Произвол судьбы - Данилов Сергей. Страница 30

Я стремглав проскочил почти под самой когтистой лапой медведя, чудом увернувшись от удара, и бросился к тому месту, где среди мха поблескивало лезвие меча. Но тут произошло непредвиденное. Я угодил ногой в один из тех медвежьих капканов, которые, по словам Крайта, были расставлены по всему лесу, с разбега свалился на землю и некоторое время лежал неподвижно. От боли в ноге я не мог пошевелиться. Это меня и спасло, ведь медведи не едят падаль, а я выглядел как мертвый.

Когда, немного придя в себя, я смог наконец осмотреться, то с удивлением увидел мелькающую среди стволов сосен белую мантию нашего старого учителя Филиана. Когда-то Филиан был знаменитым эльмарионским мудрецом и лекарем и приехал в Фаргорд, чтобы помочь черному колдуну лечить отца. После того как Линделл сбежала из замка, а никто из учителей, нанятых дядюшкой Готридом, не смог вызвать у наследного принца, то есть меня, достаточного интереса или уважения, чтобы я соизволил не пропускать большую часть их уроков, Филиан по приказу отца стал нашим учителем. Славный был старикашка этот Филиан, хотя и мучил нас правилами этикета и грамматики, а когда был в хорошем настроении, пытался научить наукам, вообще не доступным пониманию, например, философии или алхимии. Зато ему никогда раньше не приходилось учить детей, и он обращался с нами совсем как со взрослыми. Мне это льстило, и я посещал его уроки, хотя, признаться, всегда был рад найти какую-нибудь уважительную причину, чтобы улизнуть в тренировочный зал к наемникам, на конюшню или просто в лес. Если уважительной причины не было и я пропадал просто так, Филиан всегда думал, что со мной что-нибудь случилось, меня кто-нибудь убил или похитил, и бросался на поиски. Наверно, в Эльмарионе было принято похищать принцев и он к этому привык, а может, просто был такого плохого мнения о фаргордцах, что ожидал от них любой подлости.

Вот и сейчас Филиан разыскивал меня. Он бежал по лесу старческой трусцой и кричал во весь голос: «Принц Рикланд, ваше высочество, отзовитесь!» «Что он здесь делает? — подумал я. — И почему я здесь лежу? И отчего так болит нога?» Но тут увидел медведя, направляющегося в сторону ничего не подозревающего Филиана, и ужаснулся. Ведь старик если и брал когда-нибудь в руки какое-нибудь оружие, то только нож, да и то лишь для того, чтобы заточить перо для письма.

Я попытался вскочить на ноги, от боли потемнело в глазах, но я пересилил себя и заорал изо всех сил:

— Лорд Филиан! Беги отсюда, здесь бешеный медведь! Приведи стражу!

Я еще что-то кричал, но Филиан или не слышал, или делал вид, что не слышит, и двигался прямо навстречу медведю. Так они и шли друг на друга, маленький щуплый старичок в белой мантии и огромный бешеный медведь с разинутой клыкастой пастью. Мне стало страшно, крик застрял в горле, я просто оцепенел от ужаса. Почему-то, когда что-то страшное происходит со мной, я почти совсем не боюсь, а вот если на моих глазах что-нибудь случается с другими… И почему этот медведь продолжает идти на Филиана, ведь вот же я, совершенно живой и никуда не денусь, потому что в капкане, а Филиан старый, костлявый и невкусный! И я не хочу смотреть, как его растерзает медведь!

Но Филиан внезапно совершил такое, чего я не только от него, но и вообще от кого бы то ни было не мог ожидать. Когда медведь подошел к нему вплотную, он стремительно сунул руку к нему в раскрытую пасть, столь же стремительно выдернул и проворно отскочил за дерево. В руке у него был зажат окровавленный кусок мяса, наверное, какая-то медвежья внутренность, а медведь взвыл, прошел по инерции еще насколько шагов, завалился на бок и затих.

Филиан брезгливо отшвырнул в сторону извлеченный из медведя орган, аккуратно, чтобы не запачкать свою белоснежную мантию, вытер руки о сырой мох, подошел ко мне и освободил из капкана.

— А вам, Рикланд, вместо того, чтобы бегать по лесу, стоило бы повторить правописание глаголов, чем вы и займетесь, как только окажетесь в замке, — невозмутимо, как будто вообще ничего не произошло, произнес Филиан.

