Выхожу тебя искать - Данилова Анна. Страница 37
Вот так невозмутимо предположить это? А что, если это действительно так?
– Вас что, это не волнует? А если я действительно жена зубного техника, с которым у вас курортный роман?
– Вы не похожи на ревнивую жену. Вы больше похожи на ревнивую любовницу, а это разные вещи. Так на что вам сдались мои австрийские туфли?
– Это очень важно…
– Я продала их. Девушка, вы, случаем, не нанюхались кокаина?
– Меня зовут Юлия Земцова, я частный детектив. – Юля уже несколько минут держала свою руку в кармане, ощущая ладонью прохладу и тяжесть своего пистолета. В любую минуту она могла выстрелить в сидящую перед ней женщину. Любое резкое движение с ее стороны – и выстрел раздастся незамедлительно. – Вы должны немедленно проехать со мной… Ваш знакомый, Захар Оленин, убит пять дней тому назад… Не шевелитесь… – Юля рванулась к ней и быстро обыскала. Ничего. Она с облегчением вздохнула. – Может статься так, что вы невиновны, но сейчас многое против вас…
И не успела Вера опомниться, как Юля защелкнула на ее руках наручники.
– А теперь можем и поговорить…
Она молчала довольно долго, около получаса. Сидела, вжавшись в кресло, с руками, стянутыми наручниками и уложенными на колени. Голова ее была опущена, по щекам катились слезы, которые Юля в силу своего характера сама, своим носовым платком вытирала с ее щек.
– Как он умер? – наконец спросила она осипшим от внутреннего перенапряжения голосом и подняла к Юле свое покрасневшее от слез лицо.
– Вы не знаете, как он умер? – осторожно переспросила Юля, затрудняясь в эту минуту определить свое отношение к этой женщине. В ней боролись два чувства: жалости и презрения. Она одинаково легко могла представить себе Веру и убийцей, и любящей слабой женщиной. Она никогда в жизни не встречала такого откровенно уродливого, неприятного и необаятельного лица. Казалось, красота, гуляя по тенистым аллеям рая и касаясь растущих на кущах цветов-детей, обошла стороной один-единственный бутон, забыв прикоснуться к нему своей изящной рукой… Но бутон распустился, нашел в себе для этого силы и стал развиваться по только одному ему ведомым законам. Уродливый, но крепкий, стойкий. Девочка выросла и превратилась в умную, но некрасивую женщину, сумевшую, однако, многого добиться в жизни. Но стала ли она счастлива? Растратив все силы на самоутверждение, став личностью, она так и не смогла научиться жить без любви, что в ее положении было бы идеальным. Любовь пришла в облике красивого молодого мужчины и сделала из нее рабу.
Представляя себе Веру рядом с Олениным и размышляя о том, какие же отношения в действительности были между этими такими разными людьми, она не заметила, что прошло довольно много времени с начала их разговора.
Вера молчала, уставившись в пол. Вероятно, она переживала самые худшие минуты своей жизни. Шок, полученный ею после встречи с Юлей, еще не прошел, и вопрос об уместности наручников, абсолютно чуждых обстановке пансионата, волновал Юлю больше всего. Ведь если Вера не виновна, то как потом она посмотрит ей в глаза? Какие будет искать слова, чтобы ее, частного детектива, так щедро посыпавшего солью раны этой несчастной женщины, когда-нибудь простили?..
И еще одна мысль вертелась в голове: Вера не так глупа, чтобы, живя в пансионате, находящемся, в общем-то, не так далеко от города, вести такой образ жизни, при котором о ее исчезновениях и любовных похождениях знали бы все отдыхающие и обслуга. Вера – состоятельная женщина, она сумела бы обеспечить себе алиби и найти сотню свидетелей, которые могли бы подтвердить это самое алиби. Зачем ей было рисковать? Да и убивать Оленина она навряд ли решилась бы таким вот чудовищным, прямо скажем, мужским способом… Не проще ли было застрелить его?
От таких мыслей Юле стало не по себе… Она оказалась в ловушке, и ловушка сейчас может щелкнуть.
