Кольцо княгини Амондиран (СИ) - Стриковская Анна Артуровна. Страница 20

— Значит, Зигфрид фар Гонтмайер и Спирос Кентаврион? — дословно повторил князь слова своего советника, — Помню, были такие. И что никто из слуг не может их описать? Странно, — он поморщился и продолжил, — Хотя… Почему?то эти двое у меня сливаются. Да, точно! Я еще тогда удивлялся, что двое людей, ничем друг с другом не связанных, так похожи. Оба высокие, полные, важные… Постойте!

Он схватил лист бумаги, угольный грифель и быстро стал рисовать. Дамиан со Стефаном замерли, боясь спугнуть вдохновение. Когда Ромуальд углубился в работу, Дамиан осторожно оттащил мага за рукав к окну показал на низкую банкетку, на которую оба и сели в ожидании.

Ждать пришлось около получаса. Наконец Ромуальд закончил рисунок и отбросил грифель.

— Где?то так, — с удовлетворением констатировал он, — Вот этот — Спирос, дядя Азильдиного отца, а вон тот — Зигфрид, брат ее матери. Действительно, на редкость похожи, засранцы. Только костюмом и отличаются.

Получив приглашение в замок князя, девушки весь вечер думали над тем, как лучше туда явиться. Их удивило, что позвали обеих. Было бы понятно, если бы князь захотел снова посоветоваться с Линой, но Тину он в глаза не видел! Обе сошлись на том, что это интриги Стефана и стали ждать его, чтобы получить объяснения. Когда тот так и не появился, сомнение превратилось в убежденность.

В любом случае следовало надеть свои лучшие платья, покрасивее причесаться, но при этом не дать соседям и всем встречным — поперечным пищи для злословия.

Утро выдалось холодным и ветреным, время от времени начинал накрапывать дождик, что благоприятствовало планам подруг. Пришлось надевать плащ с капюшоном, а под ним так удобно было спрятать дорогой хотейский шелк, ремольские паутинные кружева и собственную физиономию, обрамленную парадной прической. Естественно, что в таком виде не пойдешь пешком. Тина еще с раннего утра сбегала к заставе и договорилась с извозчиком.

Так что ровно в полдень к замку князей Амондиранский подкатила наемная карета с двумя незнакомками в темных плащах из ценной шерсти горных овец, не пропускающей воду. Смотревший на их прибытие из окна советник отметил, что в этих нарядах девушек можно спутать с родовитыми дамами. И, да, вторая точно была его незнакомкой и соседнего дома. Он везде узнал бы ее по грации движений.

Но следовало торопиться: мажордом уже встречает их у дверей и сейчас проводит в малую гостиную.

Он чуть не столкнулся с магом, который тоже торопился встретить Тину и Лину. Князь собирался присоединиться к их компании чуть позже: сейчас Ромуальд гонял слуг, обустраивая в мастерской все для осмотра картины. Кажется, созданный им же самим образ Лины увлек его не на шутку.

Встреча с магичкой была полезной и познавательной, при этом она сама осталась для него загадкой. Чтобы понять человека, которого не удалось раскусить сразу, у Ромуальда существовал простой, но эффективный прием. Надо было отрешиться от всего внешнего и попытаться по памяти написать портрет того, кто привлек внимание. Обычно чутье Ромуальда вытаскивало на поверхность все то, что таилось во тьме и портретируемый представал в истинном свете.

Жесткая, логичная, холодноватая и прижимистая Лина на картине показалась воплощением щедрости, доброты и… любви?

Чтобы представить модели ее портрет, он долго выбирал наилучший фон и освещение, велел поставить диванчик так, чтобы с него открывался наилучший вид на картину, а рядом приказал разместить столик с напитками и закусками.

Вот это он сделал с целью задержать девушек в мастерской для разговора. Неизвестная подруга Лины его не интересовала, зато саму артефакторшу ему было о чем спросить.

То, что вчера рассказал его маг и то, что поведал советник, пугало. Ромуальд не мог так блестяще анализировать факты как Дамиан и ничего не понимал в магии, но одно было ясно: против него строит козни некто сильный и могущественный. Причем строит их давно и можно сказать что эффективно. То, что у княжества до сих пор нет наследника, можно отнести на счет врага и записать в его успехи.

