Вертикаль власти - Недоруб Сергей. Страница 42

— Да, я понял, — сказал он. — Спасибо. Скоро буду.

Он положил трубку.

— Ты зачем на звонки отвечаешь? — спросил он жестко.

— А ты?

— Ладно. — Эмиль о чем-то подумал. — Ольге стало лучше. Скоро должна очнуться. Я поеду к ней, проверю, все ли в порядке.

— Можно мне тоже? — спросил Орех.

— Оставайся тут. А еще лучше, вали на все четыре стороны.

— Что я не так сделал? Я же помогал!

Эмиль отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и Орех ощутил резкий, внезапный поток нахлынувшей обиды.

— Ладно, — буркнул он и вышел из кабинета.

Он направлялся к раздевалке, намереваясь снять сталкерский костюм, надеть свои шмотки и свалить отсюда навсегда. В самом деле, какого черта он будет такое терпеть? Не хотят помощи — и не надо. А если он в чем-то отстает, то могли бы и научить. Орех никогда от поддержки не отказывался.

В раздевалке никого не было. Орех сбросил с себя сталкерское тряпье, надел джинсы, сунул руки в рукава спортивной куртки, так и не высохшей. Ему стало холодно, но на улице хотя бы оставалась свежесть, в то время как стены Центра казались протухшими насквозь.

— Уходишь? — спросил возникший рядом Мороз.

— Да. — Орех попытался захлопнуть дверцу шкафчика, но она не поддавалась. — Здесь мне больше нечего делать. А ты разве не должен быть на крыше?

— Эмиль поручил мне другое дело, — ответил сталкер уклончиво.

— И какое же?

В руке Мороза оказался пистолет.

— Вот какое, — ухмыльнулся он, и раздался выстрел.

К тому времени Орех машинально открыл шкаф снова, пуля попала в дверь и отскочила от нее. В следующее мгновение Орех бросился на Мороза, стараясь выбить пистолет из его рук. Сталкер был выше, но не сильнее, а в проворстве Ореху даже уступал. Следующая пуля попала в потолок. Орех в ярости схватил Мороза за подбородок и чуть не свернул ему челюсть. Сталкер взвыл, его холодные пальцы впились Ореху в шею.

Третий выстрел снес Морозу заднюю часть головы. Орех в ошеломлении отступил от него, глядя на отобранный пистолет в своих руках.

— Твою же мать, — только и проговорил он, пряча оружие в карман.

Пытаясь совладать с приступом паники, Орех выбежал из раздевалки, перешел на нормальный шаг и покинул здание ЦАЯ, никем не остановленный. За первым же углом он снова перешел на бег и уже не останавливался.

* * *

Борланд молчал, пока Уотсон снова не пришел в себя. На этот раз он не комментировал состояние «адвоката».

— Гробишь жизнь, пока молодой, — сказал сталкер. — Знаешь, чему учит Зона в первую очередь? Технике безопасности. И уже потом дает пространство для маневров.

— Я знаю, — выдохнул Уотсон. — Я там был.

— Твои приключения прошли в режиме избыточной перестраховки. С покупным оружием, снаряжением, техникой завтрашнего дня. Тебя прикрывали более опытный в стрельбе Фармер и более осторожная в передвижении Литера. Ты имел мощный пул, ворвался с фальстарта. После прихода в Зону ты избегал общения с людьми, предпочитая возиться с планшетами. Наибольшими твоими подвигами, если не единственными, были взлом спутника Коалиции и перепрограммирование «Мисс Анаис». Каждый раз, когда возникали аномалии, наемники, мутанты, тебе помогали более опытные или более рисковые люди вроде меня, Бергамота, Анубиса. Но в одиночку ты бы в Зоне не протянул и часа. Простые парни в ветровках и штанах с двумя полосками, вооруженные заедающими обрезами, заряженными картечью, выживали в Зоне через кровь, пот и слезы — причем не свои слезы. Зря ты ввязался, приятель. Это не твое. Выходи из системы, пока еще можешь.

— Ты последний, чьих советов я стану слушаться, — сказал Уотсон. — Не тебе меня учить, понял?! Из-за тебя сломались жизни у Алены и Фармера! Они тебе доверяли, а ты их подвел!

— Я никому и никогда не служил нянькой, — жестко выговорил Борланд. — Я ни разу не брал на себя обязательства спасать чью-то жизнь. У каждого есть своя башка на плечах. И в Зоне мы всей группой оказались именно потому, что вы хотели меня убить!

