновь кивнул, и один из его людей ухватил за подол платья и принялся что есть силы раздирать его, пока наконец ткань не распоролась. Потом, не обращая внимания на ее крики и противодействие, он сорвал с нее платье. Кроме сорочки, на девушке ничего больше не было. Юное тело пожирали десятки взглядов. Обмирая от ужаса и стыда, она сложила на груди руки крест-накрест и уронила голову в ожидании своей участи.

— Ее я делить ни с кем не стану! — вскричал Сигвард. — Такую, если поделишь, можно испортить. А потому я хочу подарить ее. С благодарностью и надеждой я дарю ее человеку, который отправил меня в этот поход. Пусть он наслаждается ею долго, бурно и счастливо. Я отдаю ее человеку, который, мудрейший во всей Армии, выбрал меня. Тебе я дарю ее. Тебе, Ивар!

Проревев последние слова, он воздел руку с кубком. Не сразу он сообразил, что в ответ он слышит не дружный рев, а только смущенное перешептывание людей, сидящих в самом дальнем конце стола, которые, как и он сам, знали Рагнарссонов недолго и пришли в Армию последними. Не было видно ни одного поднятого кубка. На лицах людей было написано смущение и недовольство. Некоторые отводили взгляды.

И вновь пробежал холодок по спине Сигварда. Может быть, надо было сначала спросить, подумал он. Может, есть тут какая-то загвоздка, о которой он не знает. Но только что может быть дурного в его поступке? Он дарил часть своей добычи, да такую ценную, что любой мужчина счастлив был бы ее принять, и делал это прилюдно и торжественно. Кому плохо от того, что он преподнес эту девочку — девственницу и такую красотку — Ивару? Ивару Рагнарссону. По прозвищу… да поможет ему всемогущий Тор… Почему у него такое прозвище?! Жуткая догадка осенила Сигварда. Ведь должно же быть объяснение этому прозвищу.

Бескостный.

Глава 5

Спустя пять дней после этих событий Шеф с товарищем приникли к земле. Со всех сторон от маленькой рощицы простирались открытые заливные луга. Чуть больше мили отделяло их от копошащихся в земле викингов. На мгновение выдержка им изменила.

Выбраться на волю из дымящихся развалин Эмнета оказалось совсем не сложно, хотя в любой другой день именно над этим должен был бы поломать себе голову беглый раб. Но Эмнету хватало своих забот. Так или иначе, никто не пожелал заявить свои права на Шефа, а Эдрик, который, вообще говоря, в силу своей должности мог бы воспрепятствовать англичанину переходить на сторону викингов, казалось, решил умыть руки. Шеф без помех собрал свои скудные пожитки, извлек запасы еды, что хранились в укромном погребе, и стал готовиться в дорогу.

И все-таки один человек его выследил. Пока он стоял и раздумывал, не пойти ли ему поклониться напоследок матери, он вдруг заметил в двух шагах от себя замершую на месте тощую фигуру. То был Ханд, друг его детских лет, по обеим линиям происходивший от рабов и, пожалуй, самый бесправный и обездоленный человек во всем Эмнете. И однако Ханда было за что ценить. Никто в округе — не исключая самого Шефа — так досконально не изучил болота. Ханд мог без единого звука подплыть к гнезду куропатки и вытащить оттуда самку. В вонючей душной халупе, в которой он ютился вместе с родителями и их бессчетным потомством, часто находил приют детеныш выдры. Рыба, казалось, сама прилипала к его рукам, и он не испытывал нужды ни в лесе, ни в сетях, ни в удочке. Не было растения, свойства и названия которого не знал бы Ханд. И хотя был он на две зимы моложе Шефа, простые жители деревни уже вовсю обращались к нему как к лекарю или за целебным зельем. Со временем из него мог вырасти могущественный человек. Его бы уважали и боялись даже богачи и знать. Или бы попытались избавиться от него. Даже добрейший отец Андреас, которому Шеф обязан своим существованием, и тот несколько раз взирал на Ханда с опаской и подозрительностью. Мать Церковь не признает соперников.

— Я хочу пойти с тобой, — сказал Ханд.

— Это опасно.

Ханд ничего не ответил, что происходило всякий раз, когда он решал, что потребность в словах отпала. Ведь опасно было и оставаться в Эмнете. А объединившись, Шеф и Ханд, каждый на свой лад, могли оказать друг другу поддержку.

— Если ты пойдешь со мной, тебе придется снять с себя этот ошейник, — произнес Шеф, указывая на железный обруч, сомкнутый на шее у Ханда. — Сейчас самое время сделать это. До нас никому нет дела. Я принесу инструменты.