Чистое небо - Цормудян Сурен Сейранович "panzer5". Страница 45

– Ты это... – я немного замялся, подбирая слова, – там, в баре, я погорячился слегка. Меня по пьяному делу часто на защиту национально-патриотической гордости пробивает.

– Все нормально, я все понимаю. Ты офицер, а я тебя вербовать пришел. По сути, склонять к предательству. А если... – Он не успел договорить, потому что вернулся Серый. Вид у него был встревоженный.

– Снорки! – сказал он, понизив голос почти до шепота, и оглянулся в темноту.

– Чего?

– Снорки, говорю! Я дохлого снорка нашел, чуть в штаны не наложил, думал, живой, сволочь!

– Так! – Зинченко быстро зашнуровывал ботинки. – Значит, спать сегодня не придется?

– Спать надо, но вполглаза и с пальцем на спуске. Дежурить будем по двое. Первая смена моя. Кто со мной?

Серый и Курт вызвались одновременно.

– Серый, иди покемарь. Будешь в паре с Иванычем. А сейчас я с Куртом.

– И все-таки, мне так и не рассказали о снорках, – напомнил Лысый.

– Ты фильм «Обитель зла» смотрел? Ну, там еще Мила Йовович в главной роли.

– Смотрел когда-то...

– Вот там такие твари были, которые по стенам лазили, помнишь?

– Да вроде.

– Так вот, снорки на них очень похожи, только почеловечнее будут, в плане внешности.

– Откуда они такие взялись?

– В генетических лабораториях пытались создать суперсолдат, – вступил в беседу Зинченко. – Они должны были оставаться людьми, только обладать гораздо большей силой, ловкостью, быстротой реакции и прочими параметрами по сравнению с обычным, пусть даже очень хорошо подготовленным бойцом. Потом, когда вырвался на свободу вирус, он, видимо, внес свой вклад в изменение генотипа этих солдат, превратив их в снорков. И вот мы имеем то, что имеем.

– И много их тут, в Зоне?

Зинченко тяжело вздохнул.

– Около сотни.

Костер потрескивал по-прежнему, однако уюта возле него уже не было. Я вслушивался и всматривался в темноту, на другой стороне полянки то же самое делал Курт. Беспокойно ворочался Иваныч. Видно, сон к нему никак не шел. Да и немудрено. А вот Серега, похоже, все-таки уснул. Хрустнула сухая ветка. Или, может, показалось? Я снял автомат с предохранителя. Снова раздался тихий хруст, на этот раз вроде бы ближе. Я весь превратился в слух, доверяя ушам в этой темноте больше, чем зрению. Вспотели ладони, а кровь застучала в висках. Вдруг тишину разорвали два выстрела из обреза и душераздирающий крик Курта. В тот же миг передо мной с ревом выскочил снорк. Я заорал и выпустил в него длинную очередь. Затарахтели выстрелы по другую сторону костра, рядом со мной короткими очередями плевался в темноту Серегин автомат. Ночь наполнилась сплошным ревом, в который слились крики людей, автоматные очереди и рычание снорков.

Все прекратилось так же внезапно, как началось. Я тяжело дышал, дергая автоматом из стороны в сторону, готов был открыть огонь на любое движение. Прыгал по кустам яркий луч Серегиного фонарика, матерился Иваныч и стонал, ругаясь на чистом немецком, Курт.

– Что у вас там, Иваныч?

– Курта зацепили! Нога!

Серый витиевато выругался.

Я подхватил свой рюкзак и подбежал к Курту. Дела его были неважные. Правая нога ниже колена была залита кровью. Света от костра не хватало, чтобы рассмотреть все как следует.

– Степан, дай воды и подсвети фонарем! – Зинченко положил автомат и склонился над раненым. Я протянул ему флягу с водой и достал свой фонарь.

Зинченко срезал мешающую ткань штанины и промывал, как мог, рану водой.

– Хреновые дела... – комментировал он, – когтями знатно распахали! Шить надо! Дай аптечку!

Я протянул ему коробку. Зинченко вколол Курту антибиотик, обезболивающее и принялся зашивать раны. Курт тихо стонал сквозь зубы и ругался на родном языке.

До утра никто так и не смог уснуть, кроме Курта. Он уснул под воздействием лекарств и шока. Когда рассвело, мы увидели в нескольких метрах от костра трупы трех снорков – землистого цвета тела человекоподобных существ. Пришедший в себя Курт сфотографировал их, как и трупы напавших на нас днем псов. Серега выудил из своего рюкзака кусачки (запасливый парень!) и, кряхтя от натуги, добыл когти всех снорков.

