Свинцовый закат - Глушков Роман Анатольевич. Страница 4

– Бульба! – вновь окликнул я его, вставая в полный рост, чтобы полуслепой мертвяк сумел меня заметить. – Иди ко мне, дружище! Ну же, давай! Нечего здесь рассиживаться, пойдем назад!

– Мыр… кыбыс! – проскрипел Бульба, устремив вверх лишенные век и зрачков глазищи. От его дребезжащего голоса у меня по коже пробежали мурашки. Удивительно, что он вообще мог до сих пор говорить. Все ходячие покойники, каких мне доводилось прежде встречать в Зоне, не могли даже хрипеть. – Мыркыбыс! Шт… Што… С-с-с… Мн… Мно…

Будь я проклят, если он не узнал меня и не пытается спросить, что с ним стряслось! Здешние ученые давно доказали, что у ходячих мертвяков сохраняется примитивный разум и остаточная память о наиболее значимых для них при жизни людях и событиях. Кто бы мог подумать, что мне предстоит убедиться в этом на таком ужасном примере!

– Иди ко мне, старик! – продолжал я выманивать мертвяка из ложбины. – Иди, я тебе помогу!

– Мыркыбыс! – Бульба шаткой походкой приблизился к склону и, снова встав на четвереньки, медленно, но уверенно покарабкался вверх. Палка надетой ему на шею гаротты колотилась по торчащим у него из спины ребрам с отвратительным стуком. – Л-л-л… Ло… Лонья!

Он называл меня Леней крайне редко и только тогда, когда хотел поговорить о чем-то действительно важном. Господи помилуй! Я-то думал, что иду по следу невменяемого ходячего мертвеца, а оказалось, в Бульбе еще теплится душа. Еле-еле, как огонек почти пустой зажигалки, но ведь теплится же!

– Лонья… што с-с-с… мно? – членораздельно и практически внятно выговорил Бульба. – Я б-б-б… бол… болн?.. Зр-р… Зар… Зар-азно болн?

– Все хорошо, дружище, – нагло соврал я, отступая от края склона и позволяя мертвяку выползти на берег. – Все в норме! Ты полностью здоров! Это сон. Страшный сон! Тебе просто снится кошмар, понимаешь? Эй?

– Кш-мр сон? – переспросил Бульба, жутко шевеля безгубым ртом. Поднявшись на ноги и качнувшись из стороны в сторону, он обрел относительное равновесие, после чего поднес к лицу сгнившие до костей ладони и гораздо увереннее добавил: – Сон! Уж… жас… Кш-мр… сон… Д-д… Да! – А потом, вперив в меня бельма, вполне отчетливо поинтересовался: – Лонья… што… с-с-с… Витья?.. Я потр… рял… ег-г… ф-ф-ф… фот… ограф-ф…

От усилий, какие прилагал Бульба, чтобы выговорить эти простые, казалось бы, слова, по его правой щеке пробежала бурая трещина, тут же разошедшаяся и обнажившая торчащие зубы. Я не выдержал и, к своему великому стыду, отвел взгляд.

– Витя в порядке! – как можно понятнее проговорил я, проглатывая подкативший к горлу комок. – У него все хорошо! И фото его нашлось! Просто ты его возле Бара обронил, а ребята потом подобрали, отдали Бармену, а он мне передал.

– Сп-п… пасиб-б, Лонья! От-т… дай… ф-фтогр… мне! Пж-ж… ал… ст!

– Извини, дружище, не взял ее с собой. – Я похлопал себя по карманам комбинезона и виновато развел руками. – Фотография Вити на базе. Я положил ее в твой шкафчик. Понимаешь?

– Пн-н… маю. Спас-сиб-б, Лонья! – повторил мертвяк. – Т-ты… наст-т… ящ… д-д… руг!..

– Ты тоже был, есть и будешь моим лучшим другом, Бульба, – ответил я, глядя в сторону и незаметно расстегивая притороченные к спине ножны с мачете. – А теперь, старик, тебе пора просыпаться. Погоди чуток, сейчас твой кошмар закончится. Обещаю…

Витя, о котором переживал Бульба, был его младшим братом. Из-за него мы и очутились в Зоне пять лет назад. За три года до этого Витя заболел какой-то редкой вирусной инфекцией, что наградила его целым букетом осложнений. Семья Бульбы не испытывала недостатка в средствах, но все они ушли в итоге на поездки по мировым клиникам и оплату различных курсов лечений, каким подвергали Бульбиного брата светила заграничной медицины. Курсов было перепробовано множество, но ни один из них не оказался эффективным. Врачи неизменно умывали руки и переправляли неизлечимого пациента в другой медицинский институт. В итоге Вите пришлось вернуться домой, потому что у его родителей попросту закончились деньги. Все, что сделали для него зарубежные эскулапы, – это лишь замедлили прогрессирование болезни.

