Асы шпионажа - Даллес Аллен. Страница 39

Образно говоря, это напоминало мир насекомых, когда паук терпеливо поджидает муху. Как только она запутается в его паутине, он бросается на нее – таков закон природы, противиться которому не в состоянии оба.

Однако Фукс, как говорится, еще не созрел. Внешне он оставался совершенно спокойным, продолжая ходить на работу. Его друзья в Харвелле ничего не знали о происходившем и ничего по нему не замечали.

Но вот среди сотрудников отдела Фукса произошел скандал, причиной которого послужила любовная история, в результате которой женщина попала в больницу. В атмосфере всеобщего доверия и дружеских взаимоотношений сотрудников случившееся выглядело ужасно. Фукс принял происшедшее близко к сердцу, часто навещая несчастную женщину в больнице. Вполне возможно, что этот скандал послужил для него сигналом начала развала той жизни в Харвелле, которую он хорошо знал и любил. Во всяком случае, он побудил его принять решение. 22 января, в воскресенье, он позвонил Арнольду и сказал, что хотел бы поговорить с ним в частном порядке. Они условились встретиться на следующий день в ресторане железнодорожной гостиницы в Стеветоне. За обедом они много говорили о политике, причем Фукс заявил, что он против той линии, которую сейчас проводят коммунисты в России, и дал понять, что хотел бы снова встретиться со Скардоном. И они договорились, что Скардон навестит Фукса 24 января, во вторник, в одиннадцать часов утра у него на квартире.

Арнольд встретил Скардона на железнодорожной станции Дидкот и подбросил в Харвелл. Далее тот направился в дом номер 17. Прошло уже более десяти дней с момента их последней встречи. Фукс за это время заметно изменился, выглядел необычно бледно и взволнованно.

Вместо приветствия Скардон сказал:

– Вы хотели меня видеть – и вот он я.

– Да, – ответил Фукс, – мне надо с вами пооткровенничать.

Однако его вдруг охватили сомнения, правильно ли он собирается поступить. И он вновь принялся рассказывать о своей жизни, вспоминая подробности, о которых уже упоминал ранее, – о днях своей подпольной деятельности в Берлине, о своем отце (который к тому времени переселился в Лейпциг), о своих друзьях в Харвелле, значении своей работы в атомном центре и своей незаменимости. Он рассказывал о себе, почти не добавляя ничего нового, но сильно жестикулируя. Щеки его впали, глаза ввалились.

Часа через два Скардон прервал его, сказав:

– Вы рассказали мне длинную историю, как пришли к своей деятельности, не сообщив ничего о ней самой.

«Почему бы теперь не отказаться от затеянной игры? – подумал Фукс. – Почему не признаться во всем, чтобы оно осталось в прошлом? – мучительно размышлял он. – Возможно, и Скардон сумеет мне помочь».

Фукс помолчал несколько секунд, затем твердо произнес:

– И все-таки вы не заставите меня говорить об этом.

– Хорошо, – согласился тот. – А не стоит ли нам перекусить?

По Харвеллу разъезжала автомашина, в которой можно было купить готовую к употреблению рыбу, картофельные чипсы и кое-какую закуску. Как раз сейчас она следовала мимо дома Фукса.

– Может быть, нам что-нибудь купить? – спросил Скардон.

– Нет, – возразил Фукс. – Поедем лучше в Абингдон.

Сидя за рулем своей серой спортивной машины, Фукс гнал все десять километров на скорости, граничившей с безумием. Он срезал повороты, обгонял шедший впереди транспорт, проскакивая в небольшие разрывы между ними, пока резко не затормозил около самого большого отеля Абингдона.

Английский ресторан в сырую зимнюю погоду во второй половине дня был не лучшим местом для драматических событий. Поскольку в зале было довольно много посетителей, Фукс и Скардон, выбрав себе блюда из не слишком разнообразного меню, пообедали, переговариваясь о пустяках, о новостях Харвелла, о его людях и тому подобном. Беседа носила поверхностный характер. Затем они направились в бар выпить по чашечке кофе. Скардон заговорил об отъезде профессора Скиннера из Харвелла и поинтересовался, кто займет его место. Фукс ответил, что не знает.

