Волчья ягода - Данилова Анна. Страница 41
Но на полпути она сошла с автобуса и отправилась к крестной матери Милы – тете Вале. Та жила на самой окраине города в маленькой квартирке в одноэтажном, полуразвалившемся доме.
Достав из сумки носовой платок, Анна зажала им нос, чтобы защититься от этих отвратительных запахов старого грязного жилища, этой чудовищной вони, смрада…
Обшарпанная дверь с заржавевшей табличкой “Колоскова В.И.”.
Она позвонила, нажав пальцем ЧЕРЕЗ ПЛАТОК, чтобы не испачкаться, на кнопку звонка.
Ей долго не открывали. Затем послышались шаркающие шаги, звон ключей, и через минуту, когда дверь открылась, вместо пенсионерки тети Вали Анна увидела перед собой парня лет двадцати пяти в отвислых спортивных штанах и красной майке. Он смотрел на нее злым, колючим взглядом.
– Здравствуйте, – сказала Анна, которой сразу стало как-то не по себе от одного вида этого грязного и противного парня. – Мне надо поговорить с тетей Валей, Валентиной Колосковой…
– Ну, входи… Только ее сейчас нет дома. Она ушла за хлебом.
– Надолго?
Ей почему-то не хотелось входить в этот темный, пропитанный запахом керосина коридор, заставленный разным хламом, за которым виднелась желтая от тусклой лампы (и это днем!) кухня…
– Да сейчас придет…
Парень смотрел на нее как-то странно, словно пытался хорошенько запомнить ее лицо. У него было немного припухшее лицо, из чего она поняла, что он, наверное, спал перед тем, как она позвонила в дверь.
– Я вас разбудила…
Он ей ничего не ответил. Она почувствовала, как он берет ее за локоть и ведет к кухне.
– Знакомься, это мои друзья – Санек, Павлик и Андрюха… А я – Вениамин.
Она увидела мужчин, сидящих за круглым столом и поедающих прямо со сковороды яичницу с луком. Тут же стояли стаканы с желтоватой жидкостью и темно-зеленая большая бутылка из-под импортного вермута.
"Уголовники. Пьют самогон”.
Она хотела повернуть обратно, но Вениамин преградил ей дорогу.
– Попалась, птичка? Тетя Валя здесь уже сто лет как не живет, понятно? А у тебя денежки есть?
Он спокойно взял сумку Анны, открыл ее и достал оттуда конверт, в котором лежали все ее деньги.
– Мужики, живем! У нее тут куча баксов! Санек, беги в магазин, а ты, Паша, к Гаврику за “травкой”…
– Возьмите деньги, только выпустите меня отсюда… – взмолилась она, чувствуя, как ее начинает колотить дрожь. – Здесь много денег, отпустите меня…
Вениамин подошел к ней вплотную и вдохнул в себя воздух.
– От тебя слишком хорошо пахнет. Хоть ты и старая, а все равно пахнет бабой… Хочешь выпить?
"Они были пьяные. Все четверо. Они пили и курили до самой ночи и заставляли пить меня. Гады, как же я их ненавидела и ненавижу… Они растравляли друг друга разными солеными словами, непристойными движениями… От них плохо пахло, и каждый старался унизить меня тем или иным образом. Им это доставляло удовольствие еще большее, чем то, которое они получали, насилуя меня. И если в обычной жизни они ничего из себя не представляли и наверняка не нравились женщинам, то там, доведенные до безумия выпивкой и какой-то дрянной травой, которую они, измельчив, скручивали в “козью ножку” и курили, они воображали, что каждый из них просто само совершенство, что они сильны, умны, сексуальны…
Под угрозой ножа я, почти не вставая, лежала на продавленном диване голая, вся в какой-то слизи, и давилась собственными рыданиями.
Я провела в этой квартире почти три дня и две ночи. Утром было еще хуже, чем ночью, потому что они с похмелья подолгу не могли себя удовлетворить и, ложась ко мне по очереди, каждым своим движением причиняли мне боль…
Вечером третьего дня к ним приехали на машине еще двое. Мои мучители встретили их во дворе, и у меня была возможность наблюдать сцену их встречи из окна. Двое незнакомцев, одетых вполне прилично, что-то сказали, после чего все шестеро каким-то невероятным образом уселись в машину и уехали! Дверь была открыта, и я, наспех надев на себя одежду, выбежала на крыльцо. Можно себе представить, в каком я была виде после всего, что со мной произошло, но на улице стояли густые синие сумерки, и навряд ли кто смог бы разглядеть мое опухшее от слез лицо и разбитые губы…
Едва я выбежала из дома, как за мной, вывернув из-за угла, поехала машина, свет фар которой буквально жег мне спину… И я поняла, что это началась охота, что теперь уже за мной станут охотиться ШЕСТЕРО, загоняя в самую глубь трущоб, в логово бомжей и цыган, крыс и бродячих собак… Это было проклятое место, такое же, как “Сахалин”, но только полярно противоположное по расположению.
