Пикник на красной траве - Данилова Анна. Страница 2
Надо было что-то срочно предпринимать. До Москвы каких-нибудь четыре часа, не больше. За это время надо выбрать удобный момент для того, чтобы сбросить тело в таком месте, где его не сразу найдут. Ей казалось, что ею руководит кто-то невидимый и хладнокровный: выключив свет и открыв, навалившись изо всех сил на широкую металлическую планку, окно, она спокойно подошла к лежавшей на постели мертвой девушке, раздела ее до трусов и, подхватив под мышки, подтащила к столу – оттуда было удобно столкнуть труп в прохладную, ничего не подозревающую звездную ночь, в черные бархатные заросли, поблескивающие оранжевыми пятнами от пролетающих мимо кое-где светящихся окон скорого…
Начавшее коченеть тело оказалось тяжелым, но последним усилием, помогая себе коленом, Марго все-таки избавилась от страшной попутчицы, отряхнула руки, как если бы выбросила в распахнутое окно пыльный мешок с мукой. Села, тяжело дыша, на свою постель, затем спустя пару минут закрыла окно, включила свет, достала из чужого рюкзака аккуратно сложенные джинсы, черную водолазку, надела их. Переобулась в белоснежные льняные ботиночки Инги (ловя себя на том, что всю дорогу только и смотрела на них, мечтая о таких, и подумала: не они ли послужили одной из причин, толкнувших ее на столь страшный поступок?), а свою одежду и кроссовки вместе с остальными вещами и сумкой отнесла в туалет – там тоже было раскрыто окно…
Поезд неумолимо мчал ее в Москву, к тому самому перрону, где Ингу могли встречать, следовательно, могли и узнать находящиеся в руках незнакомой девушки рюкзак с сумкой (большой дорожной сумкой Инги, содержимое которой Марго еще не успела проверить), да и приметные белые ботиночки… Она заметалась по купе, собираясь и укладывая вещи, доедая в каком-то нервическом порыве виноград и запивая его остатками вина, как вдруг сладкая сочная масса застряла у нее в горле – ей вдруг пришло в голову, что Инга умерла не своей смертью, а ее отравили те, кто угостил ее перед отъездом виноградом и вином… Но приторный ком все же проскользнул, она глотнула и непроизвольно сделала еще один, последний глоток вина – все было вкусное и прохладное, как раз для того, чтобы утолить и голод, и жажду и немного остудить мозги… Нет, никакой отравы она не почувствовала. Остатки пиршества тоже пришлось выбросить в окно туалета – открывать второй раз большое с тяжелой и тугой рамой окно купе она не решилась. Вернувшись, она вдруг почувствовала, как поезд замедляет ход. Как же это кстати! Сейчас будет станция, на которой она и сойдет. Чтобы проводница не разглядела ее лица, она надела очки Инги, оптические, слабые (та пользовалась ими всего лишь раз, когда пыталась разгадать кроссворд), не мешающие ее хорошему зрению, но на удивление изменившие внешность, и встала, застыла перед дверью с рюкзаком на спине и сумкой в руках, чувствуя всем телом одежду покойницы, давящую на нее своим прошлым, настоящим и будущим. «Меня зовут Инга. Инга Новак. Мне двадцать три года. Я живу в Москве по адресу: улица Рождественка…» Голова ее кружилась перед открывающимися возможностями. Ей не хотелось думать о том, какому риску она подвергнется там, уже в Москве, едва переступит порог «своей» квартиры, кто ее там встретит и что вообще ее ждет в ближайшие день-два… Но и без этой роковой встречи с Ингой Москва не сулила ей ничего, кроме рабского труда, ночевок на вокзалах, неизбежных встреч с представителями закона и прочих предугадываемых «прелестей», сопровождающих жизнь бомжей…
На ее счастье, проводница (для которой и были надеты очки), открыв на станции дверь, выпустила единственного пассажира и ушла к себе, дав возможность Марго спустя пару минут выйти никем не замеченной из вагона.
