Библиотека душ (ЛП) - Pyatak Kaban. Страница 3

— Если дар внутри тебя, он быть навсегда.

Эхо донесло до нас шаги и голоса сверху. Я осторожно отодвинул осколки, чтобы можно было просунуть под складывающегося человека руки.

— Мы возьмем вас с собой, — заявил я.

— Оставь меня, — прохрипел он. — Меня скоро не станет.

Не слушая его, я скользнул под него руками и поднял. Он был длинным как лестница, но легким как перышко, и я держал его на руках как большого ребенка. Его тощие ноги болтались возле моего локтя, а голова покачивалась у меня на плече.

Две фигуры, грохоча ботинками, сбежали по последним ступеням эскалатора и остановились в окаймлении бледного дневного света, вглядываясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы тихо опустились на колени, надеясь, что они не заметят нас, что это просто гражданские, решившие сесть на поезд. Но затем я услышал треск рации, и они оба зажгли фонари, лучи которых блеснули на светоотражающих жилетах.

Это могли быть медики или спасатели, или твари, замаскированные под таковых. Я не был уверен, пока они одновременно, как по команде, не сняли широкие солнцезащитные очки.

Ну конечно.

Наши варианты только что сократились наполовину. Теперь был только один путь — в туннель. Нам ни за что не удастся сбежать от тварей в нашем нынешнем состоянии, но скрыться все еще представлялось возможным, пока они не видели нас, — а они еще не видели, — среди хаоса и разрушений, царивших на станции. Лучи фонарей, перекрещиваясь, шарили по полу. Эмма и я медленно попятились к краю платформы. Если бы только нам удалось проскользнуть в туннель незамеченными… Но Эддисон, будь он неладен, не двигался.

— Идем! — прошипел я.

— Это работники медицинской службы, а этому человеку нужна помощь, — произнес он чересчур громко, и тут же лучи подпрыгнули с пола и метнулись к нам.

— Стоять! Не двигаться! — проревел один из мужчин, хватая из кобуры пистолет, в то время как второй нашаривал рукой рацию.

Затем одна за другой быстро произошли сразу две неожиданные вещи. Первое: как только я собрался сбросить складывающегося человека на пути и прыгнуть следом вместе с Эммой, из туннеля раздался оглушительный гудок, и в лицо нам ударил ослепляющий луч света. Несущийся на нас поток плотного сырого воздуха был вызван, разумеется, поездом. Составы все же продолжали ходить, несмотря на взрыв. Второй вещью, возвестившей о себе болезненным уколом у меня в животе, было то, что пустoта сорвалась с места и скачками понеслась в нашем направлении. Мгновение после того, как я почувствовал это, я увидел ее, разрывающую клубы пара, — черные губы растянуты в стороны, языки хлещут по воздуху.

Мы оказались в ловушке. Если мы побежим к лестнице, нас подстрелят и схватят. Если мы прыгнем на пути, нас раздавит поезд. И мы не могли сбежать на поезде, потому что пройдет, по меньшей мере, десять секунд перед тем, как он остановится, двенадцать до того как откроются двери и еще десять, прежде чем они захлопнутся, и к этому моменту мы успеем умереть тремя разными способами. Я сделал то, что делал почти всегда, когда у меня кончались идеи — посмотрел на Эмму. Я мог прочесть по отчаянию на ее лице, что она понимает всю безнадежность нашего положения, и по ее каменно сжатым челюстям, что она собирается действовать в любом случае. Только когда она вскинула руки и, пошатываясь, пошла вперед, я вспомнил, что она не видит пустoту, и попытался предупредить ее, дотянуться до нее, остановить. Но я не мог вымолвить ни слова, и не мог схватить ее, не выронив складывающегося человека. Эддисон был уже рядом с ней и гавкал на тварей, в то время как Эмма безуспешно пыталась сделать пламя, — щелк, щелк, пусто, словно выдохшаяся зажигалка.

Мужчина разразился смехом, взвел курок и прицелился в нее. Пустoта мчалась ко мне, ее вой сливался со свистом тормозов, раздающихся позади меня. В этот момент я знал, что нам конец, и я ничего не могу с этим поделать. И именно в этот момент что-то внутри меня расслабилось, и сразу же боль, которую я всегда чувствовал при приближении пустoт, тоже ослабла. Эта боль была как тонкий пронзительный свист, и когда он затих, я обнаружил скрывающийся за ним другой звук, какой-то шепот на самой границе сознания.

