Пленение (ЛП) - Группа Books 25. Страница 31

Но сейчас призрак моей мечты и его устойчивый запах заполнили комнату, и мысль уже не казалась такой глупой. На самом деле я все еще могла ощутить его запах на себе — дорогое мыло и лосьон после бритья. Мое желание, моя тяга к нему внезапно стали чем-то непреодолимым. Я не могла дышать. Я задыхалась от этого.

Я знала, что он был в квартире. Я могла слышать, как он ходил. Закрыв глаза, я представила его. Расстегнув рубашку, я отстегнула лифчик спереди, позволив другой руке спуститься вниз по животу к брюкам, под пояс, в трусики. Я действовала, как на автопилоте, мои движения были навязчивыми.

Я уже была мокрой. И когда прикоснулась к себе, меня ошеломило, какой чувствительной я была, какой восприимчивой. Я посмотрела вниз и представила, что Мартин смотрел бы на меня, видел бы то, что видела я: мои пальцы на обнаженной груди, мой гладкий живот, освещенный только огнями большого города, мое запястье, исчезающее под поясом смокинга.

Возможно, он сидел бы на краю кровати, говоря мне сделать это. Наставляя, восхваляя меня и говоря нежные — но при этом грязные — слова ободрения. Просто мысли о нем, видящем меня вот так и получающем удовольствие от этого, сделали мое дыхание прерывистым, и я ощутила, что была близка к краю освобождения.

Я в нетерпении расстегнула брюки и раздвинула ноги. На этот раз я представляла его на стуле в конце кровати. Он мог бы видеть меня, всю меня и просто молчаливо рассматривать. Возможно, на нем был бы надет костюм, молния на брюках была бы расстегнута и открыта, и он поглаживал бы себя...

Иии... это случилось. Я кончила. Я уткнулась лицом в подушку, чтобы не закричать. Если бы я продолжила фантазировать, то предусмотрела бы, что воображаемый Мартин тоже достиг бы освобождения и удерживал бы мой взгляд, когда мы бы вместе кончали.

Я пришла в себя относительно быстро, произошедшее оставило меня вымотанной, но неудовлетворенной. Я убрала руки от своего тела и отвернулась от двери. Потом натянула рубашку, застегивая, поджала колени к груди и уставилась в окно с видом на Центральный парк, на высокие здания с их мерцающими вдалеке огнями.

Холодный комок из пустоты поселился в моем животе. Я наконец-то поняла, почему Абрам пытался заставить меня обдумать вариант с парнем для отвлечения.

Горячее тело. Мягкие прикосновения. Нежный поцелуй и шепот. Это все имело значение. Правда, они бы не заполнили пустоту, но смягчили бы боль от падения.

Мой подбородок задрожал, и я постаралась дышать нормально. Глаза щипало. Я боролась с желанием заплакать, яростно кусая нижнюю губу, сосредоточившись на добровольной боли, которую я причиняла своими зубами, а не на зияющей дыре в моей груди, которая так и не подавала признаков заживления.

Но потом я вздрогнула и напряглась, потому что услышала безошибочный звук открывающейся двери в мою спальню. Я затаила дыхание и крепко зажмурилась, слава Богу, что сейчас я была не лицом к окну.

— Кэйтлин? — прошептал он. Мурашки побежали по моей коже от звука его голоса, но я не ответила.

Черт, я не могла дышать. Я не хотела, чтобы он видел меня. Я была уверена, как только он увидел бы мое лицо и переднюю часть моей одежды, он понял бы, чем я тут занималась. Я не хотела, чтобы он знал. Если он посмотрел бы в мои глаза, то узнал бы, что я всё еще сходила с ума по нему. И если был хоть малюсенький шанс, что он посмотрел на меня с жалостью, я не хотела этого видеть.

Поэтому я ничего не сказала.

Я почувствовала, что он подошел ближе. Он нависал над краем кровати. Мартин поставил что-то на прикроватный столик... звук был словно от стакана. Сердце стучало в ушах, и я зациклилась на этом, игнорируя желание повернуться к нему и выставить себя дурочкой, рассказать ему, что мне было все равно, даже если он меня не любил. Я любила его. Я хотела его. Я нуждалась...

Я настолько сильно сосредоточилась, что вздрогнула от удивления, когда ощутила одеяло, мягко укрывающее мои плечи. Мои веки автоматически испуганно открылись, и я увидела Мартина, стоящего передо мной и накрывающего одеялом из шкафа.

