Мне давно хотелось убить - Данилова Анна. Страница 83
Доктора отвезли домой, извинившись за беспокойство, а Николаиди поехал устраиваться в гостиницу.
– Знаешь, Петр Васильевич, а ты не хочешь немного прогуляться? Что-то свежим воздухом захотелось подышать…
Лиза Удачина привезла Крымова к себе домой, на городскую квартиру, о которой никто не знал, усадила за стол и налила водки в две рюмки, одну поставила перед ним. На закуску были поданы соленые грибы и ржаной хлеб.
Она сняла свою красную пушистую шубку и теперь ходила по квартире (захламленной и запыленной, заставленной непонятными, похожими на скорняжьи, болванками, старой мебелью, пустыми стеклянными банками и бутылками) в черном трикотажном балахоне с желтыми и синими узорами. На плечах – большой цветной платок с кистями, волосы убраны назад и собраны на затылке большой янтарной заколкой. Губы ярко и небрежно накрашены, глаза смотрят мимо собеседника… Высокий ворот балахона закрывает подбородок, словно его подняли, чтобы защититься от холода, хотя в квартире было жарко. Очевидно, Лиза нервничала, и ее знобило.
– Ну что, удивлен, господин Крымов? – спросила она, усаживаясь за стол напротив него и залпом осушая свою рюмку. Зацепив вилкой желтую лисичку, она отправила ее в рот и скучно так потянулась, словно устала не только сидеть здесь и пить водку, но и жить вообще.
– Да нет, нисколько. Я даже ждал, когда ты пригласишь меня.
– Я слышала, ты – бабник? Это правда?
– Правда.
– Ты любишь женщин?
– Безусловно. Но сейчас меня интересуешь только ты… Разве ты не видела, что я бросил всех и все, чтобы побыть с тобой…
– Но ведь ты и деньги любишь, а, Крымов?
– А кто их не любит… – Он встал и подошел к Лизе, хотел усадить ее к себе на колени, но она резко оттолкнула его от себя. – Сядь и успокойся, кобель… Я пригласила тебя сюда не за этим… У меня к тебе дело есть. БОЛЬШОЕ дело. И от того, что ты мне ответишь, зависит сейчас многое, быть может, даже твоя жизнь…
– Ты мне угрожаешь?
– Нет. Я хочу, чтобы нам с тобой было одинаково хорошо и безопасно. От того, какое решение ты выберешь, зависит и то, появятся ли в С. или М. новые жертвы…
– Ты все-таки знаешь, кто все это совершает?
– Знаю. Но этот человек очень дорог мне, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы его спасти. Он необратимо болен и глубоко несчастен… Я понимаю, что это звучит дико, ведь он сотворил такое… Но он делал это не со зла. У него проблемы с женщинами. Они были, есть и будут. Но если ты пообещаешь мне оставить его в покое, мы уедем и никто и никогда ничего не услышит о нас. Я сделала бы это и раньше, но он был связан определенными обязательствами и не мог уехать прежде, чем от них не освободится…
– Кто он?
– Для начала я покажу тебе кое-что…
Лиза встала, прошла в угол комнаты и достала из-под груды старого тряпья большую черную дорожную сумку, совершенно новую, поставила ее на пол возле ног Крымова и раскрыла.
Он так и думал, что этим дело кончится. Но если бы это случилось раньше, намного раньше!
Удачина собиралась подкупить его и предлагала ему фантастическую сумму, вырученную ею за дом.
– И сколько же здесь? – Он запустил руку в долларовую россыпь, которой полнилась сумка, и ему показалось, что он спит. Да, безусловно, он любил деньги, и эта сумма могла бы решить великое множество проблем и, конечно же, компенсировала бы все те страдания, которые обрушились на хрупкие плечи Земцовой и Щукиной. Причем с лихвой. Ведь трудно себе представить, что им пришлось пережить! Но что хотела от него эта странная поэтесса, которая, судя по всему, никогда не писала стихи? А если и писала, то кровью.
Она назвала сумму. Он невольно перекрестился, как если бы ему предложили за эти деньги кого-нибудь убить или совершить не менее тяжкий грех.
– И что я должен сделать?
