Полураспад - Зорич Александр. Страница 34
Воровка, значит, спит… Нам обоим тоже хотелось спать! Еще и как!
Увы, судьба не предоставляла нам такой возможности.
Я взял под прицел входную дверь Сторожки, направил на крыльцо луч своего мощного «Гелиоса Люкса» и сказал как можно более громко.
— Девушка! Уважаемая девушка не-знаю-как-вас-звать! Мы — те самые идиоты, у которых вы сегодня ночью украли контейнер с хабаром. Это было в Грибном Лесу. Мы выследили вас и настоятельно требуем, чтобы вы добровольно отдали нам украденное. В противном случае мы будем вынуждены применить силу! Возможно даже, я отстрелю вам ползадницы!
Повисла пауза.
В доме было тихо и совершенно темно.
«А вдруг Пес ошибся? И никакой воровки там нету?».
— Девушка! — продолжал прессовать гипотетическую незнакомку я. — Нас двое, а вы одна. Один раз вы смогли обвести нас вокруг пальца. Но во второй раз проделать этот фокус вам не удастся! Кстати, мы даже не настаиваем на том, чтобы вы вышли к нам лично. Нас устроит, если вы выбросите из двери рюкзак, который позаимствовали у нас, и два наших контейнера для хабара. Один — с артефактом «подсолнух». Другой — с «кварцевыми ножницами».
С теми или иными вариациями я продолжал зачитывать такие вот читки в течение десяти минут. У меня даже в горле начало першить с непривычки. И когда мое терпение уже почти истощилось, когда я уже решился вломиться в дом, предварительно высадив ногой хлипкую дверь, на пороге Сторожки появилась она, женщина-сталкер.
Что ж, несмотря на изможденный вид, несмотря на замызганное камуфло, она была красива.
Отменно сложенная, с нежным, узким лицом, она была похожа на… античную богиню, зачем-то одевшуюся в современную нам одежду. Ее густые черные кудри струились по ее плечам, одновременно сообщая и о неугомонном нраве, и об отменном здоровье девушки. На вид ей было никак не больше восемнадцати.
«Маловато для такой негодяйки», — искренне изумился я.
В руках негодяйки был рюкзак Тигрёнка.
— Я сдаюсь! — громко сказала девушка. — Не стреляйте! Пожалуйста.
— Вот и славненько, — крякнул я и как-то очень по-ментовски потер руки.
Мы сидели в единственной комнате Сторожки возле печки — впрочем, нетопленой — и ужинали чем бог послал.
В ту ночь бог послал бутерброды с сыром, банку «Завтрака туриста» и шоколадку «Чайка» — всем этим угощала нас запасливая девушка-воровка. Да-да, еще пятнадцать минут назад мы были смертельными врагами. Но теперь, после того, как она вернула нам украденное, врагами мы быть перестали.
Согласен, в жизни такие расклады маловероятны.
Но в Зоне бывает и не такое! Может быть, потому, что тут, случается, само время течет быстрее? А может быть, потому, что в Зоне ты начинаешь острее чувствовать условность всякой мелкой вражды. Какая уж тут вражда, когда сама Смерть ходит за тобой по пятам и вот-вот коснется твоего плеча своей холодной костлявой рукой?
— Как тебя зовут-то, кстати? — спросил я с набитым ртом.
— Гайка.
— А по-нормальному? По-человечески?
— Ира, — сказала девушка, как мне показалось, довольно неприветливо.
— Ириша, значит, — удовлетворенно заметил я. — А в Зону давно ходишь?
— Да больше года уже.
— Что-то я тебя раньше тут не видел.
— Да наверняка видели. Только из других отмычек не выделяли.
— Такую хорошенькую девушку я бы не пропустил!
— А я не как девушка ходила. Я косила под пацана.
Я посмотрел на нее с недоверием. Как девчонка может «косить под пацана»?
Впрочем, такая — может.
Фигура — спортивная. Лицо — волевое. Грудь можно спрятать (это не трудно, поскольку там явно никак не больше первого размера). Говорить следует поменьше и желательно баском…
Да, пожалуй, эту смелую брюнеточку, если она пониже натянет козырек своей бейсболки с надписью «Hate Crime», можно действительно принять за пацана.
Особенно если заранее не настраивать себя на неизбежность отыскания женских черт.
— Скажи, если ты раньше косила под пацана, то почему сейчас решила вернуться, так сказать, к корням?