В Москву она приехала лишь к вечеру, пропустив два проходящих скорых, мчавшихся в столицу, и сев на третий. Проводница, толстая неприветливая тетка, устроила ее в крохотное купе проводников. И вот там, уже более спокойно осмотрев вещи Инги и документы, она поняла, что ни на какую улицу Рождественку она, конечно, не поедет. Наличных денег было вполне достаточно, чтобы на первое время снять номер в гостинице и осмотреться: не торопясь выяснить, с кем жила Новак на Рождественке, спохватился ли ее кто, да и вообще постараться войти в контакт хотя бы с соседями по квартире, чтобы как можно больше узнать об этой умершей девице. А что, если ее квартира ломится от родственничков, которые уже спустя час после прихода поезда начнут бить тревогу, звонить туда, откуда Инга ехала, справляясь, успела ли она на поезд и не изменились ли ее планы; затем обратятся в милицию, а там, в свою очередь, выяснят, что Инга Новак ехала таким-то поездом в таком-то вагоне… «Господи, какое счастье, что у меня не было билета, – думала она, глядя слипающимися глазами в окно, – а то бы меня быстренько вычислили… Соседка все-таки по купе».
Когда, приближаясь к перрону, поезд стал замедлять ход, Рите вдруг стало страшно. Она представила себе разбитую о насыпь и камни мертвую окровавленную девушку, и тошнота подкатила в горлу. Но все эти «сентиментальные» чувства сгинули, едва она вступила под своды вокзала и вдохнула в себя аромат кофе из буфета, кислый дух немытых бомжей, притулившихся на бойких местах и игравших свою неповторимую «ущербную» роль, и смрад полуразложившихся ходячих трупов – «синяков», подбирающих бутылки. Марго была уверена, что, не встреть она на своем пути Новак, тоже закончила бы свое существование где-нибудь на таком же вокзале или вообще на помойке.
Так, приободряя себя подобным образом, она достала из кармана билет на метро (теперь она постоянно будет пользоваться чужими предметами, суть которых начнет понимать постепенно, по ходу событий), спустилась на эскалаторе вниз и села в вагон, идущий к площади Революции (мне надо в центр, там уж я куплю карту и во всем разберусь, надо срочно сматываться с вокзала ).
Кроме гостиницы «Россия», что на Варварке, она слышала только об «Интуристе» да «Метрополе». Но в последние (для большинства – первые) она побоялась сунуться из-за дороговизны, а вот в «Россию» вошла, как в дом родной. Еще в детстве она бывала здесь нередко, когда они с мамой приезжали в Москву по делам. Но это тогда маленькой Марго казалось, что у мамы на самом деле важные дела по работе. Теперь-то она понимала, что мама приезжала в Москву на свидания с мужчиной. И если бы не ранняя мамина смерть (от воспаления легких, «она буквально сгорела в три дня», так говорили на ее похоронах), кто знает, быть может, она вышла бы замуж за этого человека, а у Риты появился бы маленький братишка или сестренка.
Подойдя к конторке администратора, она, краснея до ушей, нащупала в кармане еепаспорт. Испугалась, полезла в сумку и, боясь посмотреть красивой администраторше в глаза, протянула ей уже свой паспорт. На вопросы отвечала машинально, сказала, что хотела бы поселиться здесь на месяц и заплатить сразу всю сумму (кто знает, как дальше все сложится, а так хотя бы будет крыша над головой).
Портье помог ей донести вещи, она заплатила ему десять рублей, подумав о том, что в ее городе такие чаевые могут позволить себе далеко не все.
Номер был двухкомнатный, с видом на шумную улицу. Она распахнула окно, в комнату хлынул прохладный и вместе с тем незнакомый ей воздух, замешанный на бензиновой гари и запахе каких-то химикатов. Но уже очень скоро она перестанет замечать эти оттенки запахов, и ей будет казаться, что за окном свежий воздух и река с лесом. Быть может, это случится оттого, что гостиничный номер станет для нее на какое-то время настоящим прибежищем и декорацией свободной жизни?
Марго около часа провела в ванной комнате, приводя себя в порядок. Пользуясь казенным мылом, шампунем и кремом, вытираясь казенными полотенцами и кутаясь в казенный халат, она тем не менее чувствовала себя среди этих чужих вещей куда комфортнее, чем в одежде умершей Инги. Решение купить одежду, и как можно скорее, пришло само и почти вытолкнуло ее из гостиницы на улицу.