Битва за рубль. Взгляд участника событий - Алексашенко Сергей. Страница 4
Однако, несмотря на все усилия Минфина, решение о будущей макроэкономической политике в начале лета 1994 года принять не удалось. Более того, в конце июля – начале августа под давлением отраслевых лобби Правительство настояло на получении бюджетом от Центрального банка не только «планового» финансирования всего третьего квартала, но и части средств, которые должны были быть использованы в четвертом. Аргументация для принятия такого решения хорошо знакома по тем временам: необходимость финансирования «северного завоза» и уборочной кампании. В результате, к концу августа денежная база (показатель, характеризующий изменение объема денег, выпущенных Центральным банком, то есть его эмиссионную активность) увеличилась примерно на 50% по сравнению с уровнем начала июля.
Узнав об эмиссионных результатах лета 1994 года, руководство МВФ заняло чрезвычайно жесткую позицию в дальнейших переговорах с Россией по предоставлению резервного кредита (stand-by). Было заявлено, что такая политика не может быть поддержана ресурсами МВФ и что те цели, которые ставила перед собой Россия, становятся недостижимыми для нее. Разрыв отношений с МВФ, прекращение внешнего финансирования для федерального бюджета и кризис в переговорах по внешнему долгу могли стать реальностью.
Становилось все более понятно, что продолжение политики 1992—1994 годов не может привести ни к чему иному, кроме нового всплеска инфляции, дестабилизации экономической ситуации и неизбежных политических осложнений, связанных с надвигающимися выборами в Думу в декабре 1995 года и с перспективой президентских выборов летом 1996 года. Инерционность экономических процессов в России была столь очевидной для всех, что такой далекий (по российским понятиям) прогноз развития ситуации не подвергался сомнению. Между тем Правительство делало чрезвычайно мало для укрепления бюджета, скорее наоборот. Именно в это время были приняты решения о предоставлении льгот по уплате таможенных пошлин Национальному фонду спорта и Союзу ветеранов Афганистана, которые впоследствии обернулись для бюджета потерей 4—5 млрд долларов.
Из служебной записки автора Министру финансов
(18 августа 1994)
…Собираемость налогов в любой стране есть показатель политической воли Правительства. Номинальные налоговые ставки, существующие в России, должны были бы давать гораздо более существенные поступления в бюджет, однако рядом своих решений руководство страны сделало недостижимыми даже те скромные цели по повышению объема налоговых поступлений, которые ставились в бюджете. Приведем несколько примеров:
– массированное освобождение предприятий и организаций от уплаты таможенных платежей при импорте товаров в Россию;
– снижение акцизов на легковые автомобили для каждого отдельного завода под давлением директоров;
– принятие постановления об особенностях исчисления затрат в газовой промышленности (его цена для бюджета оказалась равной примерно 500 млрд руб.);
– поощрение существования внебюджетных отраслевых фондов, формирующихся за счет начислений на себестоимость продукции, т. е. за счет уменьшения прибыли. Никакого контроля за сбором и расходованием этих средств наладить не удалось, выполнение положения Указа 1004 об ограничении размеров этих фондов и их консолидации в бюджете оказалось очень быстро заблокировано;
– предоставление налоговых отсрочек и налоговых кредитов «влиятельным» директорам на сотни миллиардов рублей по решениям Президента и Правительства.
Такие примеры можно продолжать и дальше…
Самым простым и привычным решением для российского Правительства в последние годы в таких ситуациях было увеличение заимствований в Центробанке. Однако сегодня ситуация в экономике качественно изменилась:
…Весь прирост денежной массы, а следовательно, и уровень инфляции сегодня определяются теми суммами, которые Правительство получает у Центробанка. Казалось, в последнее время Правительство добилось успехов в подавлении инфляции и инфляционных ожиданий: даже существенное повышение темпов роста денежной массы во втором квартале с. г. не привело к соответствующему повышению темпов инфляции в третьем квартале (со сдвигом в три месяца, как это бывало раньше). Однако события последнего времени показывают, что своеобразный кредит доверия Правительству близок к исчерпанию.
Оказалось достаточным использовать квартальный кредит ЦБ на финансирование дефицита бюджета за 40 дней, как на рынке образовался относительный избыток рублевой массы, и, как следствие, ускорилось обесценение рубля по отношению к доллару, резко сократился спрос на шестимесячные государственные обязательства и вырос спрос на трехмесячные. Очевидно, что в этой ситуации достаточно еще одной капли, и может повториться сценарий осени 1992 года. Конечно, можно надеяться, что, не проводя эмиссионный взаимозачет и позаимствовав у ЦБ дополнительно всего лишь 8—10 трлн руб. до конца года, можно будет удержать инфляцию в пределах 12—15 процентов в месяц в первом квартале 1995 года; однако последствия могут стать более серьезными с психологической и политической точек зрения.
Поняв, что Правительство приняло курс на инфляционный подогрев экономики, население и частный бизнес утратят к нему доверие и станут спасать себя, рублевые сбережения перестанут расти, возобновится бегство от рубля, рубль, обесцениваясь, будет подхлестывать инфляцию, капитал снова потечет за рубеж, в стране прекратится инвестиционная активность частного капитала. После такого «холодного душа» потребуется очень много времени и проведение гораздо более жесткой политики для того, чтобы вернуть веру в Правительство и его намерения.
Политически такой откат будет означать полное поражение нынешнего руководства России. Не говоря уже о том, что более половины экс-советских республик добились снижения инфляции до уровня ниже 2 процентов в месяц, международное сообщество перестанет связывать с нынешним руководством России надежды на экономическую и политическую стабильность. Допустив повышение инфляции до 12—15 процентов в месяц, Правительство сделает невозможным достижение экономического подъема ранее начала 1997 года (полгода на подавление инфляции и год на оживление экономики), т. е. на выборы придется идти, в лучшем случае, в условиях стагнации, а лавры победителя экономического кризиса достанутся тому, кто победит на выборах. В худшем случае, при высокой инфляции, ни один политик из сегодняшнего руководства страны не может рассчитывать на успех.
В начале сентября 1994 года в Минфине окончательно была сформулирована идея о возможности и необходимости резкой радикализации усилий по достижению макроэкономической стабильности, что могло существенно продвинуть вперед экономические реформы. Наступил момент, когда следовало отказаться от того, что являлось главным препятствием на пути стабилизации экономики – от получения кредитов Центрального банка на финансирование расходов бюджета. Одновременно предлагалось перейти к использованию фиксированного курса рубля, что могло бы служить сильным противоинфляционным якорем [2].
Сама по себе такая постановка вопроса была не нова, никому не нужно было доказывать историческую необходимость принять решение о прекращении кредитования бюджета со стороны Центрального банка. Опыт экономических преобразований в странах Восточной Европы наглядно убеждал в том, что это – обязательное решение на пути экономической реформы. Но каждый раз при планировании бюджета страны на очередной финансовый период (год или квартал) Минфин сталкивался с невозможностью балансирования бюджета без получения существенной эмиссионной поддержки. Этот разрыв был столь значителен, а сопротивление государственных структур сокращению расходов бюджета – настолько велико, что при принятии окончательных бюджетных решений речь шла о величине такого финансирования, а не о целесообразности его использования в принципе.
2
Несколько позднее, принимая во внимание ограниченность валютных резервов Банка России, эта идея трансформировалась в фиксированный курс с допустимыми колебаниями внутри узкого (10—12%) коридора (прообраз будущего «валютного коридора»).