Пленение (ЛП) - Группа Books 25. Страница 14

— Да.

— Твой отец позвонит тебе на этой неделе просто поговорить. Он выразил крайнее разочарование тем, что ему пришлось отсутствовать из-за сегодняшнего вызова, и просил меня передать, что он любит тебя и очень скучает. Календарь, который ты отправила на этой неделе, все еще актуален?

Я улыбнулась от слов моего отца, зачитанных Джорджем, и ответила на его вопрос:

— Да. В моем календаре не будет изменений.

— Ладно, тогда, думаю, мы закончили. — Подняв взгляд, он улыбнулся мне своей обычной вялой и дружелюбной улыбкой Джорджа. — Счастливого Рождества, Кэйтлин.

Собравшись с силами, я улыбнулась ему в ответ.

— Счастливого Рождества, Джордж.

Потом мы завершили звонок.

* * *

— Сэм, могу я задать тебе вопрос?

— Давай. — Сэм изучала меня. У нас был итальянский вечер, она никак не могла выбрать между лазаньей и пастой карбонара с курицей.

Отложив меню, я сложила руки на груди, готовясь задать вопрос, который формировался в моей голове последние несколько месяцев.

— Когда ты ощутила, что это нормально, то есть, когда ты испытала потребность как девушка или женщина, ну, в каком возрасте тебе захотелось одеваться и вести себя, ощущать себя как...

— Выкладывай уже. Просто задай вопрос.

— Хорошо. В каком возрасте ты почувствовала, что хочешь быть сексуальной?

Ее широко распахнутые глаза метнулись ко мне, и она уставилась на меня через стол.

— Тебе тяжело сказать вслух слово сексуальность?

Я покачала головой.

— Нет. Но для меня тяжело размышлять над этим понятием и не запутаться. Думаю, я не до конца понимаю, что такое сексуальность.

Она задумчиво кивнула, снова глядя в свое меню.

У нас было свидание в понедельник... друг с другом. Мы делали это с тех пор, как нашли себе работу за лето. Это был предлог, чтобы нарядиться, потому что иначе я проводила все время либо в смокинге, либо в мешковатых джинсах и мужских футболках с концертов.

Я пыталась исследовать понятие традиционной женственности: духи, макияж, кружевное нижнее белье, платья, украшения, туфли — потому что не хотела отмахиваться от того, чтобы наряжаться, даже не попробовав.

Да, я осознавала, что "традиционная женственность" исторически была пропитана женоненавистничеством. Тем не менее, я расценивала решение сторониться женственности из-за шовинизма таким же ущербным, как и пожизненное ношение кружевного нижнего белья, только потому что оно нравится мужчинам.

Я хотела исследовать эту часть для себя, не назло или из-за другого человека. Если я захотела бы изменить что-то в своем стиле или усовершенствовать его, то только из-за чувств, которые я испытывала бы при этом. Не из-за того, что я хотела заставить кого-то почувствовать себя лучше или посмотреть на меня по-другому.

По крайней мере, с этого все началось. Но после того, как я увидела Мартина в прошлое воскресенье и осознала, как это было больно, когда тебя рассматривали всего лишь как платонического друга, то начала сомневаться из-за того, что у меня могли быть более глубокие, подсознательные мотивы для изучения моей женственности.

Например, одной из моих наименее здравых мыслей было: "Возможно, если бы я была сексуальнее и более традиционной девушкой, Мартин не смог бы забыть меня так быстро".

Так что... да. Нездоровые мысли. По этой причине я до сих пор не отыскала и не прочитала ни одно интервью Мартина. Я не хотела, чтобы он был причиной моих решений.

Следовало отметить, что я всё ещё не решила, что думать о предложенной Мартином дружбе или о том, стоило ли мне сделать макияж и надеть вычурную одежду.

Что касалось одежды, то поначалу у меня все чесалось, и мои движения были скованными. Через некоторое время, вернее, после четырех девичьих свиданий, я с нетерпением ожидала того, чтобы принарядиться, и поймала себя на том, что стала замечать и оценивать макияж и одежду на других людях.

