Аттила - Дан Феликс. Страница 21

Аттила нежно поцеловал его в лоб и в глаза.

Дагхар в немом изумлении смотрел на Визигаста. Один из гуннских князей, Эцендрул, поймал его взгляд.

– Тебе это не нравится, скир? – усмехнулся он. – Да, мальчик бесподобен. Он еще острее князя Дженгизица. Радуйтесь, если вам придется достаться на его долю.

И, поднявшись на ступени, он подошел к мальчику и стал ухаживать за ним.

Аттила с досадой смотрел на это, и когда Хелхаль подошел к нему с тайным донесением, царь шепнул, указывая на льстивого князя:

– Если бы он знал, кто будет наследником моего царства, как бы он стал услуживать прекрасной Ильдихо!

Глава шестая

У входа в зал раздался шум и послышался громко споривший сердитый голос. Аттила слегка вытянул вперед голову и спустил Эрнака с колен. Мальчик уселся у его ног, осушая один за другим стоявшие на низком столе кубки с вином.

В залу ворвался разъяренный, громко смеявшийся от злобы, Дженгизиц.

Следом за ним шел Эллак. Его печальное, благородное лицо было еще бледнее обыкновенного.

Дженгизиц был на несколько лет моложе брата. Лицом он очень походил на Аттилу и с виду был чистокровный гунн, но ему не доставало того достоинства и величавого спокойствия, которые в его отце поражали даже самых упорных его противников.

Сильным ударом оттолкнув последнего часового, Дженгизиц пробежал залу и одним прыжком очутился возле Аттилы.

– Отец, так как этот полугот хочет ябедничать на меня, то я лучше сам расскажу, как все было, и пожалуюсь на него!

– Ссора между моими сыновьями? Оба неправы! – произнес отец, гневно сверкая глазами.

– Мы ехали по пыльной дороге позади заложников, – начал рассказывать Дженгизиц, – кругом было пусто и скучно. От нечего делать я поспорил с моим оруженосцем, что могу попасть кому угодно между растопыренными третьим и четвертым пальцами руки, не задев их. Можешь спорить, господин, – усмехнулся он, – только ты не найдешь никого, кто бы согласился служить тебе целью. – «Посмотрим! – отвечал я и приказал шедшему перед моим конем двенадцатилетнему мальчику, сыну побежденного сарматского князя, растопырить левую руку, прижать ее к ближайшему дереву и стоять смирно, не оборачиваясь. Он повиновался. Я натянул лук и прицелился. Но тут непослушный мальчик повернул голову, угадал мое намерение, закричал от страха, и обернувшись ко мне лицом, как настоящий трус, закрыл его обеими руками. Я же пустил стрелу, и она вонзилась как раз между третьим и четвертым тонкими пальчиками мальчугана…

– В его левый глаз!.. – дрожа от волнения докончил Эллак. – И когда ребенок закричал и начал проклинать его, то Дженгизиц пригрозил прострелить ему и другой глаз, если он сейчас же не замолчит. И он уже натягивал лук, когда я подскочил…

– И сломал его о мое колено, – в ярости закричал Дженгизиц, – вот обломки! – и он бросил их к ногам Аттилы. – Мой лучший лук! Из-за ребенка! Из-за заложника! Накажи сына готки, отец, или, клянусь богиней коней, прежде чем начнется ее праздник, я сам расправлюсь с ним!

– Где мальчик? – невозмутимо спросил Аттила.

– Он мертв, – сказал Эллак, – он умер на моих руках.

– Слушайте, неразумные сыновья, – произнес Аттила. – Ты, Дженгизиц, заплатишь за мертвого золотом его отцу, из твоей сокровищницы, а не из моей. Ты же, Эллак, поступил очень дурно, сломав лук брата. Ты дашь ему шесть точно таких же хороших луков, это твое легкое наказание. Твоя же тяжелая кара – мое неудовольствие. Прочь с моих глаз! Вон! Ты, Дженгизиц, сядь с правой руки молодого сына короля скиров. И позаботься, милый мальчик, чтобы молодому герою воздалось все то, что ему следует!

Эллак тщетно старался уловить взор отца: Аттила не замечал его больше. Он склонил голову и тихо спустился со ступеней.

Ему пришлось проходить мимо Ильдихо. Девушка встала и открыто при всех протянула ему руку. Он схватил ее, молча поклонился и быстро вышел из залы.

Аттила видел эту сцену. Он слегка покачал своей массивной головою, и глаза его снова злобно сверкнули.

