Случайная свадьба - Грейси Анна. Страница 40

– Если хотите, можете спать здесь. Со мной.

Вот она это и сказала.

Последовала продолжительная пауза. Она даже подумала, что он ее не услышал. Потом из темноты послышался глубокий голос:

– Если я буду спать с вами, то не смогу устоять.

Мэдди проглотила комок в горле.

– Я не хочу, чтобы вы устояли.

Глава 14

Он молчал, и его силуэт на фоне огня в камине был неподвижен. В окна барабанил дождь.

– Я знаю, что у этого не будет продолжения, – сказала Мэдди. – Я знаю, что утром вы уедете, и ничего от вас не хочу, кроме этой единственной ночи.

– А что будет потом?

– Я вернусь с детьми в Лестершир.

– Но…

– Этот вопрос не подлежит обсуждению! – воскликнула она, не желая думать о будущем. – Но если вы меня не хотите, то…

– Я вас хочу, – прервал ее уверенный глубокий голос, от которого у нее перехватило дыхание. – Я хочу тебя, – повторил он, – но ты уверена в себе? Потому что, как только я окажусь в твоей постели, назад пути не будет.

– Я уверена, – почти шепотом ответила она, и это было правдой, несмотря на все ее сомнения и страхи.

Ее страшила перспектива прожить всю оставшуюся жизнь, горько сожалея о том, что не занялась любовью с Нэшем, и этот страх пересилил все прочие тревоги.

Услышав шуршание ткани, когда он отбросил одеяло, поднимаясь со своей постели, она собралась с духом, ожидая, что он сразу же явится в ее кровать. Но он ее удивил.

– Я подброшу в огонь дров. Не бойся, топлива тебе хватит – через несколько дней я пришлю к тебе человека с возом дров.

Это было подсознательное напоминание о его новом положении хозяина поместья. Такой жест, хотя и сделанный из самых добрых побуждений, лишь убедил бы жителей деревни, что она его любовница.

– Это будет чудесно, – сказала она.

Он мог сжечь хоть все запасы ее топлива – ей это было безразлично. Все равно она скоро уезжает.

«Сжечь ее дрова» звучало почти так же, как «сжечь ее мосты».

Эта единственная ночь принадлежала ей, она станет ее звездным часом, глубоко личным тайным воспоминанием, которое будет согревать ее в длинные одинокие ночи, ожидавшие ее впереди.

Она лежала тихо, едва дыша, и наблюдала, как он, чуть заметно хромая, передвигается по коттеджу. Ночная рубаха викария была узка ему в плечах, слишком широка в поясе и едва прикрывала бедра.

Он разжег в камине яркое пламя, прогнавшее ночные тени, а с ними и ее тревоги. Потом он взял пригоршню свечей и, очень по-мужски поместив в самые неподходящие контейнеры, зажег их и расставил вокруг кровати.

– Ты не возражаешь? – спросил он. – Если это наша единственная ночь вместе, я хочу запомнить все, включая то, как ты хороша, в чем мать родила.

– Нет, я не возражаю, это великолепно.

Ей тоже хотелось запомнить его – с золотистой кожей, мужественного и… абсолютно неотразимого.

Ее ночная сорочка была старой и залатанной. Как бы ей хотелось иметь что-нибудь красивое, чтобы надеть для него.

Может быть, ей следует теперь раздеться?

Но она была слишком робкой, чтобы снять сорочку, пока он сам еще не разделся.

Он торопливо направился к кровати, и его хромота стала заметнее.

– Брр, этот каменный пол совсем меня заморозил. Мы должны застелить его коврами.

Она понимала направление его мыслей. Он хотел обеспечить ей комфорт, полагая, что получит право заботиться о ней.

Но этому не бывать. Не будет она жить у него на иждивении, когда вся деревня обо всем знает и наблюдает за ними. И когда все это отражается на детях.

И все же приятно, что он об этом подумал.

К ее коже прикоснулась струя холодного воздуха: это он приподнял одеяло и улегся рядом с ней. Она вздрогнула, когда икры его ног прикоснулись к ее лодыжкам.

– Я думаю, что теперь твоя очередь греть мне ноги, – пробормотал он.

Лежа рядом с ней на боку, он пригладил упавшую на ее лицо прядь волос.

– У тебя необычайно красивые глаза, – сказала она.