— Хмм, — сказала она, все еще изучая меню. — Это, на самом деле, интересный вопрос.

Сделав глоток воды, я ожидала ее ответа.

— Я хочу лазанью или пасту карбонара?

— Пасту карбонара.

— Ладно. Выбор сделан. — Она положила меню на стол, закрыв его и пристально глядя на меня. — Итак, ты хочешь знать, когда я впервые почувствовала себя сексуальной или захотела быть сексуальной?

— Это было в разные годы?

— Да.

— Тогда расскажи мне, когда ты захотела чувствовать себя сексуальной.

— Думаю, в четырнадцать.

У меня отвисла челюсть.

— В четырнадцать?

— Да. А может даже в тринадцать или двенадцать. Помню, что я хотела быть такой же сексуальной, как девушки из журналов.

— Каких журналов?

— "Вог"¹⁷, "Гламур"¹⁸, "Космо"¹⁹.

— Ты читала "Космо" в двенадцать?

— Да. А когда ты начала читать "Космо"?

Я сначала фыркнула, но потом призналась:

— Никогда. Я никогда не читала "Космо".

— Большинство из них фигня, бессмысленный текст, глупости. Но иногда у них есть блестящие статьи и рассказики. А еще по ним я научилась делать макияж "Кошачьи глазки".

— Ты имеешь в виду черную подводку для глаз?

— Ага. Там была пошаговая инструкция с картинками.

Я задумалась над тем, что ей было всего двенадцать, когда она впервые захотела быть сексуальной. Между тем, я не была уверена, что хотела быть сексуальной, даже сейчас.

— Тебе не казалось, что двенадцать — это слишком рано? Что ты слишком молода?

Она пожала плечами, сморщив нос.

— Не знаю. У меня месячные начались в десять. Пятьсот лет назад женщины выходили замуж в четырнадцать или пятнадцать. В некоторых частях света все еще так делают.

— Но в нынешние времена и в западной культуре, в случае нашей жизни здесь и сейчас ты не считаешь, что это слишком рано?

Сэм, прищурившись, посмотрела на меня.

— И да, и нет. С одной стороны, любопытство по поводу сексуальности — естественно. Но с другой стороны, думаю, девчонки попадают в эти ужасные сети извечного разочарования. Нам, на самом деле, не позволено говорить о сексе или задавать вопросы, или интересоваться этим. Если же мы интересуемся этим и нам это нравится, тогда нас называют распутными или шлюхами. Если же не заинтересованы, тогда мы фригидные и подавленные... ханжи. Словно мы видим образ женщины, воплощенный повсюду. И тогда нам говорят вести себя и одеваться, как мужчины на работу и в школу, иначе никто не будет воспринимать нас всерьез, даже другие женщины. В основном, женщин просто трахают.

— Это угнетает.

— Да. Это так. Что насчет тебя? Когда ты впервые захотела быть сексуальной?

Сделав глубокий вздох, я слегка покачала головой.

— Думаю, когда впервые я захотела быть сексуальной, мне было уже семнадцать.

— Вау.

— Ага. Это делает меня фригидной, подавленной ханжой?

— Да. Безусловно. А я тогда шлюшка. Почему в семнадцать?

— Честно говоря, потому что я никак не могла заполучить Картера...

— Твоего гея-бойфренда.

— Да, моего гея-бойфренда, хотя я не знала, что он гей. Я никогда не могла заставить его сделать хоть что-то, даже поцелуи были только на публике. Он никогда ничего не хотел, когда мы были наедине. Я думала, может, это потому, что я не сексуальная.

Сэм немного понаблюдала за мной, обдумывая это, затем сказала:

— Но... тебе даже не хотелось быть сексуальной просто для себя? Просто, чтобы хорошо себя чувствовать?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну знаешь, использовать тени для век или надеть новый наряд? Не для того, чтобы радовать чужой глаз, а только потому, что тебе хотелось наряжаться и чувствовать себя красивой?

Я покачала головой после второго вопроса.

— Нет. Никогда.

— Хмм... — Она снова откинулась на кресло, рассматривая меня, затем выдавила: — А ты уверена, что тебе нравятся парни?