Отступник - Долгова Елена. Страница 46

Я смял все это, собираясь вынести и уничтожить на костре, когда мне под руку попались бумаги, позаимствованные из клада контролера — два тетрадных листка в клеточку, исписанных одинаковым мелким, но довольно разборчивым почерком.

НИИ «Радиоволна»

Черновик отчета по теме «Исследование влияния пси-излучения третьей степени на организм человека»

Исполнитель: младший научный сотрудник Лунарев А. К.

Раздел третий

…после чего опыты повторялись над людьми-добровольцами дважды сериями по пятнадцать и двадцать минут, на уровне, составляющем 90 % от предельно заданного.

По результатам экспериментов было установлено значительное увеличение электромагнитного излучения головного мозга у 71 % подопытных. К побочным неблагоприятным последствиям следует отнести усталость, тошноту, головную боль, при значительных превышениях нормативов возможны повреждение сердца, мозга и центральной нервной системы. Психика подопытных меняется, появляются признаки раздражительности и гнева… Возможно развитие значительных органических изменений. Таким образом, излучение указанных частот категорически не рекомендуется использовать для создания системы понижения агрессии. Вместе с тем оно может быть использовано как стимулятор мозговой активности при условии нейтрализации негативных последствий…

…Дальше оказалось неразборчиво, по бумаге кто-то размазал жидкость вроде зеленки, она растворила буквы, смешав их в одно грязное пятно.

Записки мало что добавляли к тем слухам, которые уже ходили по Зоне, хотя происхождение контролера с армейских складов они объясняли вполне. Бедолага мог быть зэком, их тех самых, согласившихся в восьмидесятые на «добровольные» опыты в Лиманске ради сокращения срока. Вся дальнейшая история большой науки оставалась мутной, а кончилась по принципу «хотели как лучше, а вышло как всегда». Низкой агрессивностью никто из гуманоидных мутантов Зоны вовсе не мучился, а если она у кого и понизилась — этих неудачников давно съели. Во время супервыброса в две тысячи шестом году контролер, получивший к тому времени «значительные органические изменения», подался в бега, прихватив заодно и архив. Со своими обидчиками он при этом не церемонился, возможно, кто-то из зомбированных ученых так до самого конца и бродил у него в «свите». Мутант продолжал понимать ценность отчетов уцелевшей частью человеческого сознания, обмен бандитам он сам же и предложил, однако все тетради из ящика на моих глазах разлетелись в труху.

«Черновик отчета» я на всякий случай сохранил, прочий мусор вынес во двор и зашвырнул в костер. Бумаги скорчились, догорели и рассыпались в пепел. Я устроился возле этого костра и принял на коммуникатор все отправленные мне сообщения.

Их оказалось три: от Лиса, от Ремезова, от Кости.

Лис прислал короткую записку:

Моро, привет!

Еще раз спасибо за то, что выручил возле туннеля. Пишу по дороге, идем медленно, связь глючит, много аномалий. Есть мнение, что старую базу на «Агропроме» скоро придется бросать. Удержать не получится, слишком много мутантов. Самое важное — тебя ищет Ремезов. Его группа выступила на Лиманск. Из самого Лиманска вчера пробилось сообщение, Шура погиб в бою с ренегатами, у наших там большие потери. Вот такие дела. А тебе удачи.

Лис.

Ремезов отписался коротко, по-деловому, без лишних приветствий и даже без подписи:

Морокин, я про тебя не забыл. Увидимся скоро. Советую застрелиться самостоятельно.

Над угрозами я только посмеялся, хотя совсем сбрасывать Ремезова со счетов не следовало. Во всяком случае, по сравнению с Барханом врагом он был пока что второстепенным.

Письмо Кости я прочитал самым последним.

Серега, здравствуй.

Хочу тебе кое-что сообщить.

Во-первых, извини, что не сказал этого раньше. Во-вторых, ты должен знать, что Инги уже нет — еще полгода назад умерла от лейкоза. Я был в курсе с самого начала, с того момента, как ей поставили диагноз. В разговоре с тобой в Темной долине промолчал. Сделал я это потому, что ненавижу тебя за твое сволочное упрямство, нежелание знать свое место и неспособность понимать очевидные вещи. Однако после твоего ухода из Темной долины и вчерашнего случая с Эксой и другими нашими ребятами больше молчать не могу. Ну вот, ты теперь знаешь. Периодически меня достает желание влепить тебе пулю в упрямую башку, но это и без меня сделают.

Костя.

P.S. У меня полгода лежало ее последнее бумажное письмо, передали с Кордона. На, читай, сфотографировал на КПК.

--

Отправлено с сервера megamail.su. Наша почта — первая среди самых надежных!

— Не расстраивайся зря, Моро, — сказал через час Лунатик, когда нашел меня сидящим в одиночестве, совершенно разбитым и в кабине разбитого вертолета. — Знаешь, всяко бывает…

Он сказал это со свойственным ему странным простодушием, и у меня исчезло появившееся было желание дать другу в морду. Лунатик был Лунатик — что с него возьмешь…

— Инга мне никогда не писала, что больна. Она, если честно, как меня бросила, так вообще ничего не писала.

Лунатик вскарабкался в вертолет и уселся рядом, уперев локти в согнутые колени. Я в который раз обратил внимание, какие у него странные глаза — прозрачные, но все равно покрасневшие и воспаленные, как от усталости.

— Помнишь Шаркова, он еще часто на Кордоне тусовался вместе с Валерианом?

— Ну, помню, — ответил я.

— Может, ты не в курсе, как он погиб?

— Забыл уже.

— У Шаркова была маленькая дочка, лет трех. Жила на Большой земле вместе со своей матерью — от Зоны, понятно, как можно дальше. Был у них там дом, «мазда», и Шарков все это оплачивал из дохода от хабара.

— Ну и что?

— На этой «мазде» они и разбились, подруга Шаркова — сразу насмерть, а девочка осталась калекой. Вот тогда он и полез на четвертый энергоблок искать исполнитель желаний.

— Нашел дорогу?

— Нашел или не нашел, но больше его не видели… в смысле, человеком.

— А ты болтал, будто Шарков погиб…

— Он носил цепь на шее — толстую такую, по заказу сделанную. Каждое звено в виде восьмерки, а восьмерка считается счастливое число… Два месяца назад Пашка Горовой пристрелил зомби, который его чуть не порвал на границе с Янтарем. У зомби была цепочка, такая же, как у Шаркова… Ну и судя по лицу…

— Ясно.

Думать про это мне не хотелось. Хуже перспективы, чем стать безмозглым ходячим трупом, нет. Даже ренегатом быть лучше. Однако эти вполне прозрачные соображения никогда еще сталкеров в их стремлении залезть в самый центр не останавливали. Был бы только подходящий мотив.

— Я вот что думаю… — добавил Лунатик. — Инга за тебя боялась, боялась что ты приедешь, увидишь, что с ней стало, слетишь с катушек и поступишь так же, как Шарков. Только поэтому ничего и не писала… до самого конца.

Такой была идеальная версия событий, и ею Лунатик пытался меня утешить, но я находился в таком состоянии, что сам был рад обманываться, только бы дали повод. Начинался дождь, он неистово колотил по кабине вертолета, сквозь отверстия, проеденные ржавчиной, отдельные брызги попадали внутрь. Лунатик, воткнув в КПК разъем, принялся слушать старые записи «Апокалиптики», один из наушников он великодушно оставил мне. Звучали аккорды «Армагеддона» дождь продолжал хлестать по стеклу, унося грязь, пыль, ржавчину и нанесенный ветром песок. Ветер пригибал мертвые деревья, тучей нес сорванную с них такую же мертвую хвою. Через некоторое время мир по ту сторону стекла почти исчез, смешавшись в один мутный вихрь, состоявший из ветра и дождя, подсвеченный вспышками грозы. Гроза шла с севера, со стороны четвертого энергоблока. Тучи ползли так низко, что задевали дном верхушки леса. Лунатик прибавил звук, заставляя перепевку бессмертного «Nothing else matters» «Металлики» заглушить грозу. Вскоре громыхнуло и сверкнуло так, что старый вертолет содрогнулся, земля поплыла, перестав казаться непоколебимой опорой, к вихрю за окном примешались алые оттенки цвета крови. А потом ударило еще сильнее, и это была уже не гроза, а выброс.