Наслышанный о якобы несметных богатствах, какие вот уже год приносят из-под Чернобыля наши пронырливые двадцатилетние ровесники, только что демобилизованный из армии Бульба тоже загорелся желанием податься в сталкеры. И подался, поскольку любил своего младшего братишку и не мог смотреть на его каждодневные мучения. Я вернулся со срочной службы месяцем позже и когда узнал, куда запропастился мой дворовый приятель, рванул в Зону следом за ним. Чтобы помочь ему побыстрее собрать нужную сумму на лечение Вити, а также, разумеется, заработать кое-что для себя.

Нам повезло. Оба мы быстро постигли здешние законы, приспособились к специфическим порядкам Зоны и приступили с осуществлению нашей мечты. У вас наверняка возник резонный вопрос: почему мы с Бульбой подались именно в «Долг», а не, скажем, в наемники, «Свободу» или иной клан? Туда, где царили вольнолюбивые нравы и чей устав не препятствовал, а, наоборот, всячески одобрял личное обогащение?

Каюсь, это была моя инициатива, которую Бульба поддержал не сразу.

«Сам посуди, – втолковывал я ему свою хитрую стратегию. – Ну вступим мы с тобой в „Свободу“, и что дальше? Нарвемся на здешнее Эльдорадо, так нам свои же соклановцы глотку перегрызут. Нет, старик, с такой стаей товарищей нам с тобой не по пути. А вот с „Долгом“ – самое оно! Они ж там все как на подбор идейные, да к тому же бессребреники. Значит, к ним-то мы и примкнем, если хотим Витьке на лечение деньжат заработать. Как? Да запросто. Долговцы каждый найденный артефакт ученым сдают, так? И мы сдавать будем, чтобы из общей массы не выделяться. Три сдадим, а один, тот, что поценнее, тихонько припрячем. Надо только не зарываться, не болтать лишнего да почаще оглядываться, и все будет тип-топ. Главное, чтобы Воронин и остальные видели, что Мракобес и Бульба – такие же убежденные борцы с Зоной, как их товарищи по оружию. И никто в Зоне твоей удаче не завидует, потому что знает: у нас – парней в черно-красных комбинезонах – нет ничего за душой; все до последней „колючки“ отдано науке. В этом и весь секрет! Кто быстро богатеет, тот плохо кончает. А мы с тобой – не хапуги и с головами на плечах, поэтому разбогатеем пла-но-мер-но! Не спеша, зато гарантированно, как настоящие Ротшильды или Морганы. Врубаешься в мою мысль?»

Бульба не сразу, но все-таки врубился. И знаете что? Сработало! Причем даже лучше, нежели ожидалось. Мы так рьяно взялись служить «Долгу», участвуя во всех его акциях, что уже через полгода стали числиться у Воронина на особом счету. Не забывая, само собой, систематически откладывать найденные ценные артефакты в наш тайник, а когда он переполнялся – сбывать хабар за Кордон через доверенных лиц. За два года такой двуличной жизни мы не стали миллионерами, зато без проблем скопили нужную для Вити сумму.

Однако вскоре выяснилось, что проку от той суммы почти никакого. Лишь две клиники из тех, которые Витя еще не посещал, согласились взять его на лечение, тоже оказавшееся малоэффективным. Прочие рекомендованные ему медицинские институты рангом пониже попросту отказывались заниматься его проблемой, ссылаясь на отсутствие необходимых условий и технического оснащения. Или соглашались, но заламывали такие цены, какие постеснялись бы вписать в свои прейскуранты даже элитные клиники. В действительности такое отношение к Витиной болезни объяснялось просто: никто больше не хотел тратить время на больного, чей неизлечимый недуг успел подмочить репутацию стольких авторитетных клиник.

На Бульбу, следившего за злоключениями брата, нельзя было смотреть без боли. Столько трудов, столько риска, и все напрасно! Мой друг балансировал на грани отчаянья и начал уже подумывать о том, чтобы плюнуть на все и свалить из Зоны. Но тут кто-то из долговцев, ссылаясь на Болотного Доктора, рассказал Бульбе историю о Полынном Слитке – наборе из двадцати редких артефактов. Который, будучи брошенным в аномалию «жарка» – да не абы какую, а непременно находящуюся в зарослях полыни, – якобы давал на выходе уникальный чудодейственный сплав. И с его помощью – опять же якобы – можно было вылечить любую болезнь, вплоть до рака в последней стадии.