По почерку это более всего походило на действия империи. Так она присоединила не одно вольное княжество или независимое герцогство. Мелкое государство, оставшееся без законного повелителя, становилось легкой добычей императора. Обычно он забирал артефакты власти в особое хранилище, а в княжестве или герцогстве сажал своего наместника.

Иногда Ромуальд малодушно думал, что, может, оно было бы к лучшему. Бремя власти его тяготило, он не получал от своего статуса никакого удовольствия. Недаром он передал почти все свои функции советнику Дамиану Орану ле Сиртажелю. Тот отлично справлялся с управлением и почти не беспокоил своего господина, не пытался оторвать его от творчества.

Но иногда, вот как сейчас, Ромуальд не мог избежать ответственности, налагаемой его ролью. От него требовалось проявить решительность, думать и действовать и никто не был способен его заменить.

В такие минуты переход под власть императора казался князю даже привлекательным. Но он отлично знал, что законы империи значительно суровее законов княжества. Для его подданных это означало бы увеличение налогов и уменьшение прав и свобод. На это благородный Ромуальд пойти никак не мог.

Существовали еще Гремон и Сальвиния, которым прибавка в виде далеко не бедного княжества не помешала бы. В Девяти королевствах и законы были мягче, и ментальность ближе к той, что была привычна жителям Амондирана, но… Отказавшись от своей власти в пользу того же Гремона, он вверг бы его в войну. Империя никогда просто так не отказывалась от того куска, на который успела нацелиться.

Оставалось сохранять статус — кво и молить богов, чтобы до самой смерти ему не пришлось принимать решений, за которые потомки станут его проклинать.

Но сейчас стало мучительно ясно, что отсидеться в углу не получится. Если не отвечать на активные действия врагов, как раз попадешь в узкий каменный ящик, который похоронят в семейном склепе, а княжество станут раздирать междоусобицы, после которых суровая лапа Империи сахаром покажется.

Так как первый шаг на пути противодействия врагу был сделан с помощью магии, то продолжать следовало тоже посоветовавшись со специалистом в этой области. Стефан не годился. Ромуальд прекрасно представлял себе его потенциал: верный, преданный, честный, но великолепным профессионалом Гелфинда не назвал бы даже полный профан. Недоучка.

А вот Эммелина Кавериско не зря называла себя магистром. Ее навыки произвели впечатление даже на скептичного и далекого от магии Дамиана, а уж Ромуальд был просто потрясен.

Поначалу он не мог для себя решить, стоит ли доверять магичке, и именно для этого взялся за ее портрет. Поза и антураж пришли к нему не сразу. Поначалу он хотел изобразить Лину такой, какой она перед ними предстала, но работа не шла. Тогда он отрешился от всяческих мыслей и дал своей руке творить без прямого участия сознания. Результат поразил его самого. Той женщине, что возникла на полотне, хотелось доверять, хотелось отдать всего себя, нырнуть в ее объятья и спрятаться там от всех земных невзгод. Такую теплоту он не чувствовал даже в родной матери. Хотя, надо сказать, покойная княгиня была женщиной суровой и менее всего склонной прятать детей от жизни на своей груди.

Так что Ромуальд готовился к визиту которую в душе он уже назначил своей защитницей и спасительницей. А в это время в малой гостиной Дамиан знакомился с Тиной. Представлявший их друг другу Стефан внезапно почувствовал, как у него сжимается сердце. Прекрасная Валентина, которая давно уже заняла там место, смотрела на советника совсем не так, как на мага. Ее открытый и дружелюбный взгляд стал томным и влекущим. Она улыбалась так пленительно, что ошибиться было нельзя: Дамиан ей понравился и она решила его завоевать. А он, Стефан, был для нее лишь ступенькой на пути к этой цели.

Лина смотрела на встречу этих двоих и слегка посмеивалась. Ведьма была полна решимости очаровать понравившегося мужчину, но зря тратила заряды своих чар. Зачем осаждать крепость, ворота которой широко открыты? Разумный и трезвый советник сейчас был как упившийся крепкого вина. Он не видел вокруг ничего, кроме дивных глаз Тины и ее нежных губ, соображал с трудом и понимал только, что его пока не отвергают. Думать о чем?нибудь другом сейчас он был не в состоянии.