Конь бледный - Леженда Валентин. Страница 72

«Гром» Степана не умолкал до тех пор, пока не был расстрелян последний рожок. Тогда парень сменил его на «Волкер», который, конечно, был менее скорострелен, но в ближнем бою, пожалуй, служил даже лучше. Чадов старался не замечать, куда и в кого он палит и каковы результаты его стрельбы. Он словно «выключился». Был уже не самим собой, журналистом из Киева, представителем одного из уважаемых столичных изданий, он превратился в бездушного робота, машину, бездумно сеющий смерть механизм. Как тогда, во время кровавого кумете у «затоновцев».

За ним неотступно следовал отец Иоанн, прикрывая Чадову спину. Стрелял ли он и убивал ли, Степан не присматривался. Наверное, стрелял и попадал. Не зря же то тут, то там падала очередная жертва в военной экипировке или белом халате.

Сейчас для Чадова не было главным, кто и скольких врагов положил. Его гнал вперёд рвущий душу Зов. Только он существовал и был главной целью.

Призыв то затихал, то звучал с новой силой. По тому, насколько отчётливо и громко он был слышен, журналист и прокладывал себе путь, сметая всех, кто стоял у него на пути.

Вот Зов неожиданно ударил по ушам, превратившись в предсмертный крик.

Кричали откуда-то из-за двери, находившейся в пяти метрах слева. Оттуда же доносились звуки автоматных очередей и чьё-то невнятное рычание.

Плясун вышиб ногой дверь и стремительно ворвался в помещение. Его глазам открылась зловещая картина.

У дальней стены скорчилось гигантское тело матёрого кровососа, а чуть правее в углу безвольно лежало, раскинув ручонки, маленькое детское тельце. Над девочкой, зажав в руке боевой нож, задумчиво склонился забрызганный багровыми каплями Шиз.

— Что с ребёнком?! — отчаянно крикнул Степан. — Мутант успел задеть её?

Сталкер испуганно обернулся и, кинувшись к окровавленной твари, поспешно вонзил сталь в правый глаз кровососа, несколько раз прокрутив клинок. Вытащил нож, повернулся лицом к Степану и сделал пару шагов навстречу. На его бледном лице застыло какое-то совершенно безумное выражение.

— Нашли? — спросил появившийся на пороге батюшка.

Шиз остановился и медленно, словно нехотя вложил клинок в ножны.

— Ага! Еле с тварью управился! — кивнул головой на распростёртый труп кровососа. — Девочка, кажется, жива…

Опрокидин подошёл к поверженному монстру, поглядел на него, покачал головой и вперил в сталкера пытливый, какой-то потусторонний взор. Зрачки его словно исчезли, и точно голубое небо глянуло из глаз. Казалось, что и батюшка исчез, и только один этот взгляд остался. Шиз отвёл глаза, а затем бочком выскользнул из комнаты.

Чадов, ничего не замечая, подхватил на руки лёгкую как пушинка девочку.

— Нюшка… Нюшечка!

Тщетно.

Ребёнок не отзывался. Маленькая грудка тяжело поднималась и опадала, придавленная тяжестью большого уродливого камня, формой напоминающего человеческое сердце.

Степан хотел оторвать эту мерзость, сбросить её с тела ребёнка, но у него ничего не получилось. Камень прирос к детской плоти, словно был её частью.

— Не трогай! — окрикнул отец Иоанн. — Это опасно и для тебя, и для девочки.

Справа от журналиста что-то щёлкнуло, и в стене открылась до того невидимая дверь. Оттуда возникла нога в чёрном туфле, а затем рука и половина человеческого корпуса, облачённого в белый халат.

— Поспешите, Док, кажется, дорога свободна!

В комнату вошёл молодой человек в очках. Заметив Степана с девочкой на руках и Опрокидина, он попытался было скользнуть назад, но оказался в цепких батюшкиных руках.

— Постой-ка, чадушко, — елейным голосом прошептал ему на ухо пастырь. — Исповедоваться не хочешь? Степан, глянь-ка, что у нас там…

Пройдя в потайную дверь, Чадов оказался в просторном кабинете, уставленном полками с теснящимися на них книгами на русском и иностранных языках. Несколько больших плазменных экранов на стенах, огромный стол, покрытый зелёным сукном. На столе навороченный компьютер, те же книги, блокноты, пара каких-то непонятных приборов.

