Мне давно хотелось убить - Данилова Анна. Страница 60
И вот сейчас, глядя на своих ребят, которые и сами-то готовы были рискнуть чем угодно, чтобы проникнуть в подземелье и выйти на след убийцы, Кречетов лишь тяжко вздохнул и проговорил, чувствуя, что от него ждут какого-то решения, какого-то знака:
– Будем действовать по обстановке. Сидите пока на местах, а ко мне тут пришли…
Все вышли, оставив Кречетова одного в кабинете. И даже крупная красивая овчарка, казалось бы, понимая, что дело дрянь, следуя за своим хозяином, оглянулась и посмотрела на Кречетова долгим, удивленно-печальным взглядом.
Юрий Александрович подмигнул ей и тотчас увидел входящую в кабинет высокую, в норковой шубке и норковом капоре, молодую женщину с дорожной сумкой в руках.
– Это вы Кречетов Юрий Александрович? – спросила она взволнованно. Видно было, что она очень нервничает и просто не знает, куда себя деть. Кроме того, у нее был вид человека, который может в любую минуту передумать и сбежать…
– Да вы успокойтесь, на вас прямо лица нет, – вежливо и даже заботливо произнес Кречетов, предлагая ей сесть на стул напротив него. – Как вас зовут и что случилось?
– Меня зовут Нина Гоппе… – Маленькие узкие руки ее теребили шоколадного цвета замшевые перчатки. Кречетов отметил про себя, что он впервые, пожалуй, видит перед собой такую красивую и пышно одетую молодую даму, да еще и с таким странным именем – Нина Гоппе. «Она немка», – подумал он и полностью сосредоточил свое внимание на посетительнице.
– Смелее, Нина Гоппе. Что с вами случилось?
– Пока ничего… Но это ПОКА, понимаете? Я сейчас вам что-то расскажу и уйду, вернее, уеду, я наняла снегоход, и если бог мне поможет, мне удастся выбраться из этого проклятого места… Все началось в прошлом году. Я приехала сюда на острова с мужем, отдыхать… Вообще-то я немка, но сначала жила с родителями в Сибири, затем вышла замуж и уехала в Москву, а в прошлом году, повторяю, я отдыхала здесь, в М., на островах и встретила одного человека… Он мой ровесник, а муж был на восемнадцать лет старше меня… Словом, я бросила мужа и вышла замуж за этого парня, его зовут Андреем. Понимаете, я бросила все, абсолютно все… – Голос ее задрожал, она всхлипнула и судорожно вздохнула, давая себе передышку; при этом кончик ее носа покраснел, а под ресницами скопилась темная влага. – Но жизнь у нас не заладилась. И знаете почему?
– Почему? – Кречетову доставляло неслыханное удовольствие слушать эту совершенно незнакомую ему, прелестную женщину. Он даже забыл о том, что произошло каких-то пару часов назад…
– Да потому, что в вашем проклятом городе все пьют! Все, без исключения… Вы извините, что я говорю так неровно, спотыкаюсь, и у вас может сложиться обо мне неправильное впечатление… Но это же болезнь какая-то! Андрей был чудным парнем, он так ухаживал за мной, у нас было все прекрасно, пока я не обнаружила, что он пьет, причем пьет ОДИН! Уединится на кухне и пьет, даже не закусывая… Господи, и зачем я вам все это говорю…
– Да вы говорите-говорите… – Кречетов налил в стакан воды и придвинул поближе к ней. – Вот, если хотите, выпейте водички.
– Андрей – алкоголик. Его выгнали с работы, у нас кончились деньги, которые мне давал еще Марк, мой бывший муж… Правда, он продолжает мне присылать кое-какие деньги, но все тратится на водку! Я продала почти все свои платья, дорогие, между прочим… Но здесь они уходили за бесценок. Продала, конечно же, драгоценности, и тоже, как вы понимаете, за четверть цены. Здесь не понимают толк ни в вещах, ни в бриллиантах. Так вот, теперь я подошла к самому главному. Вот скажите, это предосудительно, когда женщина ничего не умеет делать?
– В смысле?.. – не понял Кречетов.