– Ведь вы являетесь в центре третьим человеком, не так ли? – произнес Скардон. – Может быть, вы получите эту должность?

– Вполне возможно, – ответил Фукс.

Но Скардон недоверчиво покачал головой. В сложившейся ситуации это было маловероятно. Вдруг Клаус вскочил и сказал:

– Давайте вернемся.

На этот раз они ехали очень медленно, тащась за грузовиком, шедшим на скорости, не превышавшей двадцати километров в час, но Фукс даже не попытался его обогнать. Молча остановились они перед маленьким сборным домиком Фукса и не успели вылезти из автомашины, как тот произнес, что должен что-то сообщить Скардону. Он принял решение признаться. Совесть его была чиста, но он беспокоился о друзьях в Харвелле – что-то они о нем подумают?

– Когда же это началось? – спросил Скардон.

– Где-то в середине 1942 года и продолжалось до прошлого года.

Семь лет! Это же был, по сути, весь период создания атомной бомбы – от проекта до взрыва. Это были годы работы над программой в Англии и Америке – Нью-Йорке и Лос-Аламосе. Холодок пробежал по спине Скардона. Это говорило не о просачивании каких-то деталей или цифр, а о предательстве самого большого размаха.

Начав говорить, Фукс сразу же почувствовал облегчение и принялся рассказывать о невероятных вещах, быстро и сбивчиво. Встречи его проходили нерегулярно, но довольно часто, причем первый шаг сделал он сам. Предварительно правда. переговорив с посредником, который подготовил их первую встречу. В последующем каждая очередная встреча обговаривалась заранее, при этом назначалась запасная дата на всякий случай. Вначале он сообщал тому русскому только о результатах собственной работы, но затем стал давать информацию по всей программе в целом – конечно, то, что ему было известно. На связь он выходил не только с русскими, но и те представителями других национальностей. Ему с самого начала было ясно, что он рискует своей головой, но с этим ему приходилось сталкиваться еще в период нелегальной работы в Германии. Затем Фукс рассказал о своих контактах в Нью-Йорке, Лос-Аламосе и Лондоне вплоть до февраля 1949 года, когда он не пошел на очередное рандеву. С того времени и русские на него не выходили. Все встречи проходили накоротке: он передавал документы, обуславливалась следующая встреча, и они расходились в разные стороны. Связники иногда передавали ему вопросы, которые, судя по их характеру, задавали люди, хорошо разбиравшиеся в технических проблемах.

Фукс настолько быстро говорил, что у Скардона не было возможности ни что-нибудь записать, ни прервать его. Когда он все же уловил небольшую паузу, то спросил Фукса, что он конкретно передал русским.

Самым важным во всей информации был, несомненно, способ изготовления атомной бомбы.

Следовательно, это была правда. Таким образом, Фукс потерял всякую возможность остаться в Харвелле или занять какую-то другую должность – перед ним были открыты только двери тюрьмы. Оставалось лишь довести игру до конца так, чтобы он ни о чем не умолчал. Вместе с тем следовало как можно быстрее закончить разговор, чтобы посоветоваться с начальством и записать важное признание.

Но Фукс продолжал говорить, подробно объясняя, что в конечном итоге передал русским лишь принцип создания атомной бомбы, поэтому их задачей было изыскание возможностей для ее изготовления, и он сам несказанно удивлен тем, что им удалось уже в прошлом августе произвести взрыв.

Конечно, он знал о том, что они в научно-техническом отношении ушли далеко вперед, но не представлял себе, как им удастся столь быстро решить финансовые и научно-производственные проблемы.

Что касается его информации за последние два года, то он сужал ее с каждым разом, так как у него появилось сомнение, правильно ли он поступает. Хотя он продолжает верить в коммунизм, но не в такой форме, как он в настоящее время осуществляется в России. С таким надо обязательно бороться. И он решил для себя, что единственной страной в мире, где он сможет жить, является Англия. Исходя из этого, он перешел к разговору о друзьях. Что они будут думать о его поступке – в особенности Арнольд, которого он фактически подвел?