Маска (СИ) - "Jeddy N.". Страница 13

  - А, ведь верно. Но тогда он вез с собой большую бочку, да и одет был как нищий.

  Кардинал пожал плечами.

  - Кое-что изменилось... Ну, Джемаль, может быть, прогуляемся по городу? Не хочешь посмотреть лошадей на торгах?

  - Нет, пожалуй. - Бородач беззастенчиво рассматривал меня, задерживаясь взглядом на моем лице, губах, шее. Я почувствовал, что краснею. Я уже знал смысл таких взглядов, но надеялся, что Чезаре не даст меня в обиду.

  Джемаль поднялся и достал квадратную клетчатую доску, затем высыпал из мешка маленькие фигурки, похожие на странных кукол, выточенные из светлого дуба и черного дерева.

  - Давай лучше сыграем в шахматы, - сказал он. - Если я выиграю, то твой мальчик сделает то, что я от него потребую.

  - Ну, а если выиграю я, - холодно отозвался мой господин, - то ты сделаешь то, что я попрошу.

  - Договорились. - Джемаль принялся ловко расставлять фигурки в четыре ряда по разным сторонам доски. Усевшись на полу друг против друга, мужчины принялись по очереди переставлять фигурки на доске с одной клетки на другую. Я не мог понять смысла игры и лишь следил за выражением их лиц, пытаясь разобраться, на чьей стороне удача. Чезаре играл быстро, почти не раздумывая над своими действиями, Джемаль, напротив, долго размышлял, прежде чем передвинуть ту или другую фигурку. На лице кардинала отражалось нетерпение всякий раз, когда Джемаль задумывался над очередным ходом. Вскоре я заметил, что решимость окончательно покинула бородача; он кусал губы, рассматривая частокол белых фигурок, внедрившихся в оборону его черной армии, и поминутно сжимал кулаки. Постепенно фигурок на доске становилось меньше, и я стал, как мне казалось, понимать правила: порой, делая ход, противники снимали вражеские фигурки с доски, ставя собственные на их место, и скоро ряды черных поредели, тогда как белые почти не сдавали позиций. Чезаре улыбался, его спокойная улыбка становилась определеннее с каждым ходом. Наконец, он выпрямился и победно посмотрел на расстроенного Джемаля.

  - Тебе мат, дружище.

  - Я проклинаю тот день, когда вздумал научить тебя играть в шахматы, - улыбнулся Джемаль, стараясь скрыть досаду. Ну, чего же ты пожелаешь?

  - Не надейся, что я предложу тебе испить нектара моих чресл, хотя уверен, ты был бы не против.

  Я содрогнулся, потрясенный грубостью его тона, но Джемаль сдержанно усмехнулся.

  - Дорогой Чезаре, ты староват для меня. Мне милее юные мальчики, вроде твоего брата Хофре или твоего очаровательного камердинера... Да и это все не то. Если бы я жил в Стамбуле, то завел бы себе гарем из красивых девушек, но здесь я вынужден довольствоваться лишь проститутками, которых мне приводят по распоряжению святейшего отца. Кстати, он хорошо знает потребности мужчин, потому что сам любит женщин. Передай ему при случае мою благодарность...

  - Непременно, Джемаль. А пока я хочу, чтобы ты поехал со мной в город. Мне нужно присмотреть себе новую лошадь, а ты ведь разбираешься в лошадях, и мне понадобится твоя помощь.

  - Хорошо, дай мне переодеться.

  Пока слуга помогал ему облачиться в костюм и рубашку, я придвинулся к кардиналу и тихо спросил:

  - Кто он?

  - Младший брат турецкого султана Баязета. Он живет в Риме уже давно, со времен прежнего папы, и его брат платит неплохие деньги, чтобы его пребывание здесь продолжалось как можно дольше. Он под надежной охраной, несмотря на видимость свободы, а в мои обязанности входит присматривать за ним и время от времени выводить в город... Будь поосторожнее с ним, он похотлив как кобель, и то, что он делает с мальчиками, может тебя шокировать.

  Я кивнул, стараясь, чтобы на моем лице не отразилось отвращение.

