Саван для блудниц - Данилова Анна. Страница 50

Тамара, всхлипывая, рассказала отцу все, что произошло с ней сегодня, вплоть до того момента, когда она соврала водителю Сперанского, что она не Тамара.

– И это все? Но это же нормально. Вот если бы ты приехала к нему на фабрику или куда-нибудь еще, это было бы неожиданным поступком, ты бы смутила его, поставила в неловкое положение, ведь он был на работе… А я знаю, что такое работа и как тяжело бывает порой переключиться с каких-то важных проблем на личное… Так что ты все сделала правильно.

Зазвонил телефон, и Тамара бросилась к трубке:

– Да, слушаю… – Лицо ее на глазах отца изменилось, застыло белой маской страха. – Где вы все?.. Хорошо, я сейчас приеду…

– Что случилось, Тома? Что-нибудь со Сперанским? – Перепелкин спросил первое, что пришло ему в голову и что, на его взгляд, могло вызвать такую реакцию у дочери.

– Папа, убили нашу классную руководительницу, Татьяну Николаевну… Ларчикову…

Глава 11

Ночь Крымов, Шубин и Корнилов со своими людьми провели в дачном поселке, где был обнаружен труп Ларчиковой. Двухэтажный дом, в котором было совершено это дикое преступление, и прилегающий к нему довольно большой сад принадлежали самой Ларчиковой, о чем свидетельствовали соседи по даче и найденные позже в доме документы, подтверждающие право Ларчиковой на эту собственность. Соседи Михайловы, супружеская пара, первыми услышавшие крики, доносящиеся из раскрытого окна дачи, – маленькая быстроглазая женщина с заплаканным лицом и степенный пожилой, но хорошо сохранившийся в свои шестьдесят с небольшим мужчина, – были допрошены по горячим следам прямо в своем саду. Задавая им простые на первый взгляд вопросы, Корнилов выяснил, что Ларчикова купила эту дачу года два тому назад, но, в отличие от остальных соседей, ничего здесь не выращивала, кроме канадской газонной травы и цветов. Весной и осенью она появлялась здесь только в выходные дни, а все лето жила на даче, встречала гостей – словом, отдыхала.

– Что за гости приезжали к Татьяне Николаевне, не помните?

Женщина, ее звали Надежда Васильевна, оказалась словоохотливее, а потому почти на все вопросы отвечала она. Муж, Борис Александрович, лишь изредка вздыхал и качал головой – видно было, что ему эта процедура неприятна и что он ждет не дождется, когда их отпустят. Судя по тому, что двери дачного домика были уже заперты, а возле машины – стареньких голубых «Жигулей» – стояла корзина с зеленью, какие-то сумки и пакеты, супруги, пережив такой стресс, собрались в город.

– Такие же, как и она, молодые женщины, иногда с мужчинами.

– А какой-нибудь постоянный мужчина здесь бывал?

– Затрудняюсь сказать, мы же в основном на даче РАБОТАЕМ: приедем, посадим, прополем, соберем – и обратно в город. У нас машина, а потому иногда, как правило среди недели, мы подвозили Татьяну в город, куда она ездила за продуктами или просто по магазинам.

– Откуда вы знаете, что она ездила по магазинам?

– Она всегда высаживалась возле центрального универмага… Да это с ее же слов… Я еще удивлялась, откуда у учительницы деньги на эти дорогие женские безделушки, покраснев, пробормотала женщина и бросила быстрый взгляд на смирно сидящего рядом мужа.

– А какие конкретно безделушки вы имеете в виду? – не понял Корнилов. – Вы же сами только что сказали, что вы с Ларчиковой почти не общались и могли наблюдать ее лишь на расстоянии…

– Понимаете, она иногда покупала у нас фрукты и овощи, сама-то она ничего не выращивала… Нам первое время было неудобно брать с нее деньги за тарелку клубники или несколько помидоров или картофелин, но потом, когда мы поняли, что ей больше попросту негде все это брать и что она все равно будет покупать если не у нас, то у других соседей, мы приняли ее условия, и цены у нас были ниже рыночных… Словом, нам всем было удобно, потому что на вырученные деньги мы покупали в деревне сметану и молоко…

– Надя, это никому не интересно, – недовольным и одновременно извиняющимся тоном проронил ее муж.

