Отступник - Долгова Елена. Страница 14

— Не буду я ни с кем связываться.

— Значит, не хочешь никого подставлять?

— Не могу.

— А меня подставлять, значит, можно? Уже полмесяца прошло, а я проснусь ночью, и все кажется мне, что справа забор из колючей проволоки, слева — «жарка», а в ногах у меня — труп пацана, который умер, накопив дозу в раскопах.

— А «жарка» тут при чем?

— За побеги на ней казнили… — обреченно сознался Лунатик. — Толкнут в середину, и все. Боюсь я, Моро, понимаешь? Боюсь! Сил моих нет снова туда идти.

Он был по-своему прав. Я спас Лунатика по привычке, приобретенной на службе в отряде Крылова. Он помог мне, можно сказать, в ответ. Таким образом, мы оказались квиты, и втягивать парня в очень опасную и трудную для него операцию было нечестно.

— Ладно, оставайся здесь, один пойду.

Лунатик в отчаянии скривился. Он стоял передо мной, измазанный в какой-то саже, в потертом комбинезоне, худой, бледный и отчаянный, будто придавленный непонятным для других горем.

— Ты там поосторожнее, — убитым голосом напоследок буркнул он. — Иначе в Лиманск кто пойдет…

Лиманск уже сделался для него навязчивой идеей…

К «концлагерю» я вышел на исходе ночи. Край неба только чуть светлел. При мне был нож, «Чейзер» и пара гранат, к тому же у знакомых диггеров я занял на время ножницы по металлу. Лагерь будто пылал в темноте, этот эффект создавали костры, разведенные в сломанных металлических бочках, а также аномалия «жарка» в самой его середине. Пока в «жарку» что-нибудь не попадет, она дает о себе знать только дрожанием раскаленного воздуха, и поэтому ночью не видна. Но сегодня кто-то развлекался, кидая в нее мелкие предметы. Вертикальные столбы огня время от времени с шумом поднимались вверх на выжженной до грунта поляне. В такие моменты я отчетливо видел все — ограду из «колючки», мертвые ряды машин, среди которых затесался даже сломанный вертолет. В промежутках между вспышками тьма стояла кромешная. Я засек время между бросками, получалось не одинаково, но всегда от полутора минут до двух.

— Эй, брателло! — заорали неподалеку. — Шел бы ты отсюда, не видишь — закрытая зона.

Окрик предназначался не мне.

— Дело есть, — раздался голос в ответ. — Подойди к ограде, Петро.

Кто-то в тяжелой броне приблизился к ограде и задержался там, вполголоса переговариваясь с охранником. Смысла приглушенного разговора я не разобрал — оказалось слишком далеко. Когда чужак в броне ушел, охранник еще некоторое время торчал у ограды, всматриваясь в темноту, не потому, что заметил меня, а просто так, со скуки.

Во время очередной вспышки я его хорошо разглядел. Петро был парень лет двадцати, таких обычно берут в «шестерки» в жестких и хорошо организованных бандах. И на Большой земле, и в Зоне — они везде одинаковые. Бандит откинул капюшон с макушки, ненужный пока что противогаз повесил на шею, но АКМ из рук не выпускал. Трое таких же типов разместились на вышках по углам периметра. Некоторый шанс проскочить мимо них давала темнота, но шанс этот был так себе — плохонький.

…У меня еще сохранялась возможность отступиться, найти Лунатика на стоянке диггеров, уйти с ним за хабаром и оставить Полозова в том положении, в котором он очутился, кстати, без моего участия. По законам целесообразности и выживания так и следовало поступать. Полозов обещал мне помощь, но дружбы между нами не водилось, и его личный в этом деле интерес до сих пор оставался мутным.

Но я не уходил. Не мог, причем по причине, не относящейся к дружбе или сочувствию. Просто, брось я этого человека умирать в «концлагере», темная история крысы, окопавшейся в «Долге», так и осталась бы темной. Именно это желание понять гнало меня беспощадно вперед. Шум ветра заглушал шаги, треск кустов и шорох травы вдоль периметра. Через некоторое время «Велес» запищал, предупреждая о близкой опасности. Пригоршня листьев, из тех, что обычно крутятся в гравитационном поле аномалии, отлетела мне прямо в лицо. Такое кружение продолжается в любую погоду: и в тихую, и в ветреную, и днем, и в темноте. Пройдет неделя, возможно, чуть больше, и при очередном выбросе «трамплин» переместится на другое место. На память после него останутся ощипанные деревья, измочаленные листья, безжизненный пятачок земли и пара-тройка пятен побуревшей крови неудачников, которые не смотрели ни под ноги, ни по сторонам.