  В компании Джемаля мы покинули дворец и выехали в город. Я держался рядом с кардиналом, упорно стараясь не замечать красноречивых взглядов турка, направленных в мою сторону. Мы побывали на рынке, потом посмотрели лошадиный торг, и Джемаль выбрал для себя тонконогого гнедого жеребца, восторгаясь его изяществом и статью, но Чезаре не одобрил его выбор, сказав, что этот конь не годится для походов и битв, его красота бесполезна. Я втайне был согласен с моим господином, полагая, что воин должен иметь выносливого и крепкого коня, а не дорогую игрушку. Тем не менее, жеребца Джемаль купил. Довольный, он тут же нацепил на животное уздечку и велел мне вести его в поводу. Я вопросительно посмотрел на Чезаре, и тот спокойно кивнул, а затем развернул коня и поехал прочь.

  Во дворце он приказал мне вернуться к себе и ждать его возвращения, а сам простился с Джемалем и направился в покои святейшего папы. Несомненно, у него была тайная жизнь, о которой я не имел понятия. Частью этой жизни были угрюмый испанец Микелотто, монна Лукреция, папа Александр, незнакомые мне люди, иногда появлявшиеся в его покоях, и те, кому мне доводилось носить письма.

  Я уже успел понять, что все кардиналы, несмотря на свою власть и богатство, поголовно боялись молодого Чезаре Борджиа. Когда я приносил им послания от него, они напряженно всматривались в строчки, и порой на их лицах читалось что-то вроде обреченности. Понимал я и то, что передо мной Чезаре не открывал свою истинную сущность, а она была страшна. Сегодня утром я на мгновение заглянул за темный полог его души, когда он беседовал с кардиналом Колонна, и потом, когда он рассказал мне о Лукреции... Я не мог решить, что чувствую по отношению к нему. Его близость лишала меня рассудка, но я хорошо сознавал, что оставшись с ним, потеряю навсегда собственную душу. Мне хотелось его расположения, его доверия, а более всего на свете - его любви.

  Взяв книгу, я забрался на кресло в библиотеке и начал читать, не слишком вдаваясь в смысл прочитанного. Рассуждения какого-то философа о природе зла казались мне нелепыми: как можно было всерьез утверждать, что злые люди злы, потому что прокляты Богом, а не прокляты, потому что злы? Взять, например, Марко. Что же, он проклят Богом? Не сказал бы я, скорее уж, Бог его просто не замечает...

  В коридоре, ведущем в личные покои Чезаре, послышались быстрые шаги, и звонкий девичий голос позвал:

  - Никколо!

  - Да, ваше сиятельство, - отозвался камердинер.

  - Мой брат у себя?

  - Нет, но я передам ему, что вы приходили.

  - Не нужно, я дождусь его здесь.

  Я быстро захлопнул книгу, поднялся из-за стола и выглянул из библиотеки. Монна Лукреция стояла в дверях спальни Чезаре, а перед ней в почтительном полупоклоне застыл Никколо.

  - Монсеньор ушел к его святейшеству, - сказал я, восторженно глядя на девушку. Лукреция улыбнулась, ласково взглянув на меня.

  - Ты новый слуга Чезаре, верно?

  - Андреа Сагарелли, к вашим услугам, госпожа. - Я поклонился.

  - Ты расторопный и толковый юноша, Андреа. - Ее голос лился подобно меду. - Мой брат ценит именно таких, как ты. Никколо, принеси мне холодного вина и фруктов, а ты, Андреа, можешь почитать что-нибудь. Ты ведь умеешь читать?

  - Ну... - я замялся. - Только на латыни, на греческом плохо.

  - Может быть, ты знаешь испанский или французский?

  - Нет. - Мои щеки вспыхнули. - Позвольте мне почитать вам стихи, ваше сиятельство.

  - Что ж, стихи так стихи. - Она сбросила туфельки и прилегла на кровать.

  Смущенный, я отправился назад в библиотеку и вернулся с томиком "Канцоньере" Петрарки. Мне нравились эти стихи, потрясающе глубокие и нежные, и мне казалось, что именно такое чтение достойно божественной красоты Лукреции.

  Она указала мне на кресло возле кровати и кивком дала понять, что готова слушать. Вскоре я увлекся настолько, что мне стало казаться, будто я сам обращаюсь к прекрасной даме со словами любви. Мой голос окреп и наполнился чувством. Лукреция молчала. Перевернув очередную страницу, я украдкой взглянул на нее и обомлел: платье случайно (или, может быть, намеренно?) соскользнуло с ее белоснежного плечика, бесстыдно обнажив округлую грудь с маленьким алым соском. Я судорожно вздохнул, вцепившись в подлокотник кресла одной рукой. Шаловливо накручивая на пальчик золотистый локон, Лукреция медленно улыбнулась мне: