Крылья страха - Данилова Анна. Страница 24

Она приняла душ и довольно долго просидела перед зеркалом, занимаясь макияжем. Она не собиралась являться в ресторан в вечернем платье, это обязывало бы ко многому. Остановив свой выбор на красном облегающем платье, довольно строгом и почти глухом, не считая разреза, доходящего до самого начала бедер. Юля несколько раз провела щеткой по пышным, уложенным с помощью фена волосам и, придирчиво оглядев себя в зеркале, осталась вполне довольна своим видом. Теперь немного духов – и можно начинать жизнь с самого начала.

Когда-то точно с таким же трепетом она спешила на свидания к Земцову. Он тоже казался ей таинственным и необыкновенным. Но серые будни супружеской жизни с ее каждодневными ритуалами взаимных приветствий, обязанностей, семейными завтраками и ужинами, ожиданием, когда освободится ванная… Ее просто бесило, что Земцов бесстыдно занимает утром ванную так, словно она принадлежала только ему и только он мог себе позволить плескаться под душем больше часа, повизгивая и пофыркивая, доводя Юлю просто до бешенства. Щукина говорит, что это сказывалось отсутствие любви. Но разве может любовь существовать в строгих рамках замужества?

– Ни-ког-да! – Она отошла от туалетного столика, накинула на плечи черный бархатный жакет, прозрачный английский дождевик, взяла сумочку и, прихватив зонт, вышла из квартиры.

В подъезде она взглянула на часы: без четверти семь.

На лестнице ее окликнули:

– Юлия Александровна? – снизу, с первой ступеньки, на нее смотрел невысокий человек в сером костюме, с серым, незапоминающимся лицом. Хотя, возможно, это ей только показалось, поскольку в подъезде было темно – за окнами шумел осенний дождь.

– Да.

– Вас ждут. Мы подумали, что вам незачем ехать на своей машине…

– А вы, собственно, кто?

– Я – тень Ломова. Но если вас интересует мое имя, то меня зовут Вениамин. Павел Андреевич ждет вас в машине.

Юля несколько помедлила, но потом взяла себя в руки и, осторожно спускаясь в туфлях на высоких каблуках, решила все же довериться представителю своего поклонника. В конечном счете на улице шел дождь, Крымов пил в своей квартире из-за другой женщины, в морге лежали трупы Садовниковых, Надя занималась любовью с патологоанатомом, кожа которого была пропитана запахом разложения. Все вокруг было слишком мрачно и безысходно, чтобы отдавать себя на растерзание вечерней осенней тоске и отчаянию. Будь что будет!

Большая черная машина лоснилась от дождевой мороси в приглушенных матовых кругах света уличных фонарей.

Стоило Юле в сопровождении Вениамина, который держал над ее головой СВОЙ огромный мужской зонт, приблизиться к машине, как из нее вышел невысокий плотный господин во всем черном. У него был такой оттенок лица, что даже в полной темноте оно светилось бы бледным, мертвенным светом. Внимательные темные глаза осматривали Юлю, и от этого взгляда ей стало не по себе.

– Вы не представляете, как долго я ждал этого часа… – господин подошел к Юле вплотную, и она успела рассмотреть даже ворсинки его длинного черного пальто, нитяные переплетения золотистого, в растительных узорах кашне и даже треугольник кремового перламутрового галстука с дождевой каплей, напоминающей прозрачную булавочную головку. Тонкий цитрусовый аромат исходил от одежды потенциального любовника Юли. Глядя на это умное, с выразительными и крупными чертами лицо, она почему-то сразу почувствовала волнение… Он был очень сексуален, этот горбун. Секс сквозил в его взгляде, одежде, невероятно сутулой и уродливой фигуре, которую она успела разглядеть, когда он, повернувшись к ней, чтобы открыть дверцу, словно продемонстрировал свой горб.

– Прошу вас, – Ломов взял ее за руку и помог опуститься на заднее сиденье, после чего довольно резво обошел машину и, открыв противоположную дверцу, сел рядом с Юлей.

Вениамин, проверив, хорошо ли заперты все двери, занял свое место за рулем, и машина плавно тронулась с места и заскользила по густой от надвигающегося тумана улице в сторону церкви.