Я немного сдал назад и сориентировался. Подходящий предмет, объемистый, но пустой металлический бочонок из-под химикатов с проломленным боком, валялся совсем рядом. Оставалось только подкатить его поближе и оставить там до времени полежать. Аномалию я обогнул, сделав это, добрался до проволочной ограды и затаился в кустах, ожидая очередной вспышки.

Вспыхнуло очень сильно. Столбы пламени с гудением ушли к небу. Жар был такой, что, несмотря на расстояние, коснулся даже меня.

— Ты бы, Штырь, больше не шутил, — раздался чей-то протяжный и вальяжный, с легкой угрозой голос.

— Да мы что, мы ничего…

Огонь еще не потух. До этих людей, казалось, рукой подать. Они сидели, прислонившись спинами к колесам проржавевшей под дождями пожарной машины, брошенной тут давно, еще с восьмидесятых. На расстеленном брезенте горкой лежал нарезанный хлеб, рядом две уже вскрытые банки тушенки и две бутылки водки — одна пустая, а другая наполовину опустошенная. Менее пьяный из бандитов завозился, возможно, почувствовав мой взгляд, и я на всякий случай отвернулся.

— Тошно мне, Петро, — буркнул он.

— Почему?

— Консервы порченные.

Петро коротко всхохотнул, подтянул к себе гитару и запел блатное, но при этом неожиданно хорошо поставленным голосом.

Огонь тем временем угасал, оседая будто прикрученное пламя гигантской газовой горелки. Жар исчез. После него остался только привкус гари на языке. Я решил воспользоваться темнотой и перерезал в нескольких местах проволоку. Потом переместился еще метров на десять и повторил то же самое, окружным путем вернулся к «трамплину» и принялся ждать, включив рацию и меняя время от времени частоты.

…Внезапно я услышал далекий голос Крылова. Это были почти убитые помехами отрывочные фразы — отзвук происходящего где-то боя. «Рудый, дава… ре…» Я даже не ожидал, что меня это так зацепит. Ребята с кем-то схватились не на шутку, только, конечно, уже без меня. Я хотел послушать еще, но сигнал потерялся. На другой частоте, которую использовали только сталкеры-одиночки, мужики долго и монотонно ругались из-за оплаченного, но не доставленного ящика патронов. Бандиты в эфире помалкивали, видимо, ничего нового в эту ночь затевать не собирались.

Тянуть было некуда, ждать нечего, я переключился на бандитскую частоту и для начала запустил SOS.

— Эй, Петро, ты слышал? — раздалось по ту сторону забора.

Гитара умолкла.

— Так то подранили кого-то… — не особо охотно отозвался второй.

Я уже набрал горсть болтов из рюкзака. Охрана лагеря никогда не бросится на сигнал бедствия, расчет у меня был совсем на другое.

— А я так люблю на SOS приходить, — завил Штырь. — Они там уже полудохлые. Пулю в башку — и нет проблем. Хабар, патроны, ствол — все мое.

Петро одобрительно захохотал.

Я кинул первый болт через забор в сторону «жарки». Попал очень удачно — огонь взвился вверх с мощным гудением, волна горячего воздуха оказалась такой сильной, что задела даже меня. Заранее заготовленный бочонок я пнул в «трамплин». Гравитационной волной его швырнуло довольно сильно, бочонок перелетел через забор и рухнул в двух шагах от Петро, разметав еду и отшвырнув винтовку, аккуратно прислоненную к колесу проржавевшей машины «скорой помощи».

— Вот сучара! — раздалось в темноте.

Огонь «жарки» еще полыхал и только начал угасать, когда я послал на бандитской частоте предупреждение о выбросе, а потом еще серию гаек через забор.

В свете огня было видно, как трое охранников покидают вышки.

— Да что это такое, пацаны… Это ж заранее надо предупреждать…