Трое против Зоны - Левицкий Андрей Юрьевич. Страница 10

– Сон важнее.

Отойдя к двухэтажным нарам, стоящим вдоль стены, Никита ловко забрался наверх, предварительно скинув ботинки. Вытянулся, закинул руки за голову, сдвинул шляпу на лицо – и почти сразу до нас донесся богатырский храп.

– Выработку? – удивился Шнобель. – Там же нечего делать. Туда никто не ходит.

– Мы же не за артефактами направляемся. – Я потер глаза. Под веки словно песка насыпали. – Поэтому и через Выработку. Пустое место, аномалий почти нет, людей тоже. Наша задача – идти по возможности самым кратким и безопасным путем. Ясное дело, на таких дорогах в Зоне никого нет, тут чем опаснее, тем больше артов, соответственно, больше народу. Оно нам надо?

Шнобель вытащил из нагрудного кармана сложенную в несколько раз, запаянную в полиэтилен карту:

– А именно?

– Долго объяснять, на месте покажу.

Я уже склонялся к мысли последовать примеру Никиты, но тут чайник наконец закипел. Федор натянул рукав на ладонь, обернул алюминиевую ручку и снял чайник с печки.

– Кому налить?

– Давай сейчас? – гнул свое Шнобель. – Доводилось тут ходить, разными тропами. Выработка большая, чего по ней шастать зазря…

Кивнув Федору на свою кружку, я ответил наемнику:

– Так быстрее, поверь. Может, есть пути короче, не спорю. Но через Выработку проще и безопаснее, факт. Сам увидишь.

Наемник покрутил карту, стараясь повернуть так, чтобы на нее падало больше света.

Кипяток полился в стоящую на полу посудину, к потолку поднялся пар. Шнобель вдруг издал характерный звук и сконфуженно сжался, прижимая руки к животу. Я как культурный человек сделал вид, что не заметил, но Федора передернуло.

– Извиняйте, парни… – Шнобель спрятал карту, поднялся, отошел к тем нарам, что стояли у другой стены. У деревянной ноги кровати стоял его ярко-оранжевый рюкзак, хорошо заметный даже в полутьме. – Выйду-ка я на пять минуточек… – Он нагнулся, затем выпрямился с уже знакомой нам лопаткой в одной руке и рулоном туалетной бумаги в другой. – Желудок у меня слабый, вот и приходится бегать, – пояснил смущенно.

– Далеко не отходи, – посоветовал я. – Сам знаешь, не Елисейские поля.

Федор сверлил Рому подозрительным взглядом. Когда тот скрылся за дверью, он повернулся ко мне, открывая рот.

– Хочешь проверить? – опередил я его. – Ну беги, догоняй. Может, успеешь помочь клиенту подтереться. Потом возьмешь с него еще пару процентов от выручки – за сервис.

Молодой насупился.

– Ничего ты не понимаешь, – пробормотал он. – Вдруг он шпион?

– Чей, интересно? – Я сделал два больших глотка, обжигая язык, и отставил кружку. – Делай что хочешь, только не мешай мне спать, ясно?

Обиженный Федор полез на койку.

Джеймсбонд хренов. Уже не подавляя зевоту, я завалился на нижний лежак, под Пригоршней, и отключился практически мгновенно.

Проснулся с тяжелой головой, как будто не спал вовсе. На дворе занимался свинцовый рассвет. Пригоршня надо мной бормотал во сне, Федор дрых, как младенец, только Шнобель сидел, почесываясь, на постели, свесив на пол ноги в одних носках.

– Пора, что ли?

Мы вышли позднее, чем надо было. Я ругался на Федора с Пригоршней, которые проспали, и гнал всех вперед. Благодаря этому мы достигли Выработки вовремя, не было и полудня.

Лес давно кончился, кругом тянулась голая равнина, покрытая желтоватой, пожухлой травой да редкими кустами. Местность постепенно понижалась. Часа два мы пересекали этот безрадостный пейзаж и наконец подобрались к самой Выработке.

Нашим взорам открылся… впрочем, язык не поворачивался назвать это карьером – такой огромной была Выработка. Перед нами был угольный бассейн километров пять – восемь шириной. Никто не знал точно, какой он длины, поговаривали, что километров двадцать или больше. Во всяком случае, он тянулся влево и вправо, и конца ему видно не было. Дно и стенки бассейна были черными. То место, где мы стояли, едва возвышалось над дном, склон был пологим, по нему проходили дороги. Противоположный склон виднелся далеко впереди, почти неразличим, но я знал, что он возносился метров на пятьдесят, – собственно, это был слой угля, залегающий практически под поверхностью. По дну бассейна тянулись железнодорожные пути, по которым когда-то увозили добытый уголь на переработку. Если посмотреть в бинокль влево, можно было увидеть трубы коксового завода.