— Чего? — Гайка неприязненно уставилась на меня, словно хотела сказать: «Ну ты дядя и загнул!».
— Ну, снова стать девчонкой?
— А надоело. Я тут с девчонками познакомилась. С феминистками. Так они мне все объяснили про то, как общество подавляет женское.
— С феминистками?
— Ну да. Короче, быть женщиной почетно. Я это, короче, осознала.
— Круто, — озадаченно промолвил я.
— И потом, раньше я беззащитная была, даже без оружия нормального. А теперь и сама за себя постоять могу. А раз могу, значит, и обличье пацанское мне больше ни к чему.
— Мародеров не боишься?
— Мародеров?
— Ну да.
— Боюсь, — честно сказала Гайка и потупилась. — Но вы же не мародеры?
— Матерых мародеров даже мы с Тигрёнком боимся. — Я кивнул в сторону своего молодого товарища.
Мы доели ужин. Выпили чай. Физиономия Гайки сделалась совсем печальной. Она поглядывала на нас искоса, словно маленький волчонок. Будто это не она у нас, а мы у нее хабар ночью стибрили.
— Что куксишься? — спросил я.
— Да вот размышляю. Как вы меня наказывать-то будете?
— Никак. Чего тебя наказывать?
Тигрёнок, до этого безучастно пожиравший свой ужин, поднял на меня недоуменный взгляд. Оно и неудивительно, ведь всю дорогу от Грибного Леса до Сторожки я втирал ему про кары, какие я обрушу на голову воровки, когда ее все-таки настигну. Было там и колесование, и четвертование, и, конечно, скармливание заживо припять-плавунцам с раками-гороскопами.
— А с чего это вы такие добрые? — задача Гайка более чем резонный, но в ее устах неожиданный вопрос. — Я у вас хабар увела, а вы…
— Да что с тебя взять-то? Была бы ты мужик, я бы тебе репу начистил. В случае сопротивления — возможно, и пристрелил бы. Атак…
Гайка молчала — как видно, недоверчиво наслаждалась моим запредельным благородством. А затем сказала:
— Послушайте, мужики. Мне очень стыдно перед вами. Вы такие классные! — Мне показалось, она говорит искренне. — Но я знаю, как мне загладить свою вину. Ну хотя бы отчасти…
— Говори.
— За сколько вы планировали продать «кварцевые ножницы»?
— В смысле? — Мое лицо отразило недоумение.
— Ну вот кто скупает у тебя хабар, Комбат?
— Хуарес, который «Лейку» держит. Может, знаешь.
— И сколько Хуарес даст тебе за «ножницы»?
— «Ножницы» не продаются! — не дожидаясь моей реакции, запальчиво крикнул Тигрёнок.
— Правильно, «ножницы» не продаются, — согласно кивнул я.
— Хорошо, — терпеливо вздохнула Гайка. — А «подсолнух» — «подсолнух»-то хоть продается?
— «Подсолнух» продается.
— И сколько вы планируете за него взять?
— Ну… Три косых. Или четыре. Если реалистично.
— Говори максимальную цену, не стесняйся!
— Четыре с половиной.
— А я сделаю так, что вы с Тигрёнком получите шесть! — Глаза Гайки азартно заблестели.
— Но как? У тебя что, печатный станок дома?
— Зачем еще?
«Ох, туповата молодежь пошла», — подумал я.
— Станок, который деньги печатает.
— Нет у меня никакого станка. Но я знаю правильные каналы сбыта! — скромно заявила Ира.
— Что ж, я не против. И когда же мы получим наши шесть косарей?
— Если пойдете сейчас со мной — уже завтра днем.
«Стало быть, сделка прямо в Зоне состоится? Выйти-то мы явно не успеваем… Или она вертолет вызовет? Нет, чушь. Если бы по заявкам этой девицы вертолеты прилетали, у нас бы никак не вышло ее так легко догнать и сцапать».
— Допустим, мы согласны. Мы же согласны? — спросил я у Тигрёнка для проформы.
Для Тигрёнка, я подозреваю, шесть тонн были суммой, которую он ни разу в жизни не держал в руках.
К чести моего спасеныша, он смог сделать рожу кирпичом. И не только.
— Мы хотим шесть с половиной! — нагло заявил Тигрёнок и веско хлопнул себя открытой ладонью по колену.