– На сувениры, – пояснил он Курту. – Брелоки там или еще чего...

Позавтракав разогретой на костре тушенкой, мы пошли дальше. Курт при малейшем движении испытывал сильную боль в ноге и был так слаб, что самостоятельно передвигаться не мог. Пришлось сделать носилки из двух молоденьких деревьев и спального мешка Иваныча. Продвигались мы с черепашьей скоростью – переть по лесу носилки с раненым то еще удовольствие!

Когда мы почти вышли из леса, шедший впереди Иваныч вдруг взял оружие на изготовку и жестами заставил нас остановиться. Все-таки есть от Зоны польза – некогда неуклюжий человек после нескольких месяцев пребывания здесь двигался не хуже профессионального охотника за скальпами из какого-нибудь племени мюмба-юмба. Я мысленно похвалил Зинченко и вышел на исходную позицию. За кустами была старая, невесть кем и для чего вырытая яма. На дне ее копошилось и скулило какое-то существо.

Подойдя ближе, я увидел, что это снорк. Он был ранен. Его правая рука (или лапа?) была почти полностью оторвана. Видимо, это был один из тех, которые напали на нас ночью. Увидев нас, снорк зарычал, оскалив ряд острых белых зубов.

– Не стрелять! – крикнул я Серому и профессору, которые уже вскинули автоматы к плечу. – Я думаю, что нужно его хорошенько заснять на камеру. Мало кто видел снорка живым и практически безопасным.

В это время снорк с яростным рычанием попытался выпрыгнуть из ямы и броситься на меня. Невольно я отскочил назад. Если бы тварь не была раненной, ей бы удалось задуманное.

– Ладно, давайте принесем сюда нашего иностранного натуралиста, я думаю, ему будет интересно.

Курт несколько раз сфотографировал снорка. При этом мы дразнили тварь палками, чтобы она показала себя во всей красе. Снорк сначала бесился, пытался выбраться из ямы, но вскоре бросил это занятие и только злобно рыкал на нас. То ли рана давала о себе знать, то ли он осознал бесплодность своих попыток. В конце концов он уселся на дно и стал злобно таращиться на Курта. Курт убрал фотокамеру в чехол, посмотрел несколько секунд твари в глаза, потом вдруг схватил обрез и разрядил один за другим оба патрона в снорка. Вторым выстрелом он попал в голову, и картечь разнесла череп.

– Это ты погорячился, – сказал Иваныч Курту. – Черепушку нужно было целой оставить. Серый бы ее на сувениры взял. Хороший бы получился брелок.

Сергей посмеялся удачной шутке и подошел к носилкам.

– Взяли, что ли...

– Нет, теперь моя очередь. – Иваныч оттеснил его в сторону. – Теперь ты, Сереженька, дорогу указывай.

– Ага, значит, как по лесу через кусты носилки тащить, так Серый, а как в поле по ровному идти, так Иваныч!

– Да нет, просто в лесу аномалий не было.

– А, так я у вас теперь вроде миноискателя, да?

– А чего ж ты хотел, Серый? Молодым, как говорится, везде у нас дорога!

– Видал?! – подмигнул Серега Курту. – Совсем пенсионеры совесть потеряли!

Вот так мы и шли, беззлобно препираясь и шутя. А как же иначе? В Зоне без юмора никак нельзя. Мозги закипят быстро, и не заметишь, как заграбастает тебя Зона своими когтистыми лапами, скрутит, как мокрую тряпку, и сожрет, не подавится.

...Солнышко припекало чувствительно. Теплый в этом году сентябрь выдался. Как раз кстати подул свежий ветерок. Тихонько подул, ласково, жаль только, что в спину. Когда в лицо такая свежесть идет, то приятнее. И даже сил вроде прибавляется. Не успел я насладиться ветерком, как Серый, шедший метрах в десяти впереди, остановился и дал знак стоять нам.

– Ты чего? – подошел я к нему, когда мы с Зинченко опустили носилки на землю.

– Ветер странный какой-то.

– Почему странный? – Я вдохнул побольше свежего воздуха. – Отличный ветерок, свежий, приятный. – Ветер немного усилился.

– Посмотри на облака.

Я посмотрел на небо. В нем неподвижно висели редкие облака.