Слово.

Я нырнул за ним. Обнял его обеими руками. И в запале проорал его со всей силой подающего высшей лиги.

«Его!» — крикнул я на чужом для меня языке.

Это был только один слог, но содержал он множество значений, и как только этот хриплый звук вырвался из моего горла, результат последовал мгновенно. Пустoта бросила мчаться ко мне — просто застыла, проехав по инерции еще несколько метров, затем резко развернулась, метнула язык через платформу и обвила им ногу твари три раза. Потеряв равновесие, мужчина выстрелил, попав в потолок, а затем его вздернуло вверх ногами в воздух, и начало швырять, орущего и брыкающегося, из стороны в сторону.

Моим друзьям понадобилось время, чтобы понять, что произошло. Пока они стояли с открытыми ртами, а вторая тварь кричала что-то в рацию, я услышал, как двери вагона с шумом открылись у меня за спиной.

Это был наш шанс.

— ПОШЛИ! — заорал я, и мы бросились к вагону.

Спотыкающаяся на бегу Эмма, Эддисон, путающийся у нее в ногах, и я, пытающийся протиснуться в узкие двери вагона с долговязым и скользким от крови складывающимся человеком, кучей ввалились через порог.

Последовали еще выстрелы. Тварь вслепую палила в пустoту.

Двери закрылись на полпути, потом разъехались снова.

«Пожалуйста, освободите проход», — вежливо пропел в динамике записанный голос.

— Его ноги! — воскликнула Эмма, указывая на оставшиеся в проходе носки ботинок на длинных ногах складывающегося человека. Я кое-как дотянулся и ногой затолкал их внутрь вагона. За те несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем двери снова закрылись, болтающаяся в воздухе тварь успела сделать наугад еще несколько выстрелов, но чудовищу все это уже надоело, и оно швырнуло мужчину об стену, где тот сполз на пол и замер бесформенной кучей.

Вторая тварь неслась к выходу. «Его тоже», — попытался крикнуть я, но было слишком поздно. Двери уже закрывались, и, неловко дернувшись, поезд тронулся с места.

Я огляделся, с облегчением отметив, что в вагоне мы были одни. Что подумали бы обычные люди при виде нас?

— Ты в порядке? — спросил я у Эммы.

Она сидела на полу, тяжело дыша и изучая меня внимательным взглядом.

— Благодаря тебе, — ответила она. — Ты, в самом деле, заставил пустoту делать все это?

— Похоже, — ответил я, не веря сам себе.

— Это потрясающе, — тихо произнесла она.

Я не мог сказать, испугана она, восхищена, или все сразу.

— Мы обязаны тебе жизнями, — проговорил Эддисон, ласково ткнувшись головой мне в руку. — Ты очень особенный юноша.

Складывающийся человек засмеялся, и я взглянул вниз и увидел, как он улыбается мне через гримасу боли.

— Видишь? — произнес он. — Я же говорил тебе. Это есть чудо.

Его лицо стало серьезным. Он схватил меня за руку и втиснул мне в ладонь маленький бумажный квадратик. Фотографию.

— Моя жена, мой ребенок, — пояснил он. — Захвачены нашим врагом уже давно. Если ты найти остальных, возможно…

Я взглянул на фотографию и испытал потрясение. Это был небольшой, размером для бумажника, портрет женщины, держащей на руках ребенка. Сергей явно носил его с собой уже очень долго. И хотя люди на карточке выглядели приятными и милыми, сама фотография, или негатив, были серьезно повреждены, возможно, оказались в огне, отчего лица исказились и разделились на фрагменты. Сергей до этого никогда не упоминал о своей семье, все, о чем он говорил, с тех пор как мы его встретили, так это о создании армии странных людей, о том, чтобы передвигаться из петли в петлю и вербовать переживших налеты и зачистки странных, способных сражаться. Он никогда не говорил, зачем ему нужна была армия. Чтобы вернуть их.

— Мы найдем и их тоже, — пообещал я.

Мы оба знали, насколько это было маловероятно, но ему нужно было это услышать.