— Я не хотел…

— Не перебивай меня, баклан! Алена хотела, ладно. Но вы с Фармером ее в этом поддержали. Слепо пошли за глупой девчонкой. А разгребал в результате я, один. Не смей мне говорить, что я тебе что-то должен! И у меня есть полное право знать, как дела у Алены. Спросил бы и про Фармера, будь он жив.

— Жива, здорова, сидит в Москве, — проговорил Уотсон. Он разнервничался до такой степени, что его речь уже напоминала тарабарщину, но Борланд все понял.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Теперь послушай совет. Не лезь к ней. Оставь в покое, не ввязывай ее в свои дела.

— У тебя нет никакого права говорить мне, что делать.

— У меня есть любое право, которое я захочу иметь. Точно так же как ты считаешь своим правом работать шестеркой на подхвате у Клинча.

— Я не шестерка!

— Да. Ты элитарный курьер. Менеджер по доставкам. Напомни мне, почему ты здесь?

Уотсон лишь отмахнулся, с отчаянием глядя вверх.

— Ты — человек, — говорил Борланд. — Только это не всегда звучит гордо. У некоторых людей есть имена. У других — прозвища. Это одно и то же. А ты — человек и обречен вечно быть чьим-то человеком. Ты был человеком Алены, Фармера, даже моим. Сейчас ты человек Клинча. На серого кардинала ты не тянешь. Максимум, чего ты добился, — это взял себе имя доктора из книг Конан Дойла. Причем имя персонажа, изначально второстепенного. И вдобавок оставил американскую фонетику. Прошу тебя, не подумай, что я тебя оскорбляю. Не ты один такой. Я лишь хочу тебе помочь. Алена, например, так и осталась всего лишь буквой.

— Я понял, — сказал Уотсон. — Я тебе не нравлюсь.

— Ну, ты не клубничный пирог.

— Кунченко хороший мужик, — сказал Уотсон. — Не хуже других. У каждого свои недостатки, но он по крайней мере честен. Что не скажешь про его жену… Но давай не будем углубляться так далеко. Я ответил на твой вопрос?

— Да. Можешь задавать мне свои.

— Понятия не имею, зачем я стал тебя слушать, — признался Уотсон. — С тобой только нервы себе растреплешь, а полезного ничего не узнаешь.

— Смотря как и чем слушать.

— Довольно. Я пришел сюда за сообщением от Кунченко. Ты мне его передашь или нет?

Борланд положил обе руки на стол.

— Майор просил передать тебе всего два слова, — сказал он.

— Я слушаю.

— «Контроль-шесть».

Уотсон молчал. Что-то в нем неуловимо изменилось. Он выглядел по-прежнему безучастным, но теперь по его лицу нельзя было ничего прочитать. Казалось, услышанное заставило его резко повзрослеть.

— Повтори, пожалуйста, — попросил он.

— «Контроль-шесть», — произнес Борланд снова. — Это все.

— Быть не может, — сказал Уотсон, касаясь виска ладонью. — Ты не ошибся?

— Тут трудно ошибиться.

— Черт побери, ты уверен или нет?!

— Да, уверен, — сказал Борланд. — Мне в третий раз повторить?

— Не надо. — Уотсон встал со стула и зашагал по узкому пространству комнаты. — Подожди, дай мне подумать.

Сталкер его не торопил. Парень стоял, отвернувшись, поэтому догадаться, о чем он думает, было невозможно. Было лишь ясно, что он ждал другого сообщения.

— Извини, если я принес дурные вести, — вздохнул Борланд. — Не надо сечь голову гонца. Ибо он понятия не имеет, что сие послание значит.

— В самом деле? — Уотсон повернулся к нему. — Ты не знаешь?

— Что значит «контроль-шесть»? Нет. Даже не догадываюсь. Клинч мне не говорил.

— Интересно, — покачал головой Уотсон. — Шесть… Очень интересно.

— Не просветишь меня по этому поводу?

— Я не могу, — ответил Уотсон. — Если Кунченко сам решил тебе не говорить, то и я не должен.

— Логично, — кивнул Борланд. — А что бы изменилось, если бы там было, к примеру, не шесть, а семь?

— Семь было бы намного лучше.

— А восемь — и вовсе чудесно?

— Восемь, — Уотсон чуть улыбнулся, — восемь было бы самое то.

— Извини. — Борланд поднял обе ладони. — Я все равно ничего не понял.