— Засыпай. — Он снова прошептал это, внимательно проследив очертания одеяла, наверное, чтобы убедиться, что я была полностью накрыта.

Но потом его глаза переместились к моим, и наши взгляды столкнулись, или, по крайней мере, это ощущалось так для меня, словно лобовое столкновение. Он замедлился и остановился. Он выглядел удивленным.

— Что, — начал он и замолчал, потом пристально посмотрел на меня. Он казался смущенным от того, что увидел. — Ты всё ещё злишься на меня из-за Уиллиса?

Я покачала головой.

— Нет. Просто устала. — Мой голос был грубым, сбивчивым.

Он нахмурился, слегка подняв подбородок, и я могла сказать, что он мне не поверил. Его глаза скользили по моему телу, которое теперь было накрыто одеялом, и хмурились с явным подозрением.

— Что ты делала...

Я прокашлялась, прерывая его.

— Я устала. Спокойной ночи, Мартин.

Я уткнулась головой в подушку, мои волосы обеспечили скрывающую завесу. Особенно прямо сейчас, при виде на него, все стало сложнее, болезненней.

Он ушел не сразу. Прошло несколько секунд, мое сердце с каждым мгновением поднималось все выше к горлу. Но потом я услышала, что он ушел: его шаги по деревянному полу, мягкий щелчок двери.

И впервые за последние несколько месяцев я заплакала.

* * *

Я дождалась, пока не услышала, что дверь в комнату Мартина закрылась. Ещё через десять минут я обмоталась полотенцем и прошла на цыпочках в ванную. Мое лицо было красное и покрыто пятнами, а глаза зудели от странного приступа слез. Нахождение под горячими струями душа сотворило чудеса с моим душевным спокойствием. Мне потребовалось время, чтобы вымыть волосы и намылить тело, наконец-то выключив воду, я почувствовала тепло, умиротворение и гораздо больше спокойствия.

Вернувшись обратно в спальню, я быстренько переоделась в пижамные штаны для йоги, в одну из моих футболок с концертов "Death Cab for Cutie"⁵⁵, которую использовала в качестве пижамы, и носки с Авраамом Линкольном. Как раз, когда я забиралась обратно в кровать, мои ноги зацепились за что-то под ней. Я включила свет и наклонилась, чтобы посмотреть под матрас.

Это были чулок и подарки Мартина. Я совсем забыла о них в своей сонливой — потом возбужденной, затем депрессивной — дымке. Я вытащила их из тайника и выключила свет переключателем. Прижав подарки к груди, я задержала дыхание, прислушиваясь к любым звукам движения, идущим из других мест в квартире. Насколько я могла различить, все было тихо.

Я снова на цыпочках вышла из комнаты, на этот раз направляясь к камину. Я раздумывала, что могла как-нибудь повесить его чулок, а потом положить остальные подарки на камин. Но, войдя в гостиную, застыла на месте, и у меня отвисла челюсть от удивления.

Мартин купил елку.

Она была маленькой, как рождественская елка Чарли Брауна⁵⁶, высотой не больше чем четыре фута. Малютка-елка была в жестяном ведре, покрытом белыми огоньками, еще пока ничем другим не украшенная, даже без звезды на верхушке.

Однако, не елка была ответственна за мое оцепенение. Причина, почему я стояла по ту сторону коридора, всё еще сжимая подарки Мартина, с выражением шока и ужаса, из-за того, на чем стояла елка.

Его простая рождественская елка покоилась на верхней части старинного пианино "Стейнвей". На пианино была большая красная лента и бант, обернутый вокруг. Я не могла пошевелиться. Это была самая красивая картинка, которую я когда-либо видела. Маленькое минималистское дерево, классическое пианино с большим красным бантом — оба находящиеся около камина Мартина из серого камня в его теплой, уютной книжной гостиной. Окна по другую сторону от камина открывали вид на заснеженный Нью-Йорк позади.

Такое чувство, что я смотрела на картинку в журнале. Если бы я увидела эту картинку в глянце, то задержалась бы на странице, возможно, даже вырвала бы ее и поместила бы в файл моей идеальной жизни. Я не могла пошевелиться, потому что не хотела двигаться. Я хотела остаться в этой картинке навсегда.