И человек в белом халате, при виде журналиста плюхнувшийся в глубокое кожаное кресло, приставленное к столу.

Отчего он так пристально рассматривает Степана? И почему его пухлое лицо с характерным горбатым носом, обрамлённое чёрными кудрями, кажется знакомым?

— Ну, здравствуй, Стёпа, — вяло помахала рукой бледная фигура.

— Борька, ты?!…

Тот страшный день их с Чадовым рыбалки навсегда врезался в душу Бориса Шермана, резко изменив его судьбу.

Когда утлая лодчонка перевернулась и Боря стал тонуть, он вдруг отчётливо увидел в мутной воде перед собой страшный лик Смерти. Он был бледен и печален. Старуха с длинными усами, огромным зубастым ртом и такими же большущими, без век глазами-блюдцами в упор смотрела на гибнущего мальчика, как бы ожидая от него чего-то.

«Мишка Гамми», не будучи в состоянии вслух спросить её, чего она хочет, послал Смерти мысленную мольбу. Думал, не услышит и не откликнется.

Как же. И услышала, и отозвалась.

«Служи мне, приноси жертвы и будешь жить долго-предолго», — предложила глазастая старуха.

«Клянусь!» — всем сердцем пообещал задыхающийся мальчуган.

Усатая уродина взмахнула рукой, напоминающей рыбий плавник, и Шерман-младший сразу почувствовал, что его тело устремляется вверх. Через мгновение в лёгкие ворвался живительный воздух.

— Слава Богу! — раздался знакомый голос телохранителя Петра. — Как вы себя чувствуете, Борис Александрович?

— Где она? — игнорируя его вопрос, принялся оглядываться по сторонам мальчик. — Где?

Он, конечно, имел в виду Смерть, но «бодигард» и одноклассник не поняли, думая, что речь идёт о рыбе. Глупцы! Сдалась она ему.

С той поры Борис Шерман стал верным слугой Большеглазой.

Он долго думал, как ему лучше пригодиться страшной Владычице, перебрав множество комбинаций. В конце концов решил остановиться на карьере биолога, занимающегося разработкой психотропного оружия. Именно эта стезя, как подсказывало ему извращённое сознание, способна была привести к максимальному выполнению молчаливого Договора, заключенного между ним и костлявой. Благо, задатки у Бориса к естественным наукам имелись. Плюс финансовая поддержка отца и его же связи в министерстве обороны.

Когда полгода назад Борису Александровичу Шерману, уже доктору наук и профессору, предложили возглавить секретную лабораторию в Зоне, он, поразившись открывающимся перспективам, тут же дал согласие. Ведь это было такое открытие, такое открытие, что за него десятка Нобелевских премий мало! Если бы Нобеля, конечно, давали за достижения в искусстве истребления рода человеческого…

— А зачем тебе понадобилась конкретно Нюшка? — скрипнув зубами, перебил Степан бредовые излияния бывшего однокашника. — Мало подопытного материала было?

Учёный кивнул головой в сторону двери.

— Ты не понимаешь! — брызжа слюной, восторженно забормотал Шерман. — Это уникально! Абсолютная сочетаемость с «сердцем Смерти»! Она прирождённый симбионт, питающий артефакт своей энергией! Жаль, что маловата. Ненадолго хватит. А ведь какая замечательная батарейка!…

— Заткнись, ублюдок! — вне себя от ярости гаркнул Чадов.

Если бы не девочка, лежащая у него на руках, он бы, наверное, задушил это мерзкое, похожее на жабу чудовище.

— Лучше скажи, как её избавить от этого твоего «украшения»!

— Но зачем?! — откровенно удивился учёный. — И вообще боюсь, что это невозможно! Симбионт не выживает после контакта с «сердцем Смерти»…

— Это мы ещё посмотрим, — сказал, входя, отец Иоанн, услышавший последнюю реплику Шермана. — Есть тут у меня одна мысль…

При виде священника Шерман широко распахнул глаза и испуганно вжался в кресло.

— Но как?! — прохрипел он. — Этого не может быть!…

Вдруг лицо его налилось кровью, рука схватились за горло, яростно рванула воротник. Борис вытянулся в кресле, хватая воздух широко раскрытым ртом, потом обмяк. Голова склонилась набок, изо рта на подбородок потянулась струйка слюны.