Схватка за Рим - Дан Феликс. Страница 68

Сильно обрадовались византийцы, узнав, что Велизарий высадился в Далмации, и даже сам Цетег при этой вести сказал со вздохом: «Лучше Велизарий, чем Тотила».

И Тотила призадумался. Велизарий прежде всего подошел к Равенне и снабдил голодающий город припасами. Отсюда он двинулся с флотом к югу и сделал попытку захватить Пизавр, но был отбит с большими потерями. В то же время Гриппа, Визанд, Гильдебранд и Маркья заняли все города в средней Италии, так что Велизарий не мог пройти к Риму сухим путем, но, зная, что этот город терпит уже сильную нужду, он решил подойти к нему со стороны моря, уничтожив флот Тотилы. Однако дорогой страшная буря рассеяла его корабли, его самого с несколькими кораблями принесло к берегам Сицилии, остальные его корабли почти все укрылись в гавани Кротона. Тотила, узнав об этом, отправил туда часть своего флота и захватил их.

Силы Велизария оказались слишком незначительными, чтобы можно было выступить с ними против Тотилы. Он обратился к Юстиниану, прося помощи, но тот вел в это же время жестокую войну с персами и не мог ничем помочь ему.

Между тем, в Риме свирепствовал голод. Люди умирали, стен некому было охранять. Префект делал все возможное: он действовал силой, убеждал, он, не жалея, тратил свои средства, чтобы достать припасы, он обещал неслыханные суммы каждому кораблю, который пробьется сквозь флот Тотилы и провезет припасы в город. Все напрасно: Тотила зорко сторожил город со всех сторон.

И вот начались побеги из Рима: каждый день сотни людей, побуждаемые голодом, убегали в лагерь готов. Тейя советовал гнать их обратно, чтобы тем скорее заставить город сдаться, но Тотила велел всех принимать дружественно и кормить.

Цетег почти не сходил со стен. Все ночи проводил он на страже, чтобы примером поднять упавший дух населения, но ничего не помогало: каждую ночь люди группами покидали посты и убегали к готам. Наконец, это стали делать не только простые граждане, но даже начальники небольших отрядов.

– Начальник, – доложил ему однажды утром Пизон, – сегодня ночью Бальб с двенадцатью воинами бросили пост, спустились на канатах через стену и бежали к неприятелям. Там всю ночь ревели апулийские быки: их призыв оказался слишком соблазнителен.

– Я не могу защищать пинциевых ворот, – добавил Сальвий. – Из шестнадцати человек, стоявших на страже, девять умерли ночью с голода.

– То же и у меня, у тибурских ворот, – подтвердил Лициний.

– Вели герольдам, – сверкая глазами, сказал префект Лицинию, – чтобы они собрали на площадь всех граждан, всех, кто еще остался в домах.

– Начальник, в домах остались только женщины, дети и больные, – возразил Лициний.

– Делай, что тебе приказывают! – мрачно прервал его префект и, спустившись со стены, вскочил на своего Плутона, чудного вороного коня, и медленно поехал в сопровождении отряда верных исаврийцев по городу.

Улицы были почти пусты, кое-где только попадались изнуренные, оборванные женщины и дети. Префект подъехал к мосту через Тибр. Вдруг из дверей одного маленького домика выбежала женщина с распущенными волосами, с ребенком руках. Другой, немного постарше, бежал рядом, держась за ее лохмотья.

– Хлеба! Хлеба! – кричала она. – Где я возьму вам хлеба? Ведь эти камни не сделаются хлебом от слез! О нет! Они также тверды, как… Как вот он! Смотрите, дети! Это префект Рима, вон тот, что едет на вороной лошади. Видите, какой ужасный взгляд у него! Но я уже не боюсь его больше. Смотрите на дети: он заставил нашего отца день и ночь стоять на стенах, пока тот не умер. Будь ты проклят, префект Рима!

И сжав кулаки, она протянула их к неподвижно стоявшему префекту.

– Хлеба, мать! Дай нам есть! – с плачем кричали дети.

– Есть я не могу вам дать ничего, но пить – сколько угодно! – дико закричала женщина и, прижав меньшего ребенка к груди левой рукой, схватила правой старшего и вместе с ними бросилась в воду.

Крик ужаса вырвался у всех присутствовавших.

– Она безумна! – вскричал префект.