Я бежала, спотыкаясь, выставив руки вперед, как слепая, надеясь увидеть в темноте, среди каких-то сарайчиков и опрокинутых мусорных баков хоть какое-нибудь подобие жилья, хотя где-то в глубине сознания понимала, что обречена, что впереди нет ничего, Кроме огромной дымящейся кучи мусора, но все равно бежала, пока, подвернув ногу и вскрикнув от боли, не упала лицом в какую-то зловонную жижу… Это был конец”.
"Я еще долго не могла прийти в себя от боли и унижения, которым подверглась, и мне было трудно поверить в то, что я сижу в машине Игоря… По стеклам стекала дождевая вода, а в салоне было тепло, уютно и даже звучала какая-то спокойная музыка.
Я не хотела, чтобы этот красавчик увидел меня в том виде, в котором я была, и я, все еще дрожа от холода и нервного озноба, продолжала лихорадочно соображать, как бы сделать так, чтобы этого не случилось.
– Как ты нашел меня? – спросила я.
– Это мое дело. Лучше ответь, зачем ты сбежала? Тебе захотелось острых ощущений? Надеюсь, ты получила их, и сполна? Ты хотя бы знаешь, что было бы с тобой, если бы не я?
– Нет.
– С тобой бы произошло то же самое, что с твоей сестрой. Тебя бы нашли на свалке мертвой…
– А что тебе известно о моей сестре?
– Все.
– Ты врешь. Она писала мне письма, у нее был вирус, жар, и она умерла… Вы все врете мне. Милу не могли вот так просто убить. Она умерла естественной смертью. И я не уеду из этого проклятого города, пока не увижу собственными глазами ее могилу.
– А что же ты мне не сказала об этом? Да хоть сейчас!
– Сейчас – нет. Мне нужно привести себя в порядок. Они ограбили меня…
– Думаю, что они не только грабили… Я знаю эту породу, они своего не упустят. Могу себе представить, что они тебе…
– Замолчи!
– Не будешь убегать…
– Ты хочешь доставить меня ДОМОЙ в целости и сохранности, чтобы потом меня уже ТАМ обчистить и прибить? Я не верю тебе, поэтому и сбежала.
– Мне все равно, веришь ты мне или нет, но Фермин заплатил мне, чтобы я обеспечил тебе охрану, пока ты будешь в России…
– Увидел бы меня сейчас Фермин, я думаю, он набил бы тебе морду… Пол не знал, кому отдает мои деньги… Ты такой же телохранитель, как я – губернатор этого города… Но если ты все же отрабатываешь МОИ деньги, то отвези меня в гостиницу, но только не в тот клоповник, где мы ночевали, а в “Москву”. Там чисто и тепло.
Я знала, что говорила: мы еще с ТЕМ Игорем неплохо проводили время в “Москве”, прячась в ее номерах от всех и вся, зализывая раны и чистя перышки после очередных операций и готовясь к следующим…
– Как скажешь.
Машина резко свернула вправо и покатила по пустынной дороге в сторону набережной, где и находилась гостиница.
Остановившись перед прозрачной стеклянной дверью, за которой в ярко-желтом свете плавали, словно рыбки в аквариуме, люди, мы какое-то время молчали, каждый думая о своем. Наконец я сказала:
– Пойди один, возьми два больших люксовых номера на одном этаже, желательно рядом, и там, где буду жить я, пусти горячую воду в ванну и постели постель. Потом придешь за мной и проводишь меня… А пока я буду в ванной, закажи ужин в номер. Это все.
Удивительное дело! Он пошел, смиренно наклонив голову, как человек, привыкший исполнять приказы.
Я же, сидя в машине, была отвратительна сама себе. Поднеся руки к лицу, я вдохнула, и меня чуть не стошнило… От моей кожи пахло чужими и грязными мужчинами… Мне казалось, что я никогда не отмоюсь от этого мерзкого запаха.