Конь бледный - Леженда Валентин. Страница 38

Нужно сосредоточиться. Но головная боль становилась всё сильнее, пока не разорвалась внутри черепа световой вспышкой.

Из света вынырнуло большое тёмное пятно, угрожающе двинулось на молодого человека. Он присел, уходя с линии удара, а потом, выставив перед собой руки с растопыренными веером пальцами, устремился вперёд, как утопающий, рвущийся из глубины на поверхность. Пальцы угодили во что-то твёрдое, преодолели сопротивление и завязли уже в мягком и горячем. Степан сжал кулаки и дёрнулся назад.

Поскользнулся на ровном месте и чуть не упал. Однако вовремя сгруппировался и всего лишь опустился на колено.

Туман в голове начал рассеиваться. Уже почти полностью оправившись, увидел, как сверху на него рушится соперник. Принял массивное тело на кулаки и с силой отшвырнул от себя. «Шкаф» долетел до верёвок-ограничителей и повис на них.

Наконец-то организм Степана вновь обрёл равновесие, и журналист сфокусировал взгляд на противнике.

Что это?!

Вся грудная клетка мордоворота была разворочена так, будто её располосовал своими когтями хищный зверь. Чадову как-то пришлось видеть в Индии человека, разорванного тигром. Картина не из приятных.

Неужели вот это сделал он? Похлеще, чем исход поединка с «Модником».

— Третий круг! — изрёк рефери. — И пусть победит достойнейший!

Степан и Мирза медленно двигались и выжидали.

Был бы противником Чадова кто-то другой, этой заминки не было бы, всё решилось бы очень быстро. Но против него стоял шиванат. Боец талантливый, сильный, резкий. Неприятель, которого, вне всякого сомнения, стоило опасаться.

Как видно, подобные мысли посещали сейчас и Каримова, потому что он тоже осторожничал.

Бойцы вились на месте неспешно и аккуратно, стараясь не сделать ни одного лишнего движения, глядя друг другу прямо в глаза и пытаясь уловить там мимолётный проблеск неуверенности или замешательства. Проблеск, которого хватит для того, чтобы одной моментальной атакой решить всё.

Когда встречаются два сильных бойца, сказал как-то Голдин, то побеждает тот, у кого лучше техника. Когда у обоих техника на одном уровне, то побеждает тот, у кого больше опыта. Когда оба одинаково опытные, то побеждает тот, у кого сильнее дух. «А если и дух у них одинаково сильный?» — спросил тогда Степан наставника. Голдин усмехнулся и ответил: «Тогда победит тот, кому в тот день больше повезёт».

Журналист смотрел на Султана и понимал, что это именно тот самый случай. Их техника более-менее равна, опыта у Степана немного больше, но бандит быстрее. Дух? Да и с духом у его противника всё в порядке, отметил про себя парень. Оставалось одно — надеяться на удачу. Ну или чуть-чуть ей помочь.

Чадов сделал неловкое движение и чуть подался вперёд, как будто споткнулся. Его противник не заставил себя ждать. Как стрела, выпущенная из тугого монгольского лука, он кинулся вперёд, далеко выбросив перед собой левую руку. Рука с раскрытыми подобно китайскому вееру пальцами летела прямо в глаза Степана.

Это был первый удар классической «Золотой связки Чертынхана». Связки, от которой нет защиты, если её не знать.

Давным-давно в свите хана Бабура, того самого основателя династии Великих Моголов, был нукер по имени Чертынхан. И однажды в бою с воинами коварного Шейбани-хана он бросил меч и стал драться голыми руками. Вечером того же дня, когда воины Бабура делили добычу и перевязывали раны, Бабур подошёл к своему верному нукеру и сказал: «Знаешь, когда ты бросил меч посреди сражения, я уже было подумал, что ты струсил, и хотел самолично отрубить тебе голову, но ты проявил недюжинную доблесть и дрался голыми руками, как настоящий лев». «Да, о повелитель. Бой был очень жаркий, а я в своих тренировках всегда больше уделял внимания искусству руки, нежели искусству меча. Когда совсем тяжело, руками мне драться сподручнее».