– Дайте сюда ваши руки… – обратилась она к окаменевшей Вере и, открыв ключом наручники, сняла их с ее безвольных рук. – Извините меня…
Как раз сейчас она бы и могла рассказать Вере о том, как погиб Захар, и даже помочь ей пережить эту страшную ночь разговорами или просто своим присутствием. Но Вера не задавала никаких вопросов.
– Вам нехорошо?
– Да, мне нехорошо… – прошептала она и наконец выпрямилась, расправила затекшую спину и убрала со лба волосы. – Мне надо побыть одной…
– Только обещайте мне, что вы сегодня никуда не уедете… Вы, может быть, не знаете, но вас ищут… Вас объявили в розыск, а это очень серьезно…
– Но зачем меня искать? Что такого страшного я натворила, чтобы меня искали? – Она встала и подошла вплотную к Юле. – Вы думаете, что это я убила Захара? Ну а если это действительно так, что тогда? И кому какое дело, кого я убивала…
Юля заметила, как побледнело ее лицо, как расширились зрачки, у нее начиналась истерика.
– Подождите минутку, я сейчас принесу вам воды… – И Юля кинулась к двери. Это был чисто импульсивный порыв, откуда она могла знать, где в такое время можно найти воду, разве что в коридоре в общем бачке, как это водится в подобных местах, или же в комнате, в графине.
Юля зачем-то метнулась в свой номер, схватила графин, но, когда вернулась, Веры Лавровой в комнате уже не было. И только звук удалявшихся шагов доносился из приоткрытого окна, за которым простиралась утопающая в черно-желтых бликах и тенях ночного освещения территория пансионата «Заря». Вера сбежала, и найти ее сейчас в этом лесу, среди коттеджей было практически невозможно.
Она сбежала, прихватив черную сумку, которая лежала на столе и в которой у нее наверняка были деньги. Теперь ей сам черт не брат: возможно, что она уже связалась со своим зубным техником, обитающим где-то здесь, в одном из домов для обслуги, и он разогревает мотор своей машины…
Юля так явственно себе это представила, что от досады просто не знала, куда себя деть и что теперь делать.
Она достала телефон, но он словно умер: его волны не доходили до города, туда, где были Крымов и Шубин, Корнилов и Сазонов, Щукина и Чайкин…
Оставаться здесь не было никакого смысла. Подхватив чемоданчик, Юля вышла из коттеджа, села в свою машину и, проехав мимо танцплощадки, на которой в такт музыке двигались нарядные и подвыпившие отдыхающие, остановилась возле административного корпуса, поднялась на второй этаж и, следуя указателям, нашла дверь с табличкой «Протезирование. Засоркин Л. Б.». Взялась за ручку и потянула на себя: ну конечно же, все было заперто.
– Скажите, где живет Засоркин Лев Борисович? – обратилась она к женщине в синем форменном халате, которая мыла лестницу.
– В городе в основном. Есть у него тут своя комната, но он там отдыхает только после обеда, а вечером на машине уезжает домой. А что это он вам так поздно понадобился?
Юля ничего ей не ответила. Потерянная и подавленная всем случившимся, не зная, как ей поступить, она приняла решение возвращаться в город. Лаврову она нашла, остальное – забота милиции.
В машине наедине с тихой ночью и своими мыслями она испытала жгучее чувство обиды, которое копилось в ней последние дни и наконец выплеснулось слезами. Сколько зря потрачено времени и, главное, сил! Что она теперь скажет по возвращении в агентство?
Представляя, как будет над ней смеяться Крымов, как станет подтрунивать Щукина, она вконец расстроилась и теперь стремилась к одному – самоутвердиться, доказать себе, что она чего-то стоит, способна на… Так и не решив, на что она способна, Юля давила на педаль газа, обгоняя редкие в поздний час машины и устремляясь вперед, навстречу мерцающим звездам и холодному черному тугому ветру. И если бы не слезы, которые то наплывали на глаза, стоило ей вспомнить, как ее провела Лаврова, то высыхали сами по себе, она бы летела и еще быстрее.
В город она ворвалась под утро, минуя мигающие желтыми огнями светофоры, и помчалась прямо к себе домой. Даже не вспомнила про гараж и оставила машину прямо под окнами, поставив на сигнализацию. Едва за ней захлопнулась дверь, как она упала одетая на постель и разделась уже лежа, раскидывая вещи как попало. Уснула она мгновенно.