1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 27

— Тем не менее, — вставила Аомамэ, — пару дней назад этот любитель домашнего насилия успешно скончался от инсульта в отеле на Сибуе.

— «Успешно скончался»? — переспросил Тамару и цокнул языком. — Слишком прямолинейно. Лично мне больше нравится: «Получил от Небес воздаянье». Как бы там ни было, в причине его смерти сомнений нет, а сумма страховки не такая высокая, чтобы страховая компания в чем-то засомневалась. Наверняка жене выплатят все сполна. Уже это для нее — неплохие деньги, чтобы начать все сначала. Ни тебе трат на адвокатов, ни проволочек с разводным процессом. Ни самих бюрократов, ни проблем от их же решений. Все условия для нормальной психической реабилитации.

— Не говоря уже о том, что это отродье больше не сможет ходить по земле и выбирать себе очередную жертву, — добавила Аомамэ.

— Кара Небес, — кивнул Тамару. — Случайный инсульт. Раз — и все встает на свои места. Каков финал — таковы и результаты.

— Если, конечно, где-нибудь существует финал, — сказала Аомамэ.

Тамару поджал губы в гримасе, отдаленно напоминавшей улыбку.

— Финал обязательно есть, — сказал он. — Хоть и без вывески «Конечная станция». Ты когда-нибудь видела лестницы с надписями «Эта ступенька — последняя»?

Аомамэ покачала головой.

— Вот и здесь так же, — сказал Тамару.

— И все-таки, — возразила она, — если жить по совести, с открытыми глазами, разве не ясно, когда и где наступит твой финал?

— Ну, даже если не ясно… — Тамару повертел в воздухе пальцами, но тут же осекся. — В любом случае, этот парень до своего финала дополз.

Какое-то время оба молча слушали пение птиц. Стоял тихий апрельский вечер. Без малейших признаков бытового насилия.

— Сколько женщин у вас сейчас живет? — спросила Аомамэ.

— Четверо.

— И все — в похожей ситуации?

— Так или иначе, — кивнул Тамару. И поджал губы: Хотя трое, по крайней мере, не в такой глубокой заднице. Мужья их, конечно, те еще сволочи, но с нынешним случаем не сравнить. Так, мелочь пузатая, возомнившая о себе черт-те что. Тебе напрягаться не стоит. Я сам разберусь.

— По закону?

— В основном по закону. Хотя и придется немного припугнуть сверх меры. А что незаконного в инсульте?

— Абсолютно ничего, — подтвердила Аомамэ.

Не говоря ни слова, Тамару сложил руки на колени и воззрился на склоненные ивы.

Немного подумав, Аомамэ вдруг оживилась:

— Послушайте, Тамару, а можно вопрос?

— Какой?

— Когда именно японская полиция сменила мундир и оружие?

Тамару задумчиво сдвинул брови. Похоже, этот вопрос задел его профессиональные интересы.

— А ты почему спрашиваешь?

— Да так… Просто пришло в голову.

Тамару поглядел ей в глаза. Взгляд его был абсолютно бесстрастным. Как ни лови, соскользнешь в пустоту.

— Было дело, а как же. В октябре восемьдесят первого постреляли полицейских на озере Мотосу. Это привело к полной реорганизации Полицейского департамента. Года два назад, как сейчас помню.

Аомамэ кивнула, стараясь не меняться в лице. Ни о чем подобном она в жизни не слышала. Но ей оставалось только поддерживать разговор.

— Кровавая вышла бойня, — продолжал Тамару. — Против пяти автоматов Калашникова — шестизарядные револьверы старого образца. Поражение неизбежно. Бедняг полицейских — только трое. Всех прострочили, как швейной машинкой. Пришлось вызывать Силы самообороны [25] на вертолетах, раз уж у полиции кишка тонка. Вот после этого премьер Накасонэ [26] и выпустил указ — усилить полицейскую боеготовность. Много шишек в департаменте поснимали, создали отряды спецназа и вооружили всех автоматическими пистолетами. «Беретта-девяносто два». Никогда не стреляла из такого?

Аомамэ покачала головой. Она и простой пневматики-то в руках не держала ни разу.

— А мне приходилось, — сказал Тамару. — Пятнадцатизарядный автоматище. Пули «парабеллум» на девять миллиметров. С отменной репутацией, активно используется в армии США. Не самый дешевый, но продается лучше, чем дорогущие «зауэры» или «глоки». Одна проблема — навскидку с ним не справиться, нужна тренировка. Раньше личное оружие весило всего четыреста девяносто граммов, теперь — восемьсот пятьдесят. Оснащать таким агрегатом нашу полицию бесполезно: ей просто не на чем тренироваться. А попади он в грязные руки, мирного населения пострадает больше на целый порядок.

— Где же вы из такого стреляли?

