Биржа — Игра на деньги - Вершовский Михаил. Страница 43

— Конечно, — сказал Роберт. — Я начал с девятью тысячами долларов, которые получил в наследство от покойного дяди. Кое-что ушло на сторону, на машину и так далее, но я многому научился, и теперь я знаю, что и когда я делал не так, и я с уверенностью смотрю в будущее.

— Так что же осталось от девяти тысяч?

— У меня до сих пор две тыщи сто на счету, — сказал Роберт.

Я должен признаться, что Роберт почти убедил меня в теории, которая до того представлялась весьма сомнительной. Собственно говоря, Роберт — это часть значительно большей картины: все индивидуальные инвесторы нынче продают годами, независимо от размера их счетов, полными и неполными лотами, потому что пенсионные фонды стали большими покупателями, а на каждого покупателя должен найтись продавец. Объемы торгов стали невероятными, но отчасти это происходит потому, что некоторые финансовые организации, забыв о том, сколь мощно они выросли, продолжают прыгать от акций к наличности и обратно с изяществом слонов в балете. Я предоставляю вам самим судить о приключениях Роберта на бирже. Сам же я сейчас занят поиском десятицентовых монет 1937 года, потому что у меня есть очень серьезная наколка от человека с настоящей инсайдерской информацией о том, что эти монетки вот-вот двинутся в цене.

Часть III. ОНИ: ПРОФЕССИОНАЛЫ

Глава 15

Культ результативности

Если вы присмотритесь к Успешному Биржевику, подслушивающему великого Кина, или к Неполнолотчику Роберту, выуживающему информацию у сестры своего товарища, работающей в мэрии, то вы заметите в их отношении к проблеме нечто общее: там, на бирже, есть Они. Они, говорит Успешный Биржевик, в 1881 году, готовятся провернуть «медвежью» операцию с проектом канала Эри. Они, говорит Неполнолотчик Роберт, собираются провести сплит акций.

Кто же эти Они? Они — это люди, которые и двигают акции. Они первыми получают информацию, — может быть, Они даже создают информацию — и Они намереваются двинуть акции вверх или вниз. Они таинственны, анонимны, могущественны, и Они знают все. Их не волнует ничто. Они — действующая власть на рынке.

Действительно ли эти Они существуют? Всего лишь несколько лет назад такой вопрос был бы встречен взрывом хохота. Ответ на подобный вопрос гласил бы: конечно, Они существовали в дни великого Кина, когда не дай Бог было оказаться на пути Дж. П. Моргана и Джеймса Дж. Хилла, потому что, когда эти слоны сражались, земля ходила ходуном.

Конечно, Они существовали в двадцатые, когда, если ты не знал, что на уме у Джо Кеннеди и Майка Миэна, то лучше было держаться подальше от акций «Радио», разве что тебя насильно загоняли в пул. Но сейчас? Сейчас у нас полная открытость, Комиссия по ценным бумагам и биржам, департамент юстиции, налоговая служба, инструкции и предписания, проверка бухгалтерии фирмами типа «Пит Марвик» и «Хаскинс энд Селлс», принцип «Разузнай, Прежде Чем Вкладывать», офисы «Меррил Линча» на каждом углу и двадцать четыре миллиона инвесторов. Реформы изменили все. Эти самые Они исчезли навсегда.

Исчезли? Что ж, Они — в смысле Джо Кеннеди, Майка Миэна и Джеймса ДжХилла — действительно исчезли, потому что биржа стала слишком широка. И даже Чарли Аллен не то же самое, чем был Дж. П. Морган в 1907 году. Значит, никаких «Они» больше нет, и все это не более чем сказка?

Нет, дорогое дитя, Они по-прежнему существуют, как бы это тебя ни удивляло. Они действительно первыми получают информацию, Они имеют возможность действительно двигать акции вверх и вниз — и очень небесполезно знать, что и как эти самые Они делают.

Отличия, конечно, есть. Магнатов сейчас единицы, а большинство корпораций управляется менеджерами от имени тысяч акционеров — управленческая революция, Новое Индустриальное Общество и все такое прочее. То же самое произошло и в мире инвестиций. Магнатов сменили менеджеры — менеджеры так называемых Институциональных Инвесторов: взаимных и пенсионных фондов, страховых компаний и т. д.

