Волчья ягода - Данилова Анна. Страница 27

Человек (девушки прозвали его за внешность Орангутангом), который изредка убирал клетки, вынося зловонные ведра и пакеты с мусором, был, по всей вероятности, все же немой. Но ЖИВОЙ. В том смысле, что подвержен естественным человеческим желаниям, как все прочие мужчины. Берта нередко ловила на себе его похотливый взгляд, взгляд самца, испытывающего влечение к заточенным в клетки пленницам. Но если Мила в последние дни представляла собой жалкое зрелище и мало чем отличалась от покойницы (она лежала, обколотая “хозяином”, и уже почти не приходила в себя), то Берта еще держалась и, съедая для поддержания сил все, что приносил ей Орангутанг, выглядела значительно лучше Милы. Хотя это было весьма относительно: окажись Берта сейчас наверху, в зале ресторана (а они с Милой были уверены, что наверху ресторан или что-нибудь в этом роде, поскольку, помимо звуков типичной для подобных мест музыки, к ним в подвал долетали и кухонные запахи), то на фоне ДРУГИХ девушек она выглядела бы больной, случайно забредшей туда сумасшедшей старухой… Она видела свое отражение в зеркалах, которые выставлялись специально напротив клеток по желанию Профессора, большого любителя подобных зрелищ, а потому могла увидеть, что с ней произошло за эти несколько дней…

Знала она и то, что до них в этих клетках содержались другие девушки, и понимала, когда с нею произойдет то, что происходит сейчас с Милой, ее будут колоть наркотиками до самой последней минуты, а затем на ее место привезут уже следующую “собаку”.

Орангутанг спустился по лестнице и подошел к клетке, в которой лежала бесчувственная Мила. Берта отвернулась, чтобы это обезьяноподобное существо не смогло поймать направленный на него полный ненависти взгляд. Ей надо было улыбнуться ему и предложить сыграть в древнюю как мир игру.

И она улыбнулась, как только он открыл клетку, чтобы взять ведро…

– Может, ты и немой, но все равно поймешь меня… Ты – хороший, добрый, ухаживаешь за нами… А почему бы тебе не попробовать быть со мной поласковей, а? Ты же много красивее ДРУГИХ…

Она так и не поняла, услышал ли он ее, но зато ОН все понял и, быстро оглянувшись, словно их могли застать, сел напротив нее прямо на солому, взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза. Затем, промычав что-то, принялся быстро расстегивать штаны… Ключи – целую связку, звенящую на большом металлическом кольце, – он отложил в сторону и, полуприкрыв глаза, знаком показал, ЧТО Берта должна ему сделать.

И она сделала. Повалив его на спину, головой к выходу из клетки, она легла на него и, протянув руку, дотянулась до лежащего в полуметре от головы Орангутанга крюка – любимой игрушки Черного. Одно движение – и острая рукоятка крюка вонзилась Орангутангу в глаз. Он исторг короткий, почти звериный рык, после чего моментально отключился. Хотя еще оставался живым. И тогда Берта сделала то же самое с другим глазом. Теплая кровь, алая и жирная, брызнула Берте на руку…

– Мила… – позвала девушка, выползая из клетки и тщетно пытаясь подняться, потому что у нее совершенно не было сил и вдобавок сильно тошнило. В руках она держала окровавленный крюк. – Мила, Милочка… Проснись… – Берта просунула крюк через прутья клетки, пытаясь разбудить подругу, но Мила лежала как мертвая. Лица ее не было видно, потому что оно было прикрыто рукой и ворохом соломы, словно Мила, устраиваясь поспать поудобнее, подгребла ее под себя…

Берта ключом, лежащим в одной связке с остальными у ног Орангутанга, открыла клетку и снова попыталась разбудить подружку. Но та даже не пошевелилась.

– Милочка, ты не умирай, подожди, я скоро вернусь, но не одна, а с твоим Мишей. Адрес я помню, я разыщу его… Эти скоты снова сделали тебе укол…

Она разговаривала с ней, как со спящей. Разве могла она знать, что сердце Милы перестало биться уже час назад…

Орангутанг лежал с залитым кровью лицом и полуоткрытым ртом. Он был тоже мертв.

