Одна из тридцати пяти - Романова Елена Алексеевна. Страница 36
— Ваше сиятельство, — раздался голос за дверью, а затем и стук. — Прибыл отряд Девилля.
Райт упрямо игнорировал своего помощника. Мы все еще лежали на полу, и теперь я поняла — как. Рука мужчины плотно сжимала в кулаке мои волосы, другая скользила по моей шее. Райт, большой и тяжелый, навис сверху.
— Ваше сиятельство, у Девилля срочное донесение!
— Пусть катиться к дьяволу… — хрипло прошептал советник, разглядывая мое лицо. В моем взгляде, кричащем о продолжении, он прочел то, что заставило его издать короткий мужской стон.
И вместе с тем мы оба понимали, что не пройдет и секунды, как Райт уйдет.
— Подождешь меня? — спросил он.
Я плавилась под этим взглядом, и вместе с тем понимала, что этот человек, в руках которого сосредоточена вся сила Хегея, подвластен лишь одному — желанию завладеть мной.
— Здесь?
— Где угодно, — произнес, склоняясь к моим губам, замирая, едва сдерживая новый порыв, — только скажи где.
— Я… — язык не поворачивался озвучить то, о чем давно кричали глаза. — Я… о, Райт, я ведь… мы…
— Ты ведь давно поняла, что я сделаю для тебя все, что угодно, — прошептал, лаская подушечкой большого пальца мои губы. — Только прикажи.
— Но…
— Нет никаких «но», теперь уже нет. После того, что я видел…
— Видел? — робко переспросила, чудовищно покраснев.
— В твоих глазах, Джина.
— Но… — снова пролепетала, осознавая смущающую и безумно волнительную правду, — я не могу быть с вами… я еще никогда…
Я еще никогда с таким желанием не хотела отдаться мужчине. И это чудовищно, потому что лорд Берингер был женат на самой последней дряни, но факт оставался фактом.
В дверь снова постучали — уже настороженно и бойко.
— Милорд?! — голос Саргола был по-прежнему беспристрастно-вежливым.
Райт поставил руки по обе стороны от моей головы, и сказал довольно самоуверенно:
— Поцелуй меня.
— Ч-что?
— Ты знаешь, что я хочу намного больше. И, не смотря на твою невинность, понимаешь, что именно. Но я готов подождать, Джина. Я умею ждать.
Не зная, что сказать, я приподнялась на локтях и скромно по-детски прижалась губами к его губам. Этот поцелуй был жалким и совершенно глупым по сравнению с тем, что некоторое время назад вытворял со мной Берингер, но мужчина нетерпеливо вздохнул и прошептал:
— Я вернусь. Скоро.
Если бы не голос — чувственный, низкий, тягучий — это можно было счесть угрозой. Впрочем, даже пытки не заставят меня произнести вслух пугающую откровенную правду. Это было бы слишком безумно и обличительно. А надо было просто сказать: «Я хочу, чтобы вы сделали со мной все то, что делает мужчина с женщиной».
ГЛАВА 18
Может, она и заслужила это — кто знает?
Генриетта опустилась на стул, сохраняя внешнюю безмятежность в каждой черте побледневшего лица. Она никогда бы не подумала, что супруг решиться озвучить правду. Одно дело подозревать Райта, но совершенно другое осознать, что муж предал все самое светлое, что было между ними. Унизил, растоптал… уничтожил Эдмунда.
— Неужели, — вымолвил король сыну, растягивая губы в кровавой улыбке, — ты думал, я позволю тебе сесть на трон? Тебе? Белокурой неженке?
Принц в тот момент походил на ребенка, у которого отняли игрушку. Его лицо вытянулось, в глазах застыло недоумение и растерянность. Когда-то в детстве, она застала его таким же напуганным и сбитым с толку, когда он потерялся в парке. И сейчас он снова выглядел беспомощным, лишенным опоры.
— Мама… — принц ворвался в комнату, жалобно зовя мать.
— Ты знала! — закричал он, вставая перед ней. — Ты знала! Знала!
Она медленно перевела взгляд на лицо сына. Кого она видела перед собой? Мужчину? О, ей давно пора признать, что Эдмунд далеко не так силен, мужественен и хитер, как Райт Берингер. Но Эдмунд ее единственный сын, законный наследник Хегейского королевства, и она никому не позволит в этом усомниться.
— Только не ты, мама! — сокрушался принц, сжимая кулаки.
