Смех Циклопа - Левина К. В.. Страница 20

– Нет. Замучаешься объяснять, где смеяться.

Отрывок из скетча Дария Возняка «Наши друзья животные»

36

Зрители в «Заднице мира» не смеются.

Артист рассказывает анекдоты только о заиках. Кое-кто встает и, вздыхая, проходит мимо сцены к выходу. Комик начинает следующий скетч.

В первом ряду кто-то громко храпит, ему не мешает неестественный хохот, которым юморист разражается после каждой шутки.

– Слышали девиз общества заик? «Дайте за-Ко-Ко-Кон-чить!»

Жидкие аплодисменты. Многие шикают и свистят, но комик раскланивается словно под гром рукоплесканий.

Зрители расходятся, некоторые в полный голос говорят: «Полное убожество».

Обескураженный комик остается на сцене один, и вдруг видит, как к нему приближается восхитительная молодая женщина на высоких каблуках, с осиной талией и большими сияющими зелеными глазами.

– Вам понравилось? – спрашивает он, и уже достает ручку, чтобы дать автограф.

Лукреция вспоминает слова Феликса: «Кто хочет уничтожить сильнейшего? Слабейший».

Она представляется. При слове «журналистка» юморист улыбается, вспоминая дни своей минувшей славы. Лукреция задает вопрос, но комик грустно качает головой.

– Нет, я не Себ. Он наверху, в самом маленьком зале. На «Задворках Задницы мира». Идите скорей, выступление сейчас начнется. А как вам мое шоу? Просто чтобы знать.

– Очень хорошо, правда, – отвечает Лукреция уже на бегу.

Наверху в маленьком зале занавес открывается, и комик Себастьян Доллен по прозвищу Себ начинает первый скетч акробатическим этюдом со стулом. Он оглядывает публику. В зале, рассчитанном на пятьдесят человек, всего пять зрителей. Он прекращает выступление.

– Послушайте, – говорит он, – народу мало, но я не хочу отменять спектакль. У меня есть развлечение специально для вас – пародия на каждого из присутствующих.

И Себ изображает каждого из пяти зрителей. Первый удивлен. Второй думает: «Посмотрим, сумеешь ли ты меня рассмешить!» Третий смеется надо всем подряд, чтобы получить максимум удовольствия за свои деньги. Четвертый устал и вот-вот заснет, а пятый не успевает следить за происходящим.

Затем комик просит пятерых зрителей подойти поближе и сесть в первом ряду. Он импровизирует, придумывая шутки на тему утренних новостей и последних событий в мире. В этих удивительных экспромтах есть что-то трогательное и интригующее.

Кто этот человек?

Обаяние Себастьяна Доллена покоряет Лукрецию. Он с неподражаемой легкостью меняет темы, шутки сыплются одна за другой. Пятеро зрителей хохочут, хлопают от души. В конце выступления Себ раздает им бесплатные билеты для знакомых.

Немногочисленная публика уходит в полном восторге. Лукреция, пришедшая последней, продолжает сидеть в тени, в глубине зала.

На сцену поднимается директор.

– Очень хорошо, Себ! Сегодня ты отлично выступил.

– Правда?

– Жалко, народу не было. И мы, к сожалению, не сможем больше сотрудничать.

– Дайте мне еще один шанс. Я уступлю вам шестьдесят процентов сбора, – просит комик. – Вы же знаете, нужно время, чтобы шоу приобрело популярность.

– Себ, шестьдесят процентов от трех проданных и двух бесплатных билетов – это не бог весть что.

– Но они смеялись! Вы же слышали, они остались довольны! Семьдесят процентов.

Директор зала беспомощно разводит руками.

– С тобой все кончено, Себастьян. Наступает момент, когда нужно уходить на пенсию.

– Да мне тридцать семь лет!

– Для комика это много. Ты начал в двадцать, у тебя за плечами больше семнадцати лет на сцене. Ты уже старый комик, час твоей славы прошел.

– Хорошо, восемьдесят вам и двадцать мне. Вы знаете, на что я способен. И публика тоже знает.

– Прекрати, Себастьян. Бесплатных билетов недостаточно, чтобы привлечь зрителей. Я не говорю ничего нового: в наши дни нужны выступления по телевизору.

– Но высокий уровень моих…

– Сначала телевидение, потом уровень.