Глава седьмая

Часовые у входа почтительно пропустили в залу знатного гунна в богатой одежде, покрытой пылью, и в бараньей шапке, увенчанной зеленым венком. Он быстро подошел к трону и, взбежав на ступени, упал на колени перед царем.

– Встань, князь Дженцил! Ты принес весть о победе: об этом говорит твой венок!

– Да, победа за тобою, и враги твои разбиты! – громко и гордо отвечал молодой гунн. – Легионы уничтожены!

Гунны испустили радостный вой, германцы же переглянулись с ужасом и печалью. По знаку Аттилы князь начал свой рассказ:

– Среди болот Данастра они считали себя в безопасности и осмелились отказать тебе в дани. Ты поручил мне честь их наказания. Я знаю твой вкус, о великий господин! И сам люблю такую работу. Я решился уничтожить их. Нелегко было проникнуть через болота: они наводнили все рвы кругом, а сами вместе с женами, детьми, стадами и имуществом забрались в середину своей опоясанной водою страны. Но я построил себе отличный мост, – засмеялся он. – Мы согнали несколько тысяч актов и склабенов, ни в чем впрочем против нас не провинившихся, а наоборот, много помогавших нам в этой войне, убили их и, уложив их попарно, вымостили ими топь. Сначала лошади наши не хотели идти по еще теплым телам. Но мы и тут умудрились помочь беде: положили трупы лицом вниз, посыпали им спины лучшим овсом, и понемногу наши кони привыкли ходить за лакомством. Остальное довершили бичи и шпоры. Ночью мы напали врасплох на неприятельский стан. Ужас был неописуем, женщины и дети так кричали о пощаде, что весело было слушать! Тщетно, огонь, копья, бичи и конские копыта встречали их со всех сторон. Восходившее солнце не нашло больше ни единого легиона. Их было шесть тысяч воинов, и столько же неспособных носить оружие женщин, стариков и детей. Велик ты, Аттила, сын победы!

– Велик Аттила, сын победы! – в неистовом восторге закричали гунны.

– Хорошо, – спокойно произнес Аттила, – очень хорошо. Подожди, Дженцил, сынок! Аттила угостит тебя. Вот, возьми!

И своими короткими, толстыми пальцами он выбрал из лежащих перед ним на золотом блюде кусков конского мяса самый большой и красный и сунул его в рот воину.

Гунн, очевидно, на вершине гордости и блаженства, приложил руку к груди и громко чавкал, пережевывая почетный кусок.

– Ты сегодня будешь сидеть рядом со мною, на почетном месте, – сказал Аттила.

Вдруг что-то тяжелое повалилось у ног царя.

– Это маленький Эрнак, – усмехнулся отец, – и у него еще кубок в руке! Воришка! Он влил в себя больше, чем следует. Унесите его в спальню. С завтрашнего дня он начнет пить одну лишь воду, и тот будет распят, кто даст ему вина, меду или пива!..

Глава восьмая

Лицо Аттилы приняло мрачное, даже грозное выражение. Нахмурившись, он громко и резко заговорил:

– Слышали, что он рассказал, вы, скиры, руги и готы? Эти легионы ведь тоже германцы… Так я рассеиваю уже не первое племя вашего изменнического народа. И если вы будете продолжать нарушать верность мне, то скоро свет спросит: «Где германцы?» И раздастся ответ: «Их не осталось ни одного человека, они погибли бесследно, эти высокомерные германцы!»

Король Визигаст поднял почтенную голову и посмотрел ему прямо в глаза.

– Мы можем страдать, – твердо произнес он, – мы уже страдаем тяжко и долго, но мы никогда не погибнем!

– Почему же так, старик?

– Боги, наши предки Асгарды хранят нас! – вскричал Дагхар.

– А кто хранит ваших богов? – насмешливо спросил Аттила. – И они ведь погибнут когда-нибудь.

– Да, при кончине всех вещей, – отвечал Визигаст.

– Хотел бы я быть тогда тем черным великаном, – произнес Аттила, – который, по вашему преданию, всех вас зажарит в огненной пучине!

– И который сам в ней погибнет, – прервал его Дагхар, – после чего новое сияющее небо раскинется над новою землею, где не будет ни гуннов, ни иных полунощных народов! И над всем этим чистым миром будет вновь господствовать Вотан и белокурая Фригга, и Балдур, и верный Донар. Вотан сотворит новых германцев. Из ясеня создаст он мужчину, из ольхи – женщину!