– Да она была просто лентяйкой… Нехорошо так, конечно, говорить про покойницу, но что ей мешало повозиться на грядках, тем более что много ли ей одной надо? Она, значит, будет загорать у нас на глазах, принимать гостей, веселиться и даже танцевать, а другие пусть работают… – Тон женщины становился все более возмущенным.

– Но это был ЕЕ образ жизни, – заметил Корнилов. – Она ведь не воровала у вас помидоры, а покупала. Вы же сами только что сказали, что ей немного было надо. Каждый придерживается своих жизненных принципов.

– Мою жену возмущает одно, – на выдохе, так, как если бы он говорил это скрепя сердце и только ради того, чтобы быть уж до конца искренним и, конечно же, для пользы дела, произнес Борис Александрович, – у Ларчиковой постоянно водились крупные купюры, и мы с Надей просто измучились в поисках сдачи для нее. Создавалось впечатление, что она печатает их где-то на веранде или выращивает, как в сказке, в саду под яблонями… Я бы понял, если бы она была замужем, тогда было бы понятно, откуда у молодой учительницы столько денег, но она жила одна.

– Вы думаете, что эти деньги ей давали те самые гости, которые приезжали к ней?

– Думаю, что мужчины…

– Ты все сказал? – спросила его, заметно оживляясь, жена. – А теперь я расскажу кое-что. Однажды, еще в прошлом году, осенью, к ней приехал парень, молодой, красивый… Знаете, эта красота просто бросалась в глаза, и я еще тогда подумала, что это ее брат, уж больно молодой. Но они целовались на веранде, я сама видела…

– Надя!..

– Он приезжал к ней всю осень, а по весне стал приезжать уже не один, а с другом. Когда на машине…

– На какой машине?

– Я в марках-то не разбираюсь… – Она развела руками.

– А вы? – Корнилов спросил Михайлова.

– ЭТУ марку я тоже, представьте, не знаю. Такая зеленая вытянутая машина, скорее всего «Форд»… А парень действительно довольно часто приезжал, и не увидеть его на участке было невозможно – он носил такую яркую одежду…

– А сегодня? Что было сегодня?

– А сегодня приблизительно в половине одиннадцатого утра к дачному участку Ларчиковой, – сухо отвечал мужчина, – подъехала машина, которую я прежде никогда не видел, такая серая, длинная, тоже иностранная. Из нее вышли мужчины, двое, оба в костюмах. Я подивился, потому что на дачу в таком виде не приезжают. Ну, думаю, наверно, Ларчикова решила продать дачу, а это покупатели, иначе зачем им было приезжать в ее отсутствие…

– Вы хотите сказать, что сегодня, когда сюда приехали эти мужчины на серой машине, ее на даче не было?

– Не было!

– Может, мне показалось, но я видела на участке мужчину, приблизительно такого же возраста, что мой муж. Но я могла спутать, потому что до этого по участкам ходил сторож и искал какой-то ключ. А у Татьяны в ограде дыра, так он довольно часто пробирался через нее на участок, чтобы проверить трубы…

– У нее там ОБЩИЙ кран, – пояснил Борис Александрович, – и я просто уверен, что моя жена видела там именно сторожа.

– А чья же тогда была белая машина? – спросила женщина. – У других наших соседей нет белых «Жигулей», это я точно знаю.

– Вы, Надежда Васильевна, видели эту машину ДО крика Ларчиковой или после? – спросил Корнилов.

– До, конечно. Вот и получается, что тот, кто ее, бедняжку, убил, и уехал на этой машине.

Сазонов и Крымов, послушав показания соседей, вернулись в дом, где уже вовсю работали эксперты, чтобы хотя бы в общих чертах попытаться представить себе картину разыгравшейся здесь трагедии и сопоставить ее с показаниями Михайловых.

На втором этаже, в спальне, где и было, судя по большому количеству крови на полу, совершено преступление, сквозь шелестящие звуки щелкающего фотоаппарата, тихий разговор эксперта и присущую подобной ситуации суетную возню живых, занимающихся изучением следов, оставленных теперь уже мертвыми и теми, кто их сделал таковыми, пробивался птичий гомон, словно все птицы в саду узнали о случившемся и теперь летали, встревоженные и любопытные, перед раскрытыми окнами в надежде увидеть нечто невообразимое, пахнущее смертью…