Себастьен Доллен высок, тщедушен, волосы свисают на лоб, а зубы напоминают костяшки домино. Директору «Задницы» лет тридцать, он похож на чиновника, на нем серый костюм, желтый галстук и дорогие часы. Разговаривая, он смотрит на свои вычищенные до блеска ботинки.

– Девяносто процентов вам, – говорит юморист.

– Театр – это та же булочная. Чтобы процветать, он должен продавать свою продукцию. У тебя могут быть лучшие слойки в мире, но если покупатели не придут в магазин, ты разоришься. Пойми, Себ, мне очень нравится твоя работа, я твой самый верный поклонник. Но я не меценат и не министерство культуры. Я человек, который купил помещение и задолжал банку. Меня уже тянет ко дну шоу этого кретина внизу, я больше не могу рисковать.

– Дайте мне его зал.

– Нет, не могу. На него приходят девяносто человек, которые уходят разочарованными. А на тебя пять, хотя они остаются довольны. Закон чисел на его стороне. Закон сборов, во всяком случае. А для меня это самый важный показатель. Ты, наверное, самый остроумный и талантливый артист из всех, что выступали в этом театре, но люди об этом не знают, потому что о тебе не говорят средства массовой информации. А слухи, увы, распространяются медленно. Пойми и ты меня. Я возьму Бельгадо.

– Николя Бельгадо? Но у него все шутки ниже пояса!

– Может быть, но он нравится молодежи, и его начали показывать на популярных каналах – видимо, потому, что тема «ниже пояса» нарушает запреты. Бери с него пример, попробуй более «запретный» юмор.

– Может, некрофилию? Люди, которые трахаются с трупами, для вас достаточно запретны?

– Почему бы и нет! Я серьезно, Себ. Юмор должен потрясать устои. «Ниже пояса» – это просто, но и до этого надо было додуматься. Николя занял свободную нишу.

Себ глубоко вздыхает.

– Если вы меня оставите, я отдам сто процентов сборов.

Директор ласково кладет ему руку на плечо.

– Это непрофессионально. Ты нищенствуешь. Я не могу заставить тебя работать бесплатно. Ты же не собака!

– Я так решил. Я слишком люблю сцену и не могу ее покинуть.

– Но у меня тоже есть совесть. Я не могу обирать бедных талантливых комиков.

– Да, ведь вы даете сцену богатым бездарным комикам, которым она вовсе не нужна. Вы же знаете, Николя Бельгадо – сын производителя сахарной свеклы. Он выступает, чтобы хоть чем-то себя занять. А на телевидение он пролез благодаря связям отца, который покупает рекламное время.

– Ну вот, ты становишься злым, собираешь сплетни про коллег. Однако ты забываешь: не хочу тебя обидеть, но, когда тебя показывают по телевизору, ты производишь впечатление… совершенно заурядного человека.

Лицо Себа искажается от самого страшного оскорбления, которое только может услышать профессиональный юморист.

– Послушай, Себ. Вот тебе дружеский совет: продолжать карьеру в твоем случае – это просто продлевать агонию.

Затаившись в последнем ряду, Лукреция, не дыша, слушает их разговор.

Себастьян Доллен хочет что-то сказать, открывает рот, потом, очевидно передумав, уходит, тяжело ступая.

Лукреция бесшумно встает и следует за ним.

Себастьян Доллен заходит в ближайшее кафе, здоровается с несколькими знакомыми. Хозяин тепло приветствует его. Комик садится за стойку и требует водки.

– Прости, Себастьян. Ты мне и так должен больше тысячи евро.

Хозяин указывает на объявление, висящее над бутылками: «Мы не отпускаем в кредит, чтобы не терять друзей».

– Всего одну рюмку! У меня был тяжелый день… Я дам тебе бесплатные билеты на свое следующее выступление.

– Я уже был на твоем выступлении. С сыном. Ему не понравилось.

– Да ему же три года! Он все время плакал. И кстати, сорвал спектакль.

Хозяин непоколебим.

– Вот именно. Юмористическое шоу не должно вызывать слезы у детей. Может быть, тебе что-то поменять в своем творчестве?

Хозяин смотрит на комика, и его начинает терзать совесть. Он достает бутылку водки и наливает стакан до краев.