– Нет, она умнее всех нас! – возразил ему голос из толпы:

– Молчи! Воины, трубите в трубы! Скорее вперед, на площадь! – вскричал префект и помчался впереди отряда.

Герольды между тем согнали на площадь всех, кто был еще в домах, – около двух тысяч изнуренных мужчин и женщин, с трудом державшихся на ногах, опираясь на копья и палки.

– Чего еще хочет от нас префект? – говорили они. – У нас ничего уже осталось, кроме жизни!

– А знаете? Третьего дня Центумцелла сдалась готам.

– Да, граждане города бросились на исаврийцев префекта и заставили открыть ворота.

– О, мы также могли бы это сделать. Но нужно торопиться, иначе будет слишком поздно.

– Мой брат вчера умер с голода. Вчера на скотном рынке продавали мышь вес золота.

– Я прошлую неделю доставал тайком мясо у одного мясника. Но третьего дня народ разорвал его: он зазывал к себе нищих детей, убивал их и продавал нам их мясо.

– А как добр король готов! Он, как отец, заботится о пленных, снабжает их одеждой, пищей и, кто не хочет поступать к нему на службу, тех отправляет в приморские города. Но большинство остается служить в его войсках.

– Тише, вот префект на своей черной лошади. Какой ужасный взгляд у него: холодный и вместе точно огненный.

– Да, моя мать говорит, что так смотрят люди, у которых нет сердца. В эту минуту префект выехал на середину площади.

– Граждане, Рим требует от вас новых жертв, – сказал он. – Я призываю вас стать в ряды войска, голод и – стыдно сказать – измена опустошили эти ряды. Вам нет выбора. Другие города могут выбирать между сдачей и гибелью. Но вы, выросшие в тени Капитолия, не имеете этого выбора: в стенах Рима не может быть сказано трусливое слово. Необходимо сделать последнее усилие: призываю на стены всех, от двенадцатилетних мальчиков до восьмидесятилетних стариков. Тише! Не ропщите! Я велю своим воинам ходить из дома в дом, чтобы не допустить слишком слабых мальчиков или слишком бессильных стариков взяться за оружие.

Префект умолк. В толпе слышался неясный шум.

– Хлеба! – раздался крик за спиной Цетега.

– Хлеба!

– Сдать город!

– И вам не стыдно? – быстро обернулся к ним префект. – Вы так мужественно вынесли все, и теперь, когда остается потерпеть только несколько дней, падаете духом. Ведь через несколько дней сюда явится Велизарий.

– Ты говорил это уже семь раз. И после седьмого раза Велизарий потерял все свои корабли.

– Сдай город! Открой ворота! – кричала толпа.

– Сдай, мы требуем этого!… Ты вечно твердишь нам о римской свободе. Хорошо, но кто же мы сами, свободные люди или твои солдаты? Слышишь? Мы требуем сдачи!

В эту минуту сквозь толпу пробрался Лициний.

– Явился готский герольд! Я пришел слишком поздно, чтобы остановить его. Изголодавшиеся легионеры впустили его через тибурские ворота.

– Долой его! – вскричал Цетег, – он не должен говорить!

Но толпа с восторгом бросилась навстречу герольду и окружила его.

– Мир! Спасение! Хлеб!

– Мир! Мир! Слушайте герольда!

– Нет, – закричал Цетег, хватаясь за меч. – Нет, не слушайте его. Я – префект города. Я защищаю его и говорю вам: не слушайте его.

Но толпа густо обступила герольда:

– Говори, посланный, что приносишь ты?

– Я несу вам мир и освобождение! – вскричал Торисмут. – Тотила, король Италии и готов, шлет вам помилование и требует свободного пропуска. Он сам хочет говорить с вами.

– Да здравствует король Тотила! – закричали голоса. – Пусть идет.

– Нет, – закричал Цетег, подъехав к герольду. – Я начальник этого города и отказываюсь впустить Тотилу. Передай ему, что всякого гота, который вступит в город, я приму, как врага.

Раздался общий крик ярости.

– Цетег! – заговорил один гражданин, когда толпа утихла. – Кто ты? Наш тиран или наш чиновник? Мы свободны. Ты сам часто говорил, что самое главное в Риме – верховенство римского народа. Так вот: римский народ требует, чтобы король был впущен. Желаешь ли ты этого, народ Рима?