Мне давно хотелось убить - Данилова Анна. Страница 64

– Крымов, хватит возмущаться… Ты мне лучше скажи, что ты от меня скрываешь. Почему приостановили операцию? И куда мы, по твоим словам, вляпались по самые уши?

– Игорек, ты что, не знаешь, что за мельницей, там, где поля «отдыхают» уже лет десять-пятнадцать, находится ракетная точка? Разве ты не видел отдушины, когда проезжал мимо дома своего дружка Ерохина? Хотелось бы мне посмотреть в глаза тому кретину, по приказу которого ее разместили почти в черте города, да к тому же еще так близко к подземелью, в котором может случайно очутиться любой мальчишка… А ведь там стреляют без предупреждения. Приблизишься к секретному объекту на недозволенное расстояние – и все, тебе крышка. Мы вот с тобой сейчас идем, шумим и не знаем, в какой части подземелья находимся и как далеко от ракетной точки. Такие дела. Знаешь, Шубин, я вот разговариваю с тобой об этом, а ведь мысли у меня только о наших девчонках. Я чувствую себя последним мерзавцем, вспоминая, как часто я рисковал Юлькой, посылая ее в самое пекло… Ты помнишь Ломова? Он ведь мог прирезать ее. А эти женские бои? Хотя она тоже хороша – чего ей не сиделось дома? Ты думаешь, я не предлагал ей выйти за меня замуж? Да сто раз!..

– Крымов, прекрати…

– А чего «прекрати»? Вы же все меня скотиной считаете, циником и все такое прочее… Ну есть во мне это, куда деть? Но к Земцовой я всегда относился с нежностью, как к ребенку. Не будь она такой упрямой, давно бы сама родила ребенка, сидела бы дома и стирала пеленки. Но у нее, видите ли, проблемы с самолюбием, ей нужно самореализовываться… Господи, слово-то какое дурацкое. Как, впрочем, и все вокруг…

– А Надя?

– Надя? – Крымов произнес это имя фальцетом, высоко и как-то даже жалобно, всхлипнув, словно его задели за живое. – Надя? Да я вообще не знаю, что я здесь делаю, когда я должен сейчас находиться там, возле нее… Но, с другой стороны, ведь все, что мы сейчас с тобой делаем, я делаю ради нее… Жалко, что следов не разобрать. Холодно-то как, а, Шубин?! Ты не молчи, говори что-нибудь, думаешь, я не понимаю, что ты за каждым поворотом вздрагиваешь – боишься, что наткнешься еще на одно тело?

Шубин промолчал. Да и что было говорить, когда нервы были на пределе, когда у него выстудилось не только тело, но и душа, а сердце превратилось в осколок льда. Был ли он готов увидеть в этой бесконечной и запутанной могиле труп Юли? Да, готов. И не готов одновременно.

– Смотри, Игорек, жизнь продолжается, – Крымов осветил лампой гнездо с маленькими крысятами. – Ну и гадость! Эти твари такие выносливые, им все нипочем: ни холод, ни отрава… Плодятся себе спокойно. А как пищат противно! Тьфу! Ты не помнишь, сколько раз мы свернули и куда?

– Ты что, издеваешься? Мы же идем как бог на душу положит… Я только одного не могу понять, кто прорыл этот подземный ход и какую при этом преследовал цель?

– Думаю, что мы этого никогда не узнаем. Стоп… – Крымов поднял лампу и посветил на преградившую путь серую бетонную стену: – Вот это да! Гляди-ка, ход-то замурован!

…Исходив несколько километров и потеряв счет времени и обрывок последней нити, они уже в третий раз пришли к бетонному ограждению. И все стены были разными, отличаясь друг от друга какими-то на первый взгляд незначительными приметами.

– Пошли дальше, я думаю, что таким вот образом были замурованы лишь те входы и выходы подземелья, которые были известны. Но ты же сам видел, насколько бессистемно прорыт ход, очевидно, Надю бросили сюда с малоизвестного входа… Шубин, ты ничего не чувствуешь?

– Кроме голода, холода и ощущения бесполезности нашей подземной прогулки – ничего, а что?

– А то, что грибами пахнет. Или плесенью, не пойму я что-то…

Керосин в первой лампе кончился, они зажгли фитиль второй. Свернули за поворот и увидели слабый свет. Точнее, светящийся прямоугольник, словно сам источник света находился за узкой дверью. Пройдя еще около пятнадцати метров, они увидели приоткрытую дверь, из-за которой струился голубоватый свет.

