Девушка по вызову - Данилова Анна. Страница 27
Машин было мало, город еще спал. Но ей все же повезло, возле нее притормозил старенький “москвичонок”, за рулем которого сидел скромный очкарик-пенсионер.
– И куда это вы так рано собрались? – спросил очкарик. – Уж не на вокзал ли?
– Так точно: на вокзал. Вернее, сначала домой, мне надо взять документы… – она сказала это так, словно водитель мог знать, где она живет.
– На Садовую…
Конечно, она рисковала, заезжая домой, но без паспорта и прочих необходимых документов она бы не смогла даже купить билет, не говоря уже об остальном. Прихватив кое-что из одежды и сунув это вместе с мылом и прочими необходимыми в дороге вещами в дорожную сумку, Эмма взяла из шкафа спрятанные в стопке постельного белья деньги и, не переодеваясь, выбежала из квартиры на улицу, где ее уже ждал “москвичонок”.
– Вот теперь на вокзал.
Она купила билет на семичасовой московский поезд и в ожидании его заглянула в буфет, позавтракала там бутербродами и кофе, съела большое желтое яблоко и в страхе перед Перовым провела оставшиеся полчаса в женском туалете.
На перроне, когда поезд уже подали, она то и дело оглядывалась, боясь встретить Перова, и только после того, как заперлась в купе и поезд тронулся, облегченно вздохнула. Ей повезло: в купе она ехала одна.
Зашедшая к ней проводница, уставшая и недовольная, подозрительно осмотрела ее грязные шорты, перепачканную в мелу и грязи блузку.
– Ваш билет, – проговорила она недовольным тоном и тяжко, надсадно икнула.
Эмма протянула ей билет, удивляясь, зачем было проводнице заходить к ней и спрашивать билет, когда она только что рассматривала его на перроне.
– У вас чаю не найдется? – спросила Эмма.
– Нет, еще рано.
Когда проводница ушла, Эмма взяла сумку и заперлась в туалете. Достав мыло и зубную щетку с пастой, она умудрилась раздеться догола и почти полностью помыться, поливая себя теплой водой и смывая пену. Вот только помыть голову ей не удалось, поскольку волосы были слишком длинными и, чтобы промыть их, потребовалось бы несколько ведер воды и хороший шампунь. Все же ей удалось привести себя в порядок и переодеться в чистую одежду. Она вышла из туалета посвежевшая, в голубых узких брючках и белой вязаной блузке. Проводница, увидев ее, покачала головой.
– Так вы будете чай?.. – услышала Эмма и усмехнулась: похоже было, что в умытом и переодетом виде она сильно поднялась в глазах проводницы, хотя и рисковала так же сильно упасть, стоит только проводнице заглянуть в туалет и обнаружить там оставшуюся после импровизированного душа лужу…
– Нет, спасибо.
Вернувшись в купе, Эмма села поближе к окну. Она смотрела на проплывающие мимо нее в зеленоватой дымке пейзажи и радовалась тому, что все дальше и дальше отдаляется от собственного прошлого, от Перова и своих клиентов, от трупа Холодного, от страха и леденящих душу сновидений… Москва представлялась ей огромным ярким и непременно залитым солнечным светом городом. И где-то там живет человек со странной, горькой и смертельно опасной фамилией Ядов. Даже если Орлова в Москве нет, она позвонит Ядову и встретится с ним… Она все ему объяснит и попросит помощи. Не может друг Орлова отказать ей в просьбе.
– У тебя покурить не найдется? – услышала она вдруг откуда-то сверху женский голос, который вернул ее в реальность.
Эмма подняла голову и увидела лежащую на верхней полке девушку с растрепанными светлыми волосами и розовощеким милым личиком, рассматривающую ее своими большими голубыми глазищами.
– Нет, я не курю… – ответила Эмма. – Ты меня испугала… Я почему-то думала, что еду в купе одна.
– Меня зовут Надя. Я тоже почти не курю, но вот сейчас захотелось. Подожди, я сейчас спущусь…
Эмма пожала плечами: меньше всего ей сейчас хотелось с кем-то знакомиться, а тем более общаться.
Но делать нечего – соседей по купе не выбирают. А что, если девушка окажется симпатичным человеком, с которым будет приятно коротать время в пути?
Надя проворно спустилась вниз, в считанные секунды привела в порядок свои пышные волосы, заколов их на затылке, достала откуда-то снизу пакет, откуда тотчас же принялась вынимать продукты и раскладывать их на маленьком столике, прикрытом жесткой накрахмаленной салфеткой.
– Я к жениху в Москву еду, – улыбнулась Надя, разворачивая фольгу, из которой показался кусок жареного мяса. – А ты куда?