По дороге мы спустились на дно Выработки. Под ногами была земля, но покрытая толстым слоем угольной пыли. Тут следовало соблюдать особую осторожность: любая сработавшая даже в стороне огненная или высокотемпературная аномалия, жарка там или микроволновка, могла превратить тебя в ходячий факел. Или, вернее, в бегающий, орущий, а потом катающийся по земле факел.

При каждом шаге пыль поднималась в воздух. Она забивалась в ноздри, скрипела на зубах, оседала на одежде. Очень скоро все стали похожи на рудокопов. В какой-то момент мы с Пригоршней, переглянувшись, не смогли удержаться от смеха. Никита пальцем провел по лицу, рисуя зловещие брови и дьявольскую усмешку поперек черных щек.

Потом черная бескрайняя яма приелась, и все молча шли друг за другом, напряженно оглядываясь по сторонам, обходя подозрительные места. Решено было на всякий случай даже не проверять, есть аномалия или нет, а сразу огибать, чтобы не нарваться на электру какую-нибудь, которая поджарит еще на подходе. Аномалий тут хватало. Из-за необходимости все время петлять путь по дну угольного бассейна занял часа полтора, а то и все два.

Мы пересекли одну железку, затем другую. Рельсы почти не заржавели: воздух тут был довольно сухой. Толстый слой угольной пыли на земле не позволял произрасти никакой траве, Выработка была безжизненным, голым пространством.

По мере приближения противоположный склон становился все выше, и теперь можно было различить огромную машину, застывшую посреди черной стены. Это был роторный карьерный экскаватор ЭР-2500, огромный монстр, когда-то с ревом выгрызавший уголь и отправлявший его по конвейеру в вагоны. Железная дорога давно опустела, всю технику отсюда забрали, а это чудовище оставили: то ли сломалось, то ли не успели вывезти. И стоял экскаватор, уткнувшись в склон железным хоботом, – вечный укор бросившим его людям.

Мы подошли уже достаточно близко, чтобы увидеть на конце стрелы экскаватора ротор – десятиметровое колесо, по ободу которого крепились мощные ковши. Выглядел ротор примерно как колесо водяной мельницы, только вместо воды оно поднимало породу.

Чем ближе подходили, тем больше деталей можно было разглядеть. Больше всего экскаватор походил на гигантского слона без головы – а огромный хобот выходил прямо из мощного туловища. Правда, хобот и хвост были примерно одной толщины. Хобот – это стрела с ротором, а хвост – отводящая стрела. Экскаватор ротором вгрызался в породу, загребал уголь ковшами и скидывал на конвейер, который сначала шел по одной стреле, хоботовой, перенаправлялся, и уже хвостовая отводящая стрела скидывала уголь в вагоны.

– Как мы туда заберемся? – спросил Шнобель, кивая на пятидесятиметровый угольный отвал. Задрав голову, наемник разглядывал ЭР-2500.

Пригоршня вместо ответа начал карабкаться по лесенке. Гусеницы у махины были размером в два человеческих роста, общая высота превышала склон. Немного приподнятая стрела почти упиралась ротором в поверхность земли.

– Но она же не касается склона? – обернулся ко мне наемник. Я махнул ему следовать за нами и полез сам.

Мы начали восхождение на железное чудовище. Стрела с ленточным конвейером торчала сзади. У экскаватора было несколько «этажей»: кабины управления, кают-компания для экипажа, а также ремонтные мастерские. Мы карабкались на «этажи», пересекали железные площадки, обнесенные оградкой, открытые всем ветрам. Земля постепенно удалялась, горизонт отодвигался. Я уже видел лес, из которого мы вышли, и даже мог разглядеть без бинокля трубы завода на горизонте. Сейчас мы были на высоте примерно пятнадцатиэтажного дома.

Добравшись до стрелы с ротором, мы двинулись по ней. Конструкция из железных труб, казалось, слегка покачивалась, от этого становилось жутковато. До земли сорок пять метров, а под ногами лишь узкий железный настил, огороженный только с одной стороны невысоким заборчиком из тонких металлических трубок.