Охотники за лавинами - Голубев Г. Н.. Страница 6

Внизу мне сказали, что подъезжает машина с шерифом. Почему же нет ни скорой помощи, ни врача? Нужно было это выяснить. Поджидая шерифа, мы пили виски Нормы Ширер и толковали о лавинах и о том, как люди в них попадают. Именно в эту ночь, 27 декабря 1945 г., я перестал просто отбывать свою работу и приобрел себе личного кровного врага — лавины.

Я был удивлен тем, что мой первый опыт лавинных спасательных работ оказался успешным, несмотря на трудности и неописуемый беспорядок. Важно было понять, благодаря чему это получилось. Если отбросить массу деталей, то в спасательных работах наиболее важны четыре фактора.

Опросить выбравшегося из лавины. Никто не знает заранее, что он попадет в лавину. Следовательно, важно все узнать от уцелевшего. Каким еще образом вы можете узнать, что произошла катастрофа, и где вы будете искать?

Хорошее руководство. Беспорядочную толпу, попавшую в горы в ту мучительную ночь, чисто случайно возглавляли три очень опытных человека — два брата Энгены и Тед де Боер. Они знали, что делать, и делали это, несмотря на полную неразбериху.

Провести немедленное обследование, т. е. быстрый осмотр лавины в поисках следов. Благодаря этому методу была найдена жертва в нашем случае, так же как многие другие из оставшихся в живых. Если бы, прежде чем идти за помощью, проводилось быстрое обследование лавины, многие погибшие остались бы живы.

Знать последнюю точку, т. е. место, где жертву видели в последний раз на поверхности. Жертва должна быть найдена где-то по линии падения ниже этой точки, что существенно сокращает и площадь поисков.

Я не сообразил тогда, что выполнил свое первое лавинное исследование. Отсюда возникли те приемы лавинных спасательных работ, которым обучают теперь на любых курсах лавинщиков в Америке. И множество людей сегодня катается на лыжах благодаря этим приемам.

Глава 2. СНЕГ И ЛАВИНЫ

Меня часто спрашивают об ощущениях человека, попавшего в большую лавину. Никто в истории не переживал столь тяжелого испытания, как австриец Матиас Здарский. Правда, с ним может сравниться случай с Эйнаром Миллилой при катастрофе 1965 г. в Ледюк-Кемп (Британская Колумбия), описанный в гл. 9.

Здарский был пионером исследования лавин и горнолыжного спорта. Он стал одной из жертв величайшей в истории лавинной катастрофы, случившейся в 1916 г. на австрийско-итальянском фронте первой мировой войны. У него были переломаны практически все кости, но несмотря на это он остался жив и позже снова встал на лыжи.

Вот что чувствовал я. Мой партнер крикнул: «Смотри!» И я услышал угрожающее шипение мягкой снежной доски. Снег перед моими лыжами взгорбился, как скатерть, соскальзывающая с наклоненного стола. По существу это и было снежное покрывало примерно в 400 м длиной, 50 м шириной и 100 см толщиной — лавина в самый начальный момент ее зарождения.

Я оглянулся через плечо. Помню, я подумал: «Ты чертовски рискуешь не уйти отсюда, Отуотер!» Словно вся гора надвигалась на меня — по грубым подсчетам тысячи тонн ее массы.

Это произошло в Алте, штат Юта, в месте, называемом логом Лоун-Пайн. Был январь 1951 г. — Зима Плохого Снега; около 9 часов утра. Уже в течение двух дней мело, и толщина свежевыпавшего снега достигала 100 см. Я со своим партнером Хансом Джангстером проверял склоны, чтобы выпустить на них лыжников. В те годы, когда только начиналась борьба с лавинами в Западном полушарии, нашим единственным средством проверки было самим проехать на лыжах по склонам. Если снег не соскользнет вместе с нами, то, возможно, это не случится и с другими. В свете нынешних знаний и приемов ясно, что такой метод был довольно наивным и мы очень легко могли погибнуть.