– Ты ведь не боишься меня? – Ломов смело взял ее руку в свою и сжал. Она обратила внимание на то, что его руки по-прежнему оставались в перчатках.

– Боюсь, конечно. Вы так скоро перешли на «ты», что меня это даже несколько шокировало.

– Но ведь ты хотела увидеть меня? Тебе нравилось, когда Щукина говорила тебе о том, что опять звонил твой поклонник или что-нибудь в этом роде…

– Вы прослушиваете наши разговоры? – Юле стало жарко, она вдруг поняла, что от этого человека можно ожидать чего угодно.

– Зачем? Я это просто знаю, поскольку знаю людей вообще.

– Вы знаете, чем закончится сегодняшний вечер?

– Конечно.

– Может быть, расскажете?

– Тебе понравится проводить со мной время, и ты расстанешься с чувством глубокого неудовлетворения.

– Вы собираетесь предложить поужинать улитками или сырыми морскими гребешками?

– Нет, об этом можешь не беспокоиться. Юля, ты не могла бы показать мне сейчас свои колени или хотя бы одно…

«Начинается…»

Она хотела возразить, сказать этому странному человеку, что не намерена раздеваться прямо в машине, что это пошло, мерзко и вообще непозволительно в первую минуту знакомства. Но вместо этого она распахнула полы своего дождевика, раздвинула складки платья по разрезу и обнажила до бедра колено, затянутое в прозрачный тонкий черный чулок.

– Ты в чулках, это просто восхитительно, – и Ломов, лишь сейчас буквально сорвав с руки тугую черную кожаную перчатку, просунул два пальца под платье уже в том месте, где начиналась кружевная резинка. – Я только дотронусь до твоей кожи и тотчас оставлю тебя в покое.

Юля чувствовала, как щеки ее начало пощипывать от прилившей к ним крови. За каких-нибудь несколько мгновений она возбудилась до предела. Такого с ней еще не бывало. Даже вчера, на даче Бассов, когда Крымов повалил ее на диван, она не испытала и тысячной доли этого приятнейшего из ощущений.

Она не заметила, как машина остановилась на углу Бахметьевской и Ильинской. Казалось, что путешествие по ее коленям длилось всего минуту, а на самом деле прошло не так уж и мало времени.

– Ты оделась именно так, как я хотел… – хрипловатый голос Павла Андреевича пробирал до мурашек. Он гипнотизировал ее всем, начиная с голоса и кончая редкими прикосновениями, когда в гардеробе он помогал Юле освободиться от длинного, похожего на прозрачный кокон, дождевика и даже от бархатного жакета.

– Оставайся в одном платье. Ты выглядишь изумительно.

Маленький зеркальный холл ресторана «Клест» – ресторана для редких и дорогих гостей – заполнился десятком женщин в красном:

Юля подивилась резкому контрасту тоненькой и высокой девушки, затянутой в красное платье, и поддерживающего ее под локоть горбуна в черном жуковом костюме – многократно повторенная картинка, которую она увидела в зеркалах.

– По-моему, мы неплохо смотримся, – услышала она голос над самым ухом, и горячая волна окатила все ее тело, начиная с предательски пылающих щек.

– Послушайте, откуда вы меня знаете? – спросила она уже в зале, где неразговорчивый метрдотель пригласил их занять кресла за столиком. Шелковые оранжевые круглые абажуры делали светильники, стоящие на столиках, похожими на светящиеся изнутри гигантские апельсины. Мягкое освещение сказалось и на цвете лица Павла Андреевича – теперь уже оно не казалось таким бледным и безжизненным. Круглая голова его с аккуратно подстриженными темными с проседью волосами, казалось, росла прямо из плеч, пренебрегая таким излишеством, как шея. Под глазами Ломова Юля заметила темноватые мешки, что придавало его лицу налет душевного страдания. «А может быть, просто больная печень?» Павел Андреевич гримасничал, суживая губы и втягивая щеки, и Юля решила, что это у него нервное.

– Мешочек из копченого лосося, цыпленка и лазанью. – Ломов, делая заказ, даже не смотрел на подобравшегося перед ним мальчика-официанта. – На десерт девушке землянику и шоколад.