Она наклонилась вперед и поцеловала его. Получилось торопливо и неуклюже – они стукнулись зубами, – но он удержал ее, положив на плечо руку. Другой рукой он обхватил ее затылок и, завладев губами, взял контроль над ситуацией.

Мэдди провела руками по его плечам, прикрытым чистой ночной рубахой, от которой пахло солнцем, мылом и только что побрившимся мужчиной. Его плечи под тканью были теплыми и твердыми, и он улыбнулся, словно большой ленивый кот, наслаждаясь ее явным одобрением того, к чему она прикасалась.

Она запустила пальцы за полурасстегнутый ворот ночной рубахи, обласкав мощную колонну его шеи.

Издав какой-то гортанный звук, он поймал ее руку и поцеловал в ладонь.

– Может быть, мне снять рубаху? – спросил он.

У нее пересохло во рту.

– Да, – хрипло ответила она.

Он моментально сел, снял рубаху через голову и отбросил в сторону. И остался нагим. Таким же нагим, каким был в ту первую ночь в ее постели. Но на сей раз, в эту единственную драгоценную ночь, он принадлежал ей, чтобы она могла ласкать его, ощущать и любить.

Отблеск огня танцевал по его золотистому, длинному и твердому телу. Мэдди с наслаждением провела ладонями по мощным плечам, сильным предплечьям и широкой груди.

– Ты так красив, – прошептала она.

– Нет, это я должен о тебе сказать.

Он взял в руки ее толстую косу и принялся медленно расплетать ее, бормоча что-то о шелке и пламени, прижимая ее волосы к лицу, пропуская их сквозь пальцы и раскладывая по плечам. Когда он закончил, его пальцы остались лежать чуть повыше ее грудей.

– Хочешь, чтобы я сняла… – начала было она, поднимая руки к застежке своей сорочки.

– Нет. – Он остановил рукой ее пальцы и улыбнулся, заметив ее удивленный взгляд. – Еще не время.

Не дав ей спросить «почему?», он обрушил на ее лицо множество нежных, словно летний дождь, поцелуев.

Она, как кошечка, потерлась об него и снова с наслаждением провела рукой по его груди и плечам. Его кожа, прохладная на ощупь, теплела от ее прикосновений, и его внутренний жар проникал в нее, как это было в те ночи, когда они спали вместе.

Он проделал поцелуями дорожку от уголка ее губ, по скуле и вниз по горлу.

У нее припухли губы, ставшие вдруг сверхчувствительными, хотя он едва прикоснулся к ним. Ей хотелось таких же глубоких поцелуев, какие она испытала прежде, и она наслаждалась приятным предвкушением. У нее была всего лишь одна эта ночь с ним. И она не хотела из-за спешки пропустить хотя бы один ее момент.

Но она была голодна… а он представлял собой настоящее пиршество.

Ее пальцы, помимо ее воли, слегка прикоснулись к его маленьким твердым соскам. Интересно, такие ли они чувствительные, как у нее? Она обвела вокруг них ноготками, слегка поцарапав каждый словно разыгравшаяся кошечка. Он издал стон и двинулся навстречу ее пальцам, требуя большего.

Ее красивый… лев? Нет. Элегантный, мощный, рыжевато-коричневый, он был скорее похож на кугуара.

Она по-кошачьи лизнула его солоноватую кожу, ощутив ее пряный вкус. Он напрягся. Может быть, ему не понравилось?

Она подняла взгляд и заметила промелькнувшую белозубую улыбку.

– Еще, – пробормотал он.

На этот раз она очень осторожно укусила твердые соски, и он, задрожав, выгнулся ей навстречу. Она улыбнулась, ощутив свою женскую силу, и тут же охнула, когда он прикоснулся к ее груди сквозь ткань сорочки.

Он погладил грудь так деликатно, что она могла бы и не заметить. Но у нее каждое прикосновение вызывало безудержную дрожь. Ее груди были болезненно чувствительными, и затвердевшие соски приподнимали ткань, жаждая его касаний.

– А теперь… – сказал он и потянулся к пуговкам ее сорочки.

Она хотела помочь ему – ей не терпелось ощутить его обнаженное тело рядом со своей кожей, – но он снова остановил ее:

– Я сам расстегну.

Она затаила дыхание.

Расстегнув маленькую костяную пуговку, он нежно поцеловал ее в щеку. Как бы ни был великолепен поцелуй, Мэдди хотела большего.