Наш метод оценки лавинной опасности заключался в работе вдвоем. Мы подбирались как можно выше к пути схода лавины. (В том случае в Лоун-Пайн мы поднялись на две трети пути до вершины, что само по себе совершенно недостаточно. Нам следовало добраться до вершины, но в те дни подъемники в Алте туда проведены еще не были, и дальше нам пришлось бы подниматься самим. Это заняло бы несколько часов, а нас ожидали любители покататься по свежему снегу.) Пока один человек пересекал лавиноопасный склон, его партнер следил за ним с безопасного места — из-под скалы или из-за дерева. Затем первый лыжник в свою очередь наблюдал из безопасного места за движением напарника через возможный путь лавины. Так, сменяясь, мы перерезали весь склон зигзагами сверху вниз. Никто еще не придумал более быстрого способа открыть лыжную трассу после снегопада. Вполне естественно, что он все еще применяется, и весьма успешно.

В данном случае Ханс был новым и неопытным партнером. (Собственно, он был первым в истории Лесной службы помощником лавинщика; до 1951 г. я играл в эту игру один.) Он вышел на склон прежде, чем я ушел с него. Нашего общего веса в соединении с разрезающим действием наших лыж уже было бы достаточно для того, чтобы вызвать начало лавины. Но в тот момент все это представляло лишь академический интерес. Склон Лоун-Пайн созрел. Вот за это мы и расплачивались.

Случилось так, что в тот день я был на новых лыжах. Я уже понял, что они были слишком жестки для глубокого снега: вместо того чтобы скользить по поверхности, они стремились нырнуть в глубину. Правда, я сомневаюсь, чтобы другие лыжи что-либо изменили в последующих событиях. Лоун-Пайн — это крутой желоб, окаймленный горными гребнями, так что лавина ограничивается самим логом. Он под прямым углом выходит на склон Коркскру. Трасса Коркскру становится популярной в Алте после того, как лавины с Лоун-Пайн заполнят снегом ее V-образное, засыпанное крупными валунами дно. Вот почему мы с Хансом ехали по Лоун-Пайн. Нельзя допустить, чтобы лавина висела над лыжной трассой.

Это была лавина из мягкой снежной доски, и, следовательно, весь склон одновременно стал неустойчивым. Я оказался щепкой, плывущей в потоке снега. Но концы моих лыж были всего в нескольких метрах от края потока — границы, резко очерченной трещиной, которая раскрылась вдоль всей лавины, как припудренная застежка-молния. Я уже мчался вниз и вбок по склону к спасительному прибежищу на гребне. Если бы только эти лыжи могли скользить по поверхности!..

Когда лавина из мягкой снежной доски уже движется, она дробится на мельчайшие частицы и все ее силы сцепления и способность поддерживать предметы исчезают. Я просто проваливался сквозь нее, пока мои лыжи не коснулись лежащего ниже твердого старого снега. Снег, находившийся у стенки лога, начал закручиваться назад, в главный поток, захватывая меня с собой. Я погрузился по колено в кипящий снег, затем по пояс, затем по шею. Лодыжками и коленями я чувствовал, как лыжи перемещаются к линии падения потока. Но я все еще стоял прямо. Обычно в руководствах говорится: «Если вы попали в лавину, старайтесь освободиться от лыж». Я не управлял лыжами, потому что они находились более чем под полутораметровым слоем снега. Я прикидывал в уме, что будет, когда придет время поворачивать под прямым углом на склон Коркскру.

Очень быстро и внезапно меня дважды перекувырнуло вперед, как пару брюк в барабане для чистки одежды. В конце каждого оборота лавина крепко шлепала меня о свое основание. Вероятно, именно так следует подвесить мешок со льдом и раскачивать его, ударяя о скалу, чтобы разбить лед на мелкие кусочки. К счастью, оба удара пришлись по мягкой части, а не по более болезненному месту. Боли не ощущалось, была только тряска, вырывавшая из меня мычание при каждом ударе. В этот момент лавина сняла с меня лыжи и тем самым сохранила мне жизнь, отказавшись от рычага, с помощью которого она могла бы скрутить меня. Я не знал, что освободился от лыж, и не помню поворота на склон Коркскру. Весь этот путь я проделал под снегом.

Мои воспоминания об этой лавине кажутся довольно ясными и подробными потому, что это был незабываемый случай. Я был тренированным наблюдателем. За несколько лет работы в Алте в качестве профессионального лавинщика я очень много думал об этом моменте. И, находясь в лавине, я продолжал думать и бороться за свою жизнь. Однако главным моим ощущением было крайнее возбуждение.