Эта удачная придумка Чертынхана вошла в шиванат лет четыреста тому назад под именем «золотой связки» и с тех пор непременно изучалась всеми поколениями учеников. Степан её тоже знал, и знал прекрасно, но дело в том, что у каждого бойца шиванат она своя. Первый удар всегда один и тот же, а вот что дальше… Дальше уже можно только гадать, какой сюрприз приготовил тебе твой противник. Если только ты сам не приготовил ему своего собственного, коронного сюрприза.

Журналист точно просчитал этот выпад Султана.

Сделал лёгкое движение вперёд, как будто потерял равновесие, в надежде на то, что опытный боец, заметив оплошку противника, использует её на все сто. Каримов её использовал. И Степан этого ждал.

Пулей вылетела рука бандита, но ещё быстрее журналист метнулся наискосок влево, хватая своей левой рукой, как тисками, кисть противника у запястья, а правой подбивая того под нос.

Следующее произошло в мгновение ока.

Рывок вперёд, запрокидывание головы Султана и подбив пяткой левой ноги под его колено — слились в одно движение. Бандита словно вихрем подхватило. Он беспомощно взбрыкнул ногами и со всего размаху рухнул на землю вниз головой.

По рядам зрителей прошёл стон.

Чадов смотрел на лежавшего у его ног соперника, и зверь в груди требовал: «Добей! Добей! Смерть!».

Повинуясь этому приказу, нога парня уже поднялась, чтоб опуститься на беззащитный кадык Султана, но тут сквозь кровавую пелену, застилавшую мозг журналиста, пробился крик батюшки:

— Сгинь! Сгинь, нечистый! Именем Господа велю, убирайся прочь!

Злобный рык был ему ответом.

— Очнись, парень! — воззвал глас, вопиющий в пустыне. — Да воскреснет Бог, и расточатся врази его!

На душе отпустило. Перед глазами возник пылающий взор отца Иоанна. Этот взгляд подействовал на Чадова, как ведро холодной воды. Мысли прояснились.

Уже совсем другим взглядом он посмотрел на вставшего на четвереньки Султана и подал ему руку, чтобы помочь подняться. Бандит не оттолкнул руку помощи.

Встал, отряхнулся, угрюмо зыркнул на священника и журналиста и вдруг заулыбался.

— Ты лючший, — по-дружески беззлобно ткнул бывшего противника в грудь. — Учитель был прав, нах.

И добавил, адресуясь уже к обоим:

— Вы пабедили, значит, свабодны!

И тут Зона вздохнула…

Глава десятая. В вихре иллюзий

Локация неизвестна

Стены узкого тоннеля плавно колыхались. Они были живыми, их мягкое покачивание убаюкивало. По стенам бежали многочисленные мелкие узоры, удивительные письмена на неизвестном нечеловеческом языке. Иногда узоры складывались в сложные абстрактные картины, проекции безумных снов противоестественных потусторонних существ. Здесь не было ни пола, ни потолка — один лишь бесконечный тягучий путь вперёд. Невидимая сила влекла всё дальше и дальше, унося к неведомой далёкой цели. Хотя, возможно, путешественник, безразлично созерцающий тоннель, всё это время находился на одном и том же месте, а безумный мир просто двигался вокруг него. Путешественник был стержнем этого таинственного места, единственным чётким ориентиром, осью вечно противоборствующих добра и зла, которые не в силах существовать друг без друга…

Неожиданно в тоннеле появился змей. Изумрудное полупрозрачное существо, медленно извивающееся в причудливом завораживающем танце. Змей был проводником, и душа путешественника интуитивно потянулась к нему. Живые стены вокруг заволновались, замысловатые узоры пришли в неистовое движение. Теперь разобрать удивительные картины было невозможно, потому что они слишком быстро сменяли друг друга…

То было эхо ментальной памяти, проекция материнской утробы, воспоминания о том, как лишённый истины комок жизни стремится из тёмного мрака к свету — прелюдии неминуемой смерти.

Раз родившись, ты обречён на страшный конец, который невозможно отсрочить. И с каждым новым вдохом ты всё ближе и ближе к той непостижимой тьме, которая терпеливо ждёт за последним порогом, который так просто переступить раньше времени.