— Как скажешь, лорд Филиан, — смиренно ответил я и в ответ на изумленный взгляд учителя, не привыкшего к такой покорности с моей стороны, печально вздохнув, объяснил: — Ты спас мне жизнь, и теперь она принадлежит тебе!

Я понимал, что обрекаю себя на годы мучений, но что делать, этого требовал долг чести.

Говорят, перед смертью люди вспоминают всю свою жизнь. Не помню, кто это сказал, наверное, Роксанд, кто еще может знать, что люди вспоминают перед смертью? Я успел вспомнить всего одну историю из своего далекого детства, но зато во всех подробностях и за одно мгновение. После этого, мысленно поблагодарив старого Филиана за то, что тот сумел, как оказалось, научить меня хоть чему-то полезному, я вытряхнул из аспида его довольно неприятные на ощупь кишки и еще что-то, что попалось под руку.

Агония змеи длилась ужасно долго, я даже засомневался, что она сдохнет раньше, чем я захлебнусь. Но в конце концов до змеи дошло, что, когда внутренности торчат изо рта, еда особенно ни к чему, а корчиться и извиваться гораздо удобнее, когда ничего не мешает, и я оказался на свободе. Правда, напоследок она стиснула меня так, что я, когда смог наконец встать на ноги и с хрипом вдохнуть воздуха, совсем не был уверен, что хотя бы одно ребро осталось целым. И еще я страшно устал. Устал настолько, что, пока выкарабкивался на берег, неоднократно срывался и сваливался в воду, хотя все, что от меня требовалось — это просто подпрыгнуть и подтянуться. Руки были какие-то чужие, особенно правая, на которой вспухли и горели огнем царапины от змеиных зубов. Да и вообще со мной творилось что-то неладное. Ужасно хотелось спать. В этом было что-то ненормальное. Обычно провести четверо суток без сна для меня так же просто, как дядюшке Готриду не заснуть во время завтрака, лишь на седьмые или восьмые сутки я начинаю засыпать на ходу, как кобыла старого торговца, который привозит в «Сломанный меч» дешевое вино. Сейчас же я чувствовал себя гораздо хуже старой клячи. Та по крайней мере могла во сне ходить, да еще тащить за собой груженую телегу, я же, как только оказался на сухом каменном полу, возвышавшемся над водой, свалился на него и заснул, не обращая внимания на ледяную воду, лившую с меня водопадом.

Трудно сказать, сколько времени я проспал, судя по количеству приснившихся мне кошмаров, целую вечность. Проснулся я, как обычно, от собственного крика, когда на моих руках, в который раз, умер Рил. Реальность упорно не хотела возвращаться. Все вокруг было в каком-то тумане, а в ушах продолжал звучать жалобный голосок братишки: «Во имя всех богов, Рик, только не засни опять! Беги быстрей по коридору, там выход!»

Я с трудом поднялся на подгибающиеся ноги, сокрушенно отметив, что правой руки у меня по сути дела больше нет, вместо нее из рукава торчит нечто невероятно распухшее, ничего не чувствующее и абсолютно не желающее мне повиноваться. Признаться, мне это очень не понравилось, все-таки моя правая рука — это моя правая рука, я ее люблю, и она мне просто необходима. Я собрал все силы, которых к тому времени осталось не слишком много, и бросился бегом по длинному, уходившему куда-то вниз коридору, на стенах которого какой-то древний эльфийский художник изобразил эпизоды из множества неизвестных и нескольких известных мне легенд. Я бежал, пока не оказался в небольшом, но очень красивом зале с резными стенами и мраморным полом, покрытым толстым слоем пыли. Зал был пуст, лишь под потолком примостилось несколько спящих летучих мышей. Посреди зала возвышалась круглая площадка, на которой светился синим светом огромный огненный шар. Такой шар на мгновение появляется вокруг черного колдуна или Энди, когда им надо срочно исчезнуть. «Значит, это и есть выход, будь он трижды проклят!» — зло подумал я. Как же мне не хотелось лезть в эту магическую штуковину! У меня даже мелькнула шальная мысль вернуться обратно в разрушенный храм и попытаться расчистить до конца проход, но распухавшая на глазах и потерявшая чувствительность правая рука с ходу отвергла такой вариант. С обреченностью человека, который знает, что его ведут на пытку, я поднялся по ступеням и шагнул в середину синего свечения. Уши заложило, к горлу подступил комок, и я провалился во тьму.