В течение ряда лет тот факт, что менеджеры взяли дело в свои руки, не имел особого значения. Портфель ценных бумаг еще не был Инструментом Реализации Личности. Менеджерам таких портфелей давали четкий приказ оставить спекуляции спекулянтам — их, менеджеров, делом было участвовать в Долгосрочном Росте Американской Экономики. В портфеле такого менеджера лежали акции двух сотен компаний, двух сотен самых больших компаний Америки. Но эти две сотни компаний составляли только две трети портфеля, треть обязательно состояла из облигаций. Устав такого менеджера проистекал из старинного дела, «Эмори против Гарвардского колледжа, 1831», где суд постановил, что доверенное лицо должно вести себя «как подобает Предусмотрительному Человеку». А Предусмотрительный Человек — это человек, который бережет капитал, который консервативен, который вовремя завтракает, а ленч проводит в Клубе. И который, умирая, оставляет наследство, вызывающее восхищение адвокатов своей гармоничностью и надежностью. Предусмотрительный Человек, управлявший ценными бумагами, делал свой бизнес с однокашниками по колледжу, которые были брокерами, а самым радикальным его шагом могло быть то, что он сокращал долю акций «Стил» с 3,3 процента до 2,9 процента с тем, чтобы прикупить чуть больше акций «Телефоун».

А потом стали происходить кое-какие вещи. Во-первых, в игру вошла новая группа менеджеров. Вы помните, что на Уолл-стрит недоставало целого поколения, потому что с 1929 по 1947 туда никто не шел. Поколению, пришедшему на Стрит в двадцатые, сейчас за шестьдесят и за семьдесят. Следующее поколение — это люди тридцати, максимум сорока с небольшим лет. Различия в отношении этих поколений к жизни даже больше, чем в обычном противостоянии отцов и детей. Для старшего поколения Великая Депрессия тридцатых годов была мощной и глубокой травмой. Биржа рухнула в 1929 году, но это было еще не самое страшное. В 1930-м произошло кое-какое оживление, а потом началась непрекращающаяся эрозия, насмерть перепугавшая всех. «Юнайтед Стейтс Стил», продававшиеся 3 сентября 1929 года по 262 доллара за акцию, сползли до 22. «Дженерал Моторз» соскользнули с 73 до 8. «Монтгомери Уорд» съехали со 138 до 4. «Юнайтед Фаундерз» рухнули с 70 долларов до пятидесяти центов. «Америкэн Фаундерз» свалились до тех же пятидесяти центов с отметки $117.

Перелистать все номера «Уолл-стрит Джорнэл» и «Барронз» с 1929 по 1933 годы — как я сделал однажды — очень отрезвляющее занятие. Ежеквартальные отчеты продолжали настаивать: «Перспективы благоприятны», «Устойчивое выздоровление началось» — и так далее. Но никто не хотел ничего слышать. Те, что участвовали в торгах с брокерским кредитом, уже прогорели дотла в 1929 и 1930 гг. Но в период с 1930-го по 1933-й произошла иная трагедия. Предусмотрительный Человек, — без всякой маржи! — веривший в Долгосрочный Рост Американской Экономики, увидел, как его немаржевые портфели самых голубых фишек Америки рухнули на 80–90 процентов. Профессор Йельского университета Ирвинг Фишер, обессмертивший себя заявлением, сделанным 17 октября 1929 года о том, что «биржевые акции достигли в своем росте постоянного уровня», был вынужден сдвинуть этот «постоянный уровень» на 90 процентов вниз и присоединиться к толпе Ле Бона. «Это была психология паники, — объяснял он. — Это была психология буйствующей толпы… Дело не в том, что цены на бирже были неоправданно высоки… Падение биржи было результатом психологии, в соответствии с которой она рухнула вниз, потому что двигалась вниз».

Старшее поколение — те, кто умудрился выжить, — дожило не только до лучших дней, но и до нынешнего процветания. Однако большинство из них всегда видело тень Депрессии, выглядывающую из-за их плеча. Всегда существовал шанс, что это произойдет снова, и это чувство, пусть даже бессознательное, требовало для своего преодоления серьезных сознательных усилий.