Последнее звено - Каплан Виталий Маркович. Страница 9

А телеги наши меж тем уже заходили в какой-то проулок, по обеим сторонам которого тянулись огромные сараи.

– Прибыхом, – улыбнулся мне Ксанфе. – Амбары те суть приказны.

Потом была суета, выпрягание лошадей, разгрузка телег. Веревку с моей шеи наконец сняли, спустили на землю. Ксанфе взял меня за локоть и повел куда-то внутрь.

Там оказалось довольно светло – из-за факелов. Но совсем не таких, как в исторических фильмах. Не чадили, не воняли, горели необыкновенно ярко. Вполне даже сравнимо с электричеством.

Ксанфе явно знал, куда идти. Протащив меня по широкому коридору, он нашел высокого седобородого старика и минут пять ему что-то втолковывал, показывая на меня. Говорили они тихо, лишь изредка доносилось: «Афонасий де рече», «лазняки», «хвороба». Потом он развернулся и вышел, на прощание хлопнув меня по плечу – не боись, мол, все путем будет.

Старик внимательно оглядел меня и сказал:

– Вой рече, имя ти Андрей. Лет елико суть?

– Девятнадцать… С половиной, – пробурчал я, уставясь на свои голые ноги.

– Идемо, Андрее. Облик вземши, поснедаеши…

Поснедать – это было очень кстати. Пускай всего-то разносолов – ломоть хлеба, вяленая рыба и подкисленная чем-то вода, но старик, по крайней мере, не жмотился в количестве.

Потом меня завели в какую-то каморку и лязгнули снаружи засовом. Внутри обнаружилась охапка сена. Наверное, это здесь считается постелью. Вверху, под самым потолком, маленькое, крест-накрест забранное двумя железными прутьями окошко. Солнце, по моим прикидкам, уже опустилось за горизонт, но в каморке было пока довольно светло. Читать, конечно, я бы не смог, а вот разглядеть удобства – вполне. В углу зияла дыра сантиметров тридцати в диаметре, голова уж точно пролезет. Где-то в глубине слышался рокот текущей воды. Уж не канализация ли?

Наверное, в моих обстоятельствах полагалось бы не спать всю ночь, изводить себя вопросами, воображать многочисленные ужасы. Но ничего подобного – я как свалился на это сено, так и заснул, и не снилось ничего. Видимо, сегодняшний объем впечатлений равен одному удару по башке… Интересно все-таки, кто же это меня там, в подвале, оприходовал…

Утро началось со скрежета отодвигаемого засова. Я приподнялся, завертел головой – и сразу все вспомнил.

Каморка была залита нежарким еще, золотистым солнцем. Солома моя разметалась по полу, и немалая ее часть застряла у меня в волосах. Пришлось причесываться пальцами. Тупое занятие, конечно.

Дверь поехала вперед, в комнату вошел вчерашний дед.

– Изоспамши? – пробасил он. – Ну, пойдемо. Поснедамши да и на торг.

О, точно! Как я мог забыть – сегодня же собираются меня продавать вместе со всем моим неисчерпаемым запасом доброты! Хорошо хоть, сперва пожрать дадут.

Да, для Средневековья тут нравы были какие-то вегетарианские. Дед, как и вчера, провел меня на кухню, распорядился – и заспанная бабища необъятных размеров поставила передо мной миску какого-то варева. Даже ложку деревянную выдала.

Кухня тоже потрясала размерами. По площади – как трехкомнатная квартира, если внутренние перегородки убрать. Три здоровенные печи, длинный, метров десять, стол, вдоль которого с обеих сторон тянутся узкие лавки, на стенках – пучки сушеных трав, полочки повсюду прибиты с какой-то непонятной утварью.

Похлебка оказалась вполне терпимой. Какие-то разваренные овощи, правда, без малейших признаков мяса. Но горячая, в животе сытно – что еще надо холопу?

– Пойдемо, – тронул меня за плечо старик.

– Продаваться за корзину печенья? – буркнул я. – Ну, типа пойдемо.

Старик, похоже, иронии моей не понял, но отвечать не стал. Просто велел жестом идти за ним и неторопливо зашагал по коридору.

Вчера, по крайней мере, понятно было. Нацеленные на меня копья, аркан на шею… А вот как объяснить сегодняшнюю беспечность? Что мне стоит прыгнуть сзади на старика, задушить – и дать отсюда деру?

Правда, такого хрен задушишь, фигура вполне себе атлетическая. А деру… Знать бы еще куда. Меня тут в полчаса выловят, и тут уж последствия вполне воображаемы.