– Я так и не поняла, есть у тебя язык или нет… – прошептала, обращаясь к нему, Берта.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы снять с Орангутанга черные брюки и серый вельветовый пиджак – вещи, на которых почти не было крови и которые она могла бы надеть на себя, чтобы скрыть наготу. Затем она обулась в ЕГО большущие теплые башмаки на каучуковой подошве.

Она открыла ключами дверь, расположенную наверху узкой каменной лестницы, и, совершенно не ощущая страха, распахнула ее… Тут же в нос ей ударил запах жареного мяса и, одновременно, земли и плесени… Очевидно, где-то поблизости располагались кухня и овощехранилище.

Но был и еще один запах, от которого в ее носу защипало, а глаза наполнились слезами… Это был сладковатый и свежий, холодный запах снега! Коридор, в котором она оказалась после того, как одолела бесконечные каменные ступени и поднялась наверх, светился вдалеке голубоватым ДНЕВНЫМ светом.

И она побежала, сжимая в руке крюк и зная, что, кто бы ни остановил ее, она убьет его, разорвет в клочья…

Она буквально вылетела из темноты в свет, во двор, заставленный огромными мусорными баками, из которых несло карболкой и нечистотами… И кругом, на ее счастье, не было ни души…

Первые шаги Берты оставили на снегу огромные мужские следы. По темно-голубому небу и оранжевым огням в арке, замыкающей двор, Берта поняла, что скоро стемнеет и ей будет проще добираться до Малой Бронной, где живет Миша.

Она не чувствовала холода, хотя был мороз, а на ее голом теле болталась широкая чужая одежда. Не чувствовала страха. И не чувствовала боли, хотя от частых избиений у нее болело все внутри.

Она бежала, неловко переставляя ноги, как человек, долгое время пролежавший в постели… Голова кружилась, а холодный воздух обжигал легкие. Но вокруг было столько СВЕЖЕГО воздуха, что уже только от этого она чувствовала себя счастливой…

Длинные волосы ее, которые уже почти невозможно было расчесать, развевались у нее за спиной, словно обрывки светлого шарфа. Она знала, что вызывает у прохожих шок своим видом, но старалась не думать об этом. Главным для нее было добраться до квартиры Миши и рассказать ему про Милу…

Но когда она поднялась к нему и позвонила в дверь, ей никто не открыл.

"Он придет, у него дела… Я подожду…” – сказала она сама себе, поднялась на самый верх, ближе к лифтовой шахте, и замерла там, прислушиваясь к звуку шагов на лестнице.

Но в тот вечер она так и не дождалась Мишу. Берта не знала, что он в это время пил в том же баре, в котором познакомился с Милой… И что ночь он провел с проституткой, представляя на ее месте Милу.

Не знала она и того, что Вик, “хозяин”, вернувшись от своей невесты Татьяны, с которой он провел почти два дня, пытаясь в ее объятиях забыться и вернуться в кожу прежнего, НОРМАЛЬНОГО Вика, обнаружив, что Берта сбежала, убив охранника, а Мила умерла, сделал себе очередной укол и до позднего вечера спал на кушетке в своем кабинете. Проснувшись на следующий день, он позвонил домой, зная, что там в это время убирается Дора, чтобы попросить ее приехать за ним, но трубку взяла женщина с голосом Анны, его бывшей жены. Он понял, что к нему снова вернулись кошмары. И тогда он опять сделал себе укол, после которого жизнь вновь обрела цветные краски, яркие запахи и звуки… И стало хорошо, празднично и радостно на душе… И не было уже того ада, той преисподней, в которую он превратил свое скромное кафе, где раньше по утрам подавали яичницу с ветчиной, в обед – телячьи отбивные с жареной картошкой, а вечером – гуся, фаршированного грибами…

Не было тех ужасающих клеток, где мужчины, которые хорошо платили ему, терзали женщин… И не было женщин, у которых один из этих извращенцев после того, как несчастные умирали от мучений, сдирал с лица кожу, получая от этого немыслимое наслаждение…

И Вик знал, что в это время его бывшая жена Анна спит с англичанином по имени Гаэль, но что и этот мужчина – не последний в ее жизни… И если это так, то зачем вообще все?.. Зачем служить женщине, боготворить ее, если знаешь, что тебя потом бросят, как ненужную вещь, как груз, мешающий передвигаться легко и стремительно… У Анны была быстрая и стремительная походка…