— Успокойся и сядь, — холодно и жестко приказала она, приводя сына в замешательство, — прекрати истерику, Эдмунд. Стань, наконец, мужчиной.
— Я — мужчина! Мужчина, ясно тебе?! — заорал он, стремительно краснея. — Я — законный сын короля. Я, а не какой-нибудь ублюдок!
— Он назвал имя своего бастарда перед всем советом, — произнесла Генриетта, — признал Райта лордом-протектором до совершеннолетия Уильяма. Гореть ему в аду за это. Но мы, Эдмунд, теперь должны быть крайне расчетливы и умны. Нам нельзя ошибаться. Тебя поддержит большая часть совета, вассалы короля не захотят видеть у власти сына сакрийской рабыни, пусть и в роли регента.
— Ты не сказала мне, что Стелла родила королю очередного ублюдка. Ты не сказала!
Королева усмехнулась, приподняла изящную тонкую бровь.
— Я берегла тебя от этой правды.
— Неужели нельзя было избавиться от него?
— О, я пробовала. Стеллу заперли в монастыре Листана, оградили от меня, охраняли, как зеницу ока.
Эдмунд рухнул перед ее стулом, положил голову ей на колени, судорожно вздрагивая.
— Ненавижу! Ненавижу! Не…на…ви…жу… — рыдал он, стискивая ткань ее юбки.
Генриетта опустила руку, касаясь шелковых волос сына. Она отстраненно смотрела в окно, сердце ее сжималось от боли.
— Ничего, Эдмунд, ничего…не беспокойся, — вымолвила она, — ты станешь королем, обещаю. И ты увидишь, как будут мучиться твои враги.
— Хочу голову Райта! — просипел он. — Хочу, чтобы он сдох!
Королева печально улыбнулась, но не успела ответить, как на пороге появился лорд Тесор.
— Ваше величество, — почтительно склонился он. — У меня для вас послание от его величества лорда-протектора, регента Райта Берингера.
В воздухе повисло напряженное молчание. Эдмунд поднял голову, свирепо взирая на начальника стражи, поднялся, выхватывая нож, но мать вцепилась в его рукав, бросив Тесору:
— Сейчас не лучший момент для этого, милорд. Оставьте нас.
Но Тесор не сдвинулся с места.
— У меня приказ регента Хегея передать вам послание. Лично в руки.
— …я убью его… убью… — захрипел Эдмунд, стиснув зубы.
Королева поднялась, смерив начальника стражи обжигающим презрительным взором. Она подошла, сохраняя достоинство, показывая все свое величие и бесстрашие. Протянула руку ладонью вверх. Тесор вложил в ее ладонь письмо, скрепленное печатью.
— А теперь прочь! — ее ресницы вспорхнули, взгляд полоснул по мужчине. — Убирайтесь из дворца, если вам дорога жизнь.
— Ваше величество, мой долг своему королю — быть здесь.
— Я — твой король! — взорвался Эдмунд. — Я! Я! Понятно тебе?!
Тесор ответил почтительным спокойствием на этот поток истерики.
Между тем королева сломала печать, развернула послание, пробежав глазами по строчкам.
— Помолчи, Эдмунд, — приказала она, сжимая бумагу в кулаке. — Что-то еще, лорд Тесор?
— Будет ли ответное послание?
Генриетта прикрыла веки, справляясь с эмоциями, и произнесла срывающимся голосом:
— Нет… теперь нет.
Начальник стражи поклонился и удалился, ловко чеканя шаг.
— Что? Что там было? — вопрошал принц, указывая на зажатую в кулаке матери записку.
— Объявление войны, — королева вновь села на стул, отвернувшись к окну и стиснув челюсти, — а теперь оставь меня, Эдмунд. Мне нужно побыть одной.
— Но…
— Не спорь! — повысила голос.
Принц выругался и, махнув рукой, выбежал прочь.
Гнетущая тишина заполнила комнату, поселяясь в душе королевы. Королевы, обреченной на вечное ледяное одиночество. Она прижала к губам пальцы, зарыдала горько.
Райт требовал ее низвержения, отказа от притязаний на престол в обмен на жизнь лорда де Хога. В обмен на ее любовь, ее любимого юношу! И она готова отказаться от него ради цели более высокой. Но как же это больно.
Генриетта вдруг смахнула слезы, тяжело вздохнула. Когда ее сын станет королем — а он станет — она вырвет животрепещущее сердце Райта Берингера, наблюдая, как он корчиться от боли. И это будет самый счастливый день в ее жизни.