– В прямом. Понимаете, я вообще ничего не умею делать, разве что готовить, ну, как все женщины… У меня нет профессии, потому что при муже я жила очень хорошо и ни в чем не нуждалась. А здесь это не принято. Я оказалась выброшенной из социума… Пойти преподавать в школу я не могу, хотя прекрасно знаю русскую литературу и немецкий, потому что дико боюсь детей. Мне так и кажется, что они забросают меня тухлыми яйцами или прострелят мне глаз из рогатки… Вы не смейтесь, у меня именно такое представление о сегодняшней школе. Короче, так. Я пошла в домработницы. А так как в вашем городе только один более-менее приличный дом, где не пьют и где хозяева в состоянии оплатить мой труд, то вы, наверное, уже догадались, У КОГО я работала?
– И у кого же? – Кречетов был потрясен уже самым началом рассказа Гоппе. Кроме того, он был очарован красотой этой женщины и чувствовал, как в его организме происходят вполне конкретные изменения и пробуждаются желания. Он, не ожидавший от себя такой реакции на присутствие женщины, да еще и в своем рабочем кабинете, извинился и закурил.
– У Лизы Удачиной!
Ну конечно, ему бы и самому догадаться!
– И что, она вам не заплатила?
– Почему же не заплатила, еще как заплатила. Она в этом плане порядочный человек. Только слишком уж много странностей было в этом большом доме… Вот скажите мне, к примеру, почему в то время, как я убираюсь в доме, Лиза куда-то уходит с книжкой или вовсе запирается от меня? В отличие от Василия, скажем. Вот он от меня никогда не прятался и даже иногда помогал мне убираться, переставлял мебель…
– Извините, а вы когда-нибудь видели, чтобы он работал в своей мастерской? – спросил Кречетов, помня о том, что по этому поводу ему рассказывал Шубин, который утверждал, что картины, находящиеся в мастерской Василия, написаны давно и что он вообще не художник.
– Если честно, то нет. Но он объяснял это отсутствием вдохновения. Мое же личное мнение – он наркоман. Я убирала у него в комнате и несколько раз видела в мусорной корзине одноразовые шприцы, ватные тампоны в крови и все такое прочее… Я хорошо разбираюсь в подобных вещах, потому что у моего бывшего мужа старший сын умер от передозировки, это была страшная трагедия… Так вот. Василий говорил, что Лиза делает ему пенициллиновые инъекции, и я, само собой, притворялась, что верю ему. Мне же нужна была работа! Я совершенно не могу обходиться без денег, мне постоянно нужны деньги на еду, на краску для волос, извините, на разные женские мелочи… Кроме того, я совсем не могу обходиться без масла и хорошего кофе. Да что я вам говорю о каких-то глупостях. Дело-то не в том, что Вася наркоман. Он – человек безобидный и тихий, а вот Лиза – она очень странная. Сначала я думала, что она… Впрочем, об этом, наверно, говорить не стоит…
Она замолчала, достала из кармана платочек и промокнула слезы.
– Просто мне показалось, что она СЛИШКОМ сильно любит своего сенбернара. Как женщина… Вы понимаете, ЧТО я имею в виду?
Кречетов пребывал в эйфории… Он не знал, что с ним происходит: все, что произносила эта женщина, казалось ему песней. Он верил буквально каждому ее слову. Он даже подался вперед, чтобы быть поближе к ней – ведь от нее дивно пахло духами. Он делал глубокие вдохи и чувствовал себя на седьмом небе: каким анахронизмом выглядело это чудесное создание на фоне прокуренного, обшарпанного, с синими стенами, служебного кабинета с заплеванным полом, посыпанным пеплом сигарет.
– Я не сказала еще одну важную вещь: Лиза запрещала мне афишировать то, что я работаю у нее в качестве домработницы. Поэтому мне приходилось выбирать время, чтобы никто не видел меня входящей в ее дом. Вы можете себе такое представить?! Больше того, об этом не должен был знать и мой муж! Но я пошла на это, потому что понимала, что у богатых, как сейчас говорят, свои причуды… Кроме того, мне за это очень хорошо платили. Вы так смотрите на меня… У меня что-то не так? Глаз потек? – Она лизнула уголочек платка, смочив его слюной, и осторожным заученным движением вытерла нижние веки. – Так нормально?
Она была так мила и непосредственна, что Кречетов поклялся себе, что сделает все от него зависящее, чтобы ее никто не обидел, чтобы ей было хорошо.
– Да нет, я посмотрел на вас просто потому, что… всего лишь хотел задать вам один вопрос: вы не знаете, откуда у Удачиной так много денег?