Крымов первым перешагнул символический порог, состоящий из укрепленной между стенами доски, и оказался в нескольких шагах от длинного ряда деревянных ящиков с землей, в которых росли шампиньоны.

– Ты видел? – Он ошалело рассматривал теплицу, в которой было достаточно тепло, а над головой простирался прозрачный потолок из толстого стекла, обрамленного металлическими рамами. Где-то высоко над землей светило скупое, бледное солнце. Но этого света было вполне достаточно для грибов. – Это кто же такой ушлый? Нет, Шубин, что ни говори, а русский мужик нигде не пропадет… И только ленивый не сумеет обмануть соседа. Уверен, что Надя здесь не была. Человек, который построил все это, НОРМАЛЬНЫЙ. Он любит деньги и делает их своим трудом. У него нет времени на мерзость, которой занимается тот, кто знает ДРУГОЙ ВЫХОД ИЗ ПОДЗЕМЕЛЬЯ… Думаю, что здесь мы только зря потратим время…

– А я думаю, что нам надо хотя бы согреться, тем более что хозяин теплицы мог бы нам помочь разыскать другие входы и выходы. Уж кто-кто, а он наверняка в курсе… Заодно позвоним, если у него есть телефон, в больницу и справимся о Щукиной, узнаем, не пришла ли она в себя…

Они прошли всю теплицу и, минуя крутую лестницу, поднялись на подворье. Оглянувшись, Шубин, увидев уже знакомый ему дом, покачал головой:

– Ну, Ерохин дает! А я все думал, откуда у него грибы. И ведь молчал все это время, представляешь?

– Ты, я смотрю, так спокойно отзываешься о своем дружке, словно и не допускаешь мысли о том, что он может быть причастен к этим убийствам… Открой, вернее, разуй глаза, Игорек! Я не могу, конечно, утверждать, что это именно он, твой Ерохин, убил всех девушек, но посмотри, что получается… Он тебя вызвал, он обещал тебе заплатить за работу, он привел к тебе родителей девушек, он тебя поил-кормил у себя дома, пока ты вел следствие здесь, в М., и он же, выходит, был в курсе твоих дел, он знал каждый твой шаг, а потому мог с легкостью направлять тебя по ложному пути.

– Но зачем ему было вообще вызывать меня и показывать вещи Литвинец? Ты что, думаешь, что он меня держит за идиота, который ни за что не догадается, кто убийца? Ты, Крымов, явно передергиваешь. Я понимаю, конечно, что тобой движет скорее интуиция, чем здравый смысл, и ты пытаешься найти убийцу из числа тех, на кого меньше всего можно было подумать, но Ерохину, в случае если бы он был убийцей, все-таки проще всего было бы затаиться и не высовывать носа, тем более что местная милиция уже давно махнула на это дело рукой…

Они разговаривали, стоя возле крыльца, и не могли не заметить множество следов, ведущих к калитке. И хотя следы уже успели покрыться тонким слоем снега, который продолжал медленно падать на землю, все же нетрудно было определить, что эти следы принадлежали двум мужчинам и одной женщине.

– А я и не знал, что у Ерохина есть женщина, – сказал Шубин, разглядывая маленький след от явно женского ботинка или сапога.

И тут его бросило в жар. Он повернул голову и посмотрел на Крымова совершенно безумным взглядом.

– Ты хочешь сказать, что тебе этот след знаком?

– Мне? Знаком? Да точно такие же следы остались тогда на ЕГО ЖЕ КРЫЛЬЦЕ там, в городе… Этого не может быть, не может быть…

Игорь несколько раз повторил эту фразу и взбежал на крыльцо. Хотел было открыть дверь, но она оказалась запертой на несколько замков.

– Да уж, было бы глупо предполагать, что такой хозяйственный мужик, как Ерохин, станет оставлять двери своего дома открытыми. Но, с другой стороны, если людей было трое и, смотри, следы ведут к калитке… – Шубин бросился в ту же сторону и остановился, как если бы налетел на невидимое препятствие, – значит, ОНИ уехали на снегоходе… Но троим там не уместиться… Правильно, подойди-ка сюда, Женя, видишь? Видишь, как исполосована дорога следами от снегохода? Думаю, что сначала на снегоходе уехали два человека, потом один вернулся и забрал третьего…

– Игорь, ты только не волнуйся… – Крымов подошел к Шубину сзади и положил руку ему на плечо. – Ты мог ошибиться, и этот маленький след может принадлежать любой другой женщине…