— Хороший вопрос, мне часто его задают. Сижу я как-то на берегу реки, играю себе на арфе. Вдруг откуда ни возьмись появляется фея, протягивает мне «Беретту-девяносто два» и говорит: «Видишь вон того белого зайца? Попробуй-ка его подстрелить!»

— А если серьезно?

Морщинки вокруг губ Тамару стали чуть резче.

— Я всегда говорю серьезно. Как бы там ни было, форму и оружие полиция сменила два года назад, по весне.

— Два года назад… — повторила Аомамэ.

Тамару снова пристально посмотрел на нее.

— Послушай, сестренка. Если на душе что не так, ты лучше мне расскажи. У тебя проблемы с полицией?

— Да нет, дело не в этом, — покачала она головой. — Просто я формой интересуюсь. Вот и стало любопытно, когда это они ее поменяли.

Повисла пауза, разговор закончился сам собой. Тамару еще раз протянул ей правую ладонь.

— Очень рад, что все закончилось хорошо, — сказал он.

Аомамэ снова пожала руку. Кто-кто, а этот человек знал: после дикой работы с человеческой смертью крайне важен физический контакт с кем-то тихим, теплым и живым.

— Возьми на работе отпуск, — посоветовал Тамару. — Устрой себе передышку, разгрузи голову. Махни со своим бойфрендом куда-нибудь на Гуам.

Встав с кресла, Аомамэ перекинула сумку через плечо, поправила капюшон у ветровки. Поднялся и Тамару. Хотя и не самого высокого роста, этот человек, вставая, напоминал вырастающую перед носом кирпичную стену. Что всегда и напрягало, и удивляло одновременно.

До последнего мига Тамару провожал ее взглядом. Все это время, пока не скрылась за воротами, Аомамэ ощущала его взгляд меж лопаток. А потому вышагивала по дорожке с гордо поднятой головой, распрямив плечи, как по натянутой струне. Никакой наблюдатель в жизни бы не догадался, что за хаос царил у нее в душе. Не слишком ли много на свете стало твориться того, о чем она и слыхом не слыхивала? Еще совсем недавно, казалось, она могла контролировать окружающий мир — со всеми его крахами, катастрофами, парадоксами. Теперь же этот единый мир словно разваливался на куски и рассыпался, точно песок.

Стрельба на озере Мотосу? «Беретта-92»?

Что происходит, черт возьми? Такую важную новость Аомамэ не пропустила бы ни в коем случае. Это просто исключено. Может, система, приводящая мир в движение, понемногу сходит с ума? Не сбавляя шага, Аомамэ лихорадочно оценивала ситуацию. Что бы с миром ни произошло, нужно собрать его воедино. Увязать все причины и следствия в логическую цепочку. Как можно скорее. Иначе непременно случится что-то ужасное.

Хорошо, если Тамару не заметил ее душевных метаний. Слишком осторожный и проницательный тип. И конечно, опасный. В своей преданности хозяйке выкладывается на все сто. Ради ее спокойствия способен на что угодно. Да, к Аомамэ он привязался. Ну или что-то вроде. Но как только решит, что хозяйке все это больше не нужно, — вычеркнет Аомамэ из своего мира, не задумываясь. Очень бесстрастно и официально. А убегать от него бесполезно. Слишком уж классный профессионал.

Она дошла до ворот, те открылись. Повернувшись к глазку видеокамеры, Аомамэ улыбнулась как можно приветливей — и легонько, как ни в чем не бывало, помахала рукой. Выйдя за ворота, дождалась, когда створки неторопливо закроются за спиной. И зашагала вниз по Адзабу, составляя в уме длинный список дел на самое ближайшее время. Очень вдумчиво и осторожно.

Глава 8

ТЭНГО

Неведомо куда, не ведая к кому

Для большинства людей воскресное утро означает прежде всего безмятежный отдых. Но Тэнго с раннего детства не радовался ни одному воскресному утру. Всю сознательную жизнь воскресенье повергало его в депрессию. Как только неделя подходила к концу, тело его тяжелело, аппетит пропадал и что-нибудь непременно болело. Ожидание воскресенья для Тэнго было подобно лунному серпу, что ночь за ночью истончается до полного исчезновенья. Вот бы жить на свете без воскресений, мечтал он с детства. Как было бы здорово каждый день ходить в школу и не париться насчет выходных. Бывало, он даже молился, чтобы воскресенье не наступало, хотя молитвы его, разумеется, никто не слышал. И даже теперь, когда Тэнго вырос и воскресенья, казалось бы, можно уже не бояться, — открывая глаза воскресным утром, он безо всякой причины впадал в уныние. Суставы ныли, а то и подташнивало. Все тело помнило: воскресенье — проклятый день. Это клеймо впечаталось в его подсознание на всю оставшуюся жизнь.