Путь Короля. Том 1 - Гаррисон Гарри. Страница 21
В общем, перед тем как ударить, надо первым делом иметь твердую почву под ногами, согласились оба. Это мысль толковая. Только в этот раз все пошло наперекосяк. Слишком долго они торчат здесь. «А все из-за короля Эдмунда, — закивали головами воины в очереди (они называли его Ятмундом), — все из-за него, и никто не знает, почему он ведет себя как последний дурак. Страну его пощипать и заставить его самого просить пощады ничего не стоит. Но жуть как не хочется возиться с Восточной Англией, — пожаловались викинги. — Времени на это уходит много, а толку с нее мало. Какой же дьявол мешает королю заключить сделку и столковаться с нами о цене? Ведь один раз его уже предупредили».
«Похоже, вы немного переборщили с предупреждением», — подумал Шеф, вспоминая потухший взгляд посаженного в лошадиную кормушку Вульфгара и тот неизъяснимый дух ярости, что всколыхнул все королевство и витал над ними на всем пути через леса и поля Восточной Англии. Но когда он спросил викингов, почему они так рвутся в Нортумбрию, самое большое, но, пожалуй, не самое процветающее из английских королевств, хохот, который грянул в ответ на этот вопрос, не унимался особенно долго. Когда же наконец ему открыли глаза на сцену с участием Рагнара Лотброка и короля Эллы, когда напомнили слова о старом борове и о поросятах, которые вскоре захрюкают, когда рассказали о Виге-Бранде, не побоявшемся в Бретраборге глумиться над Рагнарссонами, — тогда пробежал по спине его зловещий холодок. Он помнил слова, что слетели с посиневших, набрякших уст в змеином погребе архиепископа; он помнил, как чувство подсказало ему, что против всех них было обращено проклятие…
Теперь он знал, что свершается возмездие. Но этого было еще мало, чтобы утолить его любопытство.
— Почему ты заговорил о Преисподней? — спросил он как-то вечером Торвина, когда, покончив с работой, они поставили на остывавший горн высокие кружки с пряным элем. — Разве ты веришь в то, что существует место, где люди после смерти расплачиваются за земные грехи?
— А с чего ты взял, что «преисподняя» — слово христианское? — спросил его Торвин. — Тебе известно, что значит «рай, Царствие Небесное, Небеса»? — Торвин употребил английское слово — Heofon.
— Рай? Небеса? Ну… Это на небе… — смущенно пролепетал Шеф.
— Христиане считают Небеса местом вечного блаженства своих праведников. А слово это существовало задолго до того, как пришли христиане. Они его просто позаимствовали. И придали новое значение. Такая же история со словом «преисподняя». Ты ведь знаешь уже, что такое huldal — На сей раз он воспользовался норвежским словом.
— Это означает укрывать, прятать. То же самое, что по-английски — helian.
— Вот именно. Преисподняя — это то, что под покровом, то, что скрыто. То, что находится под землей. Простое слово — как и Небеса. Так что можешь теперь сам наделить эти слова еще каким-нибудь смыслом… А теперь отвечу на второй твой вопрос: да, мы верим в то, что существует место, где грешников после смерти наказывают за совершенные грехи. И кое-кто из нас это видел.
С минуту Торвин не проронил ни слова, словно бы обдумывая, насколько разумно с его стороны будет углубляться в объяснения. Когда же он нарушил молчание, с уст его сорвались звуки, напоминающие пение, звонкое, тягучее, наподобие того, что когда-то давно слышал Шеф в исполнении монахов из церкви при монастыре в Эли на рождественской службе.
Торвин потряс головой:
— Да. Мы верим в наказание грехов. Правда, у нас другие понятия о грехе, чем у христиан.
— Кого ты называешь «мы»?
— Выслушай меня, и ты все узнаешь. Я не раз уже думал о том, что я должен тебе это поведать… — Они потягивали приправленный травами эль. Затухающее пламя отбрасывало слабые блики на их тела. Жизнь в лагере замирала. Торвин, перебирая в пальцах свой амулет, вел свой рассказ: — Вот как это было…
Все это началось, — сказал Торвин, — в стародавние времена, быть может, лет сто пятьдесят до нашего рождения. Народом фризов, что живут напротив англичан на берегах Северного моря, правил один великий ярл, бывший в ту пору язычником. Но из-за сказок, которые нашептывали ему миссионеры из стран франков и Англии, а также во имя древнего родства, что связывало его народ с народом принявших христианство англов, он решил креститься.
Как велел обычай, крещение должно было свершиться прилюдно, под открытом небом, в огромной лохани, которую миссионеры соорудили для такого действа. После того как ярл Радбод окунулся бы в эту лохань и принял крещение, примеру его должны были последовать все знатные люди его двора, а за ними — все графство и весь фризский народ. Графство, а не королевство, ибо фризы слишком горды, чтобы удостоить кого-то из смертных титулом короля.