– Я тоже в Москву.., по делам… – растерянно ответила Эмма, чувствуя, как при виде аппетитного мяса и прочих простых домашних вкусностей, вроде курицы и пирожков, у нее начинает кружиться голова. В последнее время она мало ела и практически забыла, что значит получать удовольствие от еды.
– Ты ешь, не стесняйся, я же вижу, как тебе хочется… – с довольным видом благодетельницы, снисходительно позволившей поделиться своим ужином, проговорила девушка. – Как тебя зовут?
– Эмма.
– Красивое имя. Редкое. Ты замужем?
– Нет.
– Где-нибудь учишься? Работаешь?
– Нет.
– А ты выпить не хочешь?
– Нет.
– Да что это ты заладила – все нет да нет?! От хорошего вина грех отказываться, к тому же у нас есть повод выпить: я же все-таки выхожу замуж…
С этими словами Надя снова принялась шарить внутри пакета, выуживая бутылку вина.
Эмма с любопытством следила за ее движениями, когда девушка разливала вино по пластиковым стаканчикам, очищала яблоко, нарезая его дольками, ломала плитку горького шоколада и пыталась представить себе, какой жизнью жила незнакомка перед тем, как сесть в этот поезд, в это купе…
Чувство одиночества, неприкаянности и душевного холода, сопровождавшее Эмму в неожиданной поездке, а по сути, побеге, явно контрастировало с чувствами, которыми жила ее попутчица, охваченная счастьем радужных надежд, проступающим в каждом ее жесте и взгляде. Эта заложенная, очевидно, еще в семье кондовая плебейская домовитость, уверенность в себе и хрестоматийное желание выпить вина с кем бы то ни было, лишь бы разделить свою радость по поводу предстоящего замужества, почему-то вызвали в Эмме неприятное и саднящее ощущение брезгливости и даже презрения. Она удивилась этому и попыталась взглянуть на свою соседку по купе иначе – добрее, светлее, но у нее ничего не получилось. Была ли тому причиной зависть? Ей не хотелось себе в этом признаваться – достаточно было того, что она это успела осознать, причем настолько, насколько попыталась скрыть истинные чувства и разыграть из себя человека, способного порадоваться чужому счастью.
Сначала пили за встречу, затем, по мере убывания приторной пьянящей влаги, тосты плавно перешли в доверительную беседу, во время которой Надя уже примерно час спустя после знакомства вовсю откровенничала с Эммой, рассказывая ей о пикантных моментах из своей жизни. Она бравировала количеством мужчин, успевших побывать в ее постели, из чего можно было сделать вывод, что Надя обыкновенная проститутка, поскольку в ее рассказах не последняя роль отводилась деньгам, которыми с ней расплачивались ее часто меняющиеся партнеры. Были даже минуты, когда Эмма сомневалась в существовании у Нади жениха – настолько не правдоподобной казалась эта история с предстоящей свадьбой… А с другой стороны, зачем она сама ехала в Москву, как не для того, чтобы встретиться там с Орловым, мужчиной, которого она полюбила и с которым так же, как с кем-то Надя, мечтала связать свою жизнь.
Когда на столе появилась вторая бутылка вина, Эмма замотала головой:
– Ой нет, ты как хочешь, а я больше не буду, меня и так мутит…
– А мы и чокаться не будем, – проникновенным тоном, сбиваясь на полушепот, сказала Надя, и в глазах ее блеснули слезы. – Мы подружку мою помянем, Леночку. Давай? – Она протянула Эмме стакан. – Она была совсем молоденькой, красивой девочкой и тоже мечтала о нормальной жизни.
– И что же с ней случилось?
– Ее убили.
– За что?
– Да ни за что! – в сердцах воскликнула Надя и залпом выпила вино. – По дурости погибла девчонка… Мы с ней в одной общаге жили, я знала, что у нее парень есть, который возит ее по клиентам, но не знала, что он такая скотина. У него все руки в крови… Но Наташка, моя подружка, оказывается, ВСЕ знала, и про докторшу тоже знала, да только мне сначала ничего не хотела говорить, а уж потом, когда она пришла в милицию и все выложила, что знает про Ленку, как ее убили в общаге да как она помогала с Виктором труп выносить, чтобы отвезти к Шереметевскому озеру, вызвали и меня, чтобы допросить, и еще несколько наших девчонок, которые ходили к Марине Анатольевне, врачихе этой… Да только толку-то во всем этом ни на грош, если эта сволочь, этот Виктор, сбежал?! Он, как хищник, носом почуял опасность и сдернул, ударился в бега.