– Позаботиться о том, чтобы о нас забыли. Навсегда. Уничтожить все материалы дела и убедить прокуратуру и угро, что маньяка-насильника не существует, что все эти убийства не связаны друг с другом… Или сфабриковать дело, из которого бы следовало, что маньяк найден мертвым…
– Мертвым? – переспросил Крымов: предложение Лизы не отличалось логикой. Она явно была не в себе. – Но каким образом? И где взять труп?
– Мы можем все это свалить на Василия, а его труп вы можете найти в погребе у Ерохина. Я могу предоставить сколько угодно негативного материала о Василии… Он, во-первых, никакой не Василий, он украл чужой паспорт, во-вторых, он наркоман, причем со стажем…
Она говорила много и подробно о Василии, о человеке, с которым жила вместе долгое время и которого все считали ее любовником, уничтожая его каждым словом, пока Крымов не прервал ее рассказ простым вопросом:
– Зачем он был тебе нужен, раз он такой мерзавец и вообще конченый человек?
– Он был нужен не мне, а ЕМУ…
– Кому? Ты так и не назовешь его имя?
– Почему же, назову. Все эти девушки погибли от руки моего родного брата, Бориса Морозова. Это он жил на два дома, на два города и на две жизни… Ему казалось, что он раздваивается, что в нем скрыты две противоположные особи. У него своя философия, свой взгляд на смерть… Он считает, что, убивая, дает женщине новую жизнь.
– С чего это началось?
– Все начинается в детстве. У него были проблемы сексуального плана, он страдал от того, что не мог обладать женщиной… И тогда он их возненавидел…
– Ты можешь назвать всех женщин, которых он убил?
– Да, конечно, ведь мне приходилось помогать ему прятать трупы или то, что от них оставалось… Крымов, ты не смотри, что я так разоткровенничалась с тобой, – я прекрасно себя контролирую и знаю, что делаю… Ведь стоит тебе подставить меня (скажем, взять деньги и арестовать меня и моего брата), твоей Щукиной придет конец, да и Земцовой тоже… И ни черт, ни бог не спасут их…
– Так ВАС МНОГО?
– Нет, не много, но для того, чтобы ЭТО совершить, вполне достаточно…
Она держала его за идиота, но Крымов не подавал вида, терпеливо выслушивая весь этот бред.
– Так назови…
– Литвинец. Наташа.
– Как это все произошло?
– Я назначила ей встречу на Графском озере, сказала, что у меня к ней есть серьезный разговор, заманила Ерохиным, намекнула, что у него есть другая женщина, которой он якобы собирается подарить свой второй дом… И она, конечно же, прибежала. Она больше всего на свете любила деньги.
– А где в это время был Борис?
– Там же, где же еще? Ему нравилась Наташа, он видел ее, когда я писала ее портрет…
– Так это ты? Это не Василий написал ее портрет?
– Василий не умел ничего. Он ухаживал за собакой, мыл полы, когда еще не было Нины Гоппе (это моя домработница), замывал вещи от крови, если в том была необходимость, переносил трупы под землей, расчищал снег, чистил картошку, копал землю, сжигал окровавленные вещи – он мог за дозу сделать все, что угодно… Даже убить. Но он не убивал.
– А кто убил его?
– Борис.
– А кто стрелял в Нину Гоппе?
– Борис. Ты так и будешь задавать мне подобные вопросы? Ты хочешь выяснить, убивала ли кого-нибудь я сама? Нет.
– А за что он убил Василия?
– Это я приказала ему. Мне было жаль Мишу, такой прекрасный пес… Надо было меня предупредить, что в кофе эта мерзость… Но у Василия были проблемы с головой…
– Вы садились в машину ВДВОЕМ, это мне сказал ветеринар.
– Правильно, потому что Борис ждал меня за углом. Он придушил Василия, мы выбросили труп Миши на дорогу и поехали в М.
– Вы не боялись, что вас могут остановить на посту ГАИ?
– Боялись. Поэтому положили тело Василия на пол машины и прикрыли моей шубой.
– А за что он собирался убить Нину?
– За то, что она многое знала и видела, думаю, что она видела и меня на берегу озера в день убийства Литвинец.
– Я что-то не понимаю, Борис насиловал и убивал Наташу при тебе?
– Нет, конечно, нет. Я приехала позже.
– Ты считаешь себя нормальной женщиной?
– Все люди ненормальные.