И вот ярл, облаченный поверх белых крестильных одеяний в пурпурную мантию и горностаевые меха, ступил на лестницу, что вела к краю лохани. Торвин утверждал, что нога его почти коснулась воды, когда внезапно он обернулся и спросил главного из миссионеров — родом тот был из франков, и франки звали его Вульфрамном, иначе — Волчий Ворон, — верно ли то, что коль скоро он, Радбод, примет сейчас крещение, предки его, ныне мятущиеся в пламени Преисподней вместе с другими нечестивцами, получат освобождение и будут ожидать появления своих потомков, чтобы взойти с теми в райские чертоги.
Нет, отвечал ему Волчий Ворон, они были язычниками, не принявшими крещение, и, стало быть, не заслужили спасения. Нет спасения, помимо того, что исходит от Святой Церкви. Для пущей убедительности он привел это изречение на латыни: Nulla salvatio extra eccesiam. И к тому же для попавшего в ад дорога обратно заказана. De infernis nulla est redemptio.
Но предкам моим, возразил ярл Радбод, никто не говорил о необходимости крещения. У них даже не было случая отвергнуть его! Они не выполнили то, о чем не имели ни малейшего понятия, и разве правильно после этого обрекать их на вечные муки?
Такова воля Господня, отвечал франкский миссионер и даже, возможно, пожал при этом плечами. И тогда Радбод поставил на ступень занесенную над лоханью ногу и во всеуслышание поклялся, что никогда не станет христианином. И уж если выбирать, то он лучше отправится в Преисподнюю к своим безвинным предкам, чем будет жить на Небесах вместе со святыми и епископами, которым неведомы честь и истина. И по всей Фризии начал он свирепо гнать и преследовать христиан, вызвав великий гнев франкского государя.
Торвин долго пил из своего кубка, затем тронул маленький молот, что свисал у него с шеи.
— Так это и началось. Ярл Радбод был мудрейшим из мужей. Он предвидел, что если только у христиан будут свои священники, они одни будут владеть книгами и письмом, тогда их проповеди в конце концов будут приняты всеми народами. В этом-то и есть сила и в то же самое время порок христианства. Христиане никогда не признают, что кто-то другой, помимо них, владеет хотя бы маленькой толикой истины. На полумеры они не идут. Шага навстречу никогда не сделают. А стало быть, для того, чтобы одолеть их, или по крайней мере приструнить и не пустить дальше, Радбод решил, что народы Севера должны иметь своих священников, которые будут нести слово истины. Тогда и был основан Путь…
— Путь, — напомнил ему Шеф, когда ему показалось, что Торвин, потерял желание продолжать.
— Ты спрашивал, кто мы такие. Мы — жрецы Пути. Перед нами стоит тройная задача. Такой она была всегда, с того самого дня, когда Путь пришел на северную землю… Первая наша забота состоит в том, чтобы проповедовать почитание старых богов, Эзира, Тора и Одина, Фрейра и Улля, Тюра и Ньерда, Хеймдалля и Бальдра. Те, кто верит в этих богов, носит амулет, подобный моему, во славу бога, более прочих любимого этим человеком. Меч носят люди Тюра, лук — Улля, рог — Хеймдалля. Молот же носят во славу Тора, как это делаю я и еще очень многие люди… Следующая обязанность наша — добывать себе хлеб трудом или промыслом. Я кормлю себя кузнечным ремеслом. Ведь нам не позволено уподобляться священникам-христианам, освободившим себя от труда, а вместо того принимающим подати и подношения от других людей, дабы обогащались монастыри их, пока вся земля стенает от их ненасытной алчности… Третье наше предназначение объяснить не так-то просто. На нас лежит ответственность за грядущее, за то, что произойдет с этим миром, — с этим, а не потусторонним. Видишь ли, христианам кажется, что этот мир — только вынужденная стоянка по дороге в мир вечный, и, стало быть, подлинная цель человека может состоять лишь в том, чтобы тронуться в дальнейший путь, сохранив в неприкосновенности душу. Иной ценности они за этим миром не числят. Ни заботы о нем, ни интереса к нему не питают. Они попросту отмахиваются от него… Но мы, люди Пути, верим в то, что настанет день, когда завяжется великая битва. Никто сейчас не может представить, насколько кровавой она будет. И разразится она именно в этом мире, так что долг всех нас — укреплять нашу армию, армию богов и людей, чтобы выдержать решающий бой… Вот почему, помимо занятия делом и ремеслом, возложен на нас долг совершенствовать свое мастерство. Ежечасно должны мы спрашивать себя, что нового, необычного можем мы привнести в свой труд. Наивысшей же похвалы удостоится меж нас тот, кто сумеет талант свой направить на ремесло, которое не было до того известно среди людей… Я сам бесконечно далек от того, чтобы стяжать подобную славу. И все же за время, что отделяет нас от ярла Радбода, люди Севера успели научиться многому… Даже на Юге прослышали о наших делах. В городах мавров, в Кордове и Каире, в городах, где обитают люди с голубой кожей, идет молва о людях Пути, о северных огнепоклонниках, majas, как они нас называют. И теперь они засылают к нам своих лазутчиков, чтобы те, глядя на нас, обучались… Но христиане никого к нам не шлют. Они по-прежнему уверены, что никто, кроме них, не владеет всей полнотой истины. Что только им ведомы путь к спасению и понятие греха…