Мне сделалось кисло от собственной сознательности. Нет, никто и никогда не споет песню моему храброму безумству. Не сокол я, а глупый пингвин. Хотя, может, и не очень глупый.

Идти пришлось недолго – старик вывел меня в огромную комнату, вернее, даже зал. Значительно больше, чем вчерашний склад сундуков.

Здесь сундуков не оказалось, но вдоль бревенчатых стен тянулись широкие прилавки, где была разложена всякая всячина. Я тут же начал разглядывать, точно в магазине.

Да ведь это и был магазин! В глазах рябило от разнообразия. Висели всякие ткани – зря я вчера решил, будто они не умеют их красить. Все расцветки, прямо как радуга. Все виды – от шелка до брезента. Какие-то резные каменные чушки, шкатулки, потом вдруг на соседнем лотке – инструменты. Напильники разные, стамески, отвертки, шурупы… Ничего себе, тут и до шурупов додумались!

А когда я взглянул налево – чуть не сел на пол от удивления. Там был велосипед! Самый настоящий, самый земной велосипед. Не навороченный, без каких-либо современных прибамбасов, на таких пожилые дачники ездят…

Волосы у меня встали дыбом, а под волосами зашебуршились самые разные мысли. В то, что велосипед родом из этого подозрительного Средневековья, мне не верилось ничуть. А если он оттуда же, откуда и я, значит…

Именно. Велосипед оттуда же. И у нас с велосипедом общая судьба – нас кто-то здесь купит. А чтобы нас здесь купили, нас нужно было оттуда забрать. Значит, кто-то знает дорогу? Это вдохновляло.

– Уставися зде. – Старик подвел меня к углу, выделенному веревочной загородкой, и жестом велел войти внутрь небольшого, полтора на полтора метра, квадрата.

Прислонившись к стенке, я продолжил разведку местности. Отсюда, из моего утла, деталей было не разглядеть, но общая картина просматривалась вполне отчетливо. Света хватало – все те же продвинутые факелы, не дававшие ни дыма, ни копоти, а по яркости сравнимые с лампочкой ватт на сто.

Продавцов тут никаких не обнаружилось, но в дальнем углу возле входа имелся монументальных размеров стол, за которым восседал худенький и бледненький дядька, одетый в коричневый балахон. Перед дядькой лежали горкой несколько амбарных книг. Наверное, с этими книгами сочеталась бы чернильница с гусиным пером, но вот чего не было, того не было. Дядька скучающе поглядел на меня, отвернулся, достал откуда-то небольшой молоточек и три раза ударил им по столешнице. Судя по звуку, там стояла металлическая тарелка.

Тут же двери распахнулись, и в зал начали входить люди, по всей видимости, покупатели. Нет, они не ломились толпой, как это бывает при открытии всяких наших «Ашанов» и «Пятерочек». Спокойно заходили, не торопясь, и вид у них был какой-то сонно-скучающий.

Не сказать, чтобы их было сильно много. Человек, может, двадцать. Больше мужчины, но и слабый пол тоже имелся в наличии. Три тетки явно за тридцать, в длинных, до пола, юбках, на головах не платки, а что-то типа плоских шапочек. Естественно, тетки устремились первым делом к тканям.

Оказалось, это магазин самообслуживания. Выбрав товар, покупатели просто несли его к столу около выхода, бледный дядька о чем-то с ними говорил, потом писал что-то в амбарные книги. Я не заметил, чтобы кто-то передавал ему деньги. Впрочем, с двадцати метров не очень-то и разглядишь.

Мною никто не интересовался. Скоро я устал стоять и сел на корточки, прислонившись спиной к стене. Ощупал затылок – шишка имелась, и мощная, но уже совсем не так болела, как вчера. Да и голова больше не кружилась. Наверное, били меня все-таки с расчетом не попортить товар.

Товар. Вот оно, ключевое слово. Я – живой товар, меня сейчас купят, и… В голове тут же замелькали картинки из учебника истории. Изможденные рабы строят пирамиду фараону Хеопсу и приговаривают: «Чтоб ты сдох!», а надсмотрщики поддерживают бичами трудовой энтузиазм. Древний Рим, восстание Спартака, всякие там цепи, плети, колодки и прочий инвентарь маньяков. Русь, крепостное право, на конюшне розгами, ребенка затравить стаей борзых – я ж человек грамотный, мама таки заставила «Карамазовых» прочесть, год зудела над ухом, что без этого вообще нельзя считаться культурным человеком. Кстати, не такой уж отстой, Федор-то Михайлович не только старушек-процентщиц умел мочить, но и лихо закручивал детективы. Пожалуй, не хуже, чем у Акунина.