100 великих врачей - Шойфет Михаил Семенович. Страница 11

Факультет был создан в 1020 году на основе медицинской школы, основанной в 768 году при Доминиканском монастыре. В 1137 году медицинская школа отделилась от монастыря и в 1220 году получила название университета. Согласно уставу от 1240 года после трехлетнего обучения присуждалась степень бакалавра лицам, уже имевшим степень магистра искусств. Бакалавр мог получить также высшее образование, пройдя пятилетний курс науки, включавший изучение Гиппократа, Галена, Авиценны, Разеса, Константина Африканского, Исаака, а также комментарии к ним. В 1289 году университет состоял из трех факультетов: медицинского, юридического и искусств. Все дела медицинского факультета решались на конференциях, которые проводились два раза в год. В 1369 году в Монпелье был создан для студентов медицинского факультета коллеж, рассчитанный на 12 человек, который оказывал студентам денежную помощь. Это была первая попытка ввести стипендию для студентов медиков.

Изучению анатомии на факультете придавалось особое значение. Вскрытия начали проводить после приказа короля в 1376 году, разрешавшего использовать для анатомических целей трупы приговоренных к смертной казни. С тех пор факультет превратился в один из самых авторитетных медицинских учебных заведений мира, прославленный деятельностью многих выдающихся ученых – Арнольда из Виллановы, Ги де Шоллиака, Анри де Мондевилля.

По окончании медицинского факультета Рабле читает лекции в Alma mater по анатомии и выпускает бывшие тогда в моде альманахи. Свою медицинскую деятельность он продолжает в Лионе. И тут он вступает на путь, принесший ему бессмертную славу: в 1532 году появляются (инкогнито из боязни преследования) две первые книги его знаменитого романа «Grandes et incstimables chroniques du grand et e’horme geant Gargantua». Он издал их под псевдонимом «Алкоф-рибас Нозье» (анаграмма его имени и фамилии). Впоследствии появилась книга «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Франсуа Рабле ухитрился осветить систему астральных соотношений, в том числе «планетные» металлы и камни. Переходя от одной детали туалета к другой своего персонажа Гаргантюа, великий острослов не упускает случая поиздеваться над суеверием своих современников.

«Для его перчаток были употреблены в дело шестнадцать кож, снятых с упырей, а для опушки – три кожи, снятые с вурдалаков. Таково на сей предмет было предписание сенлуанских кабалистов. Перстни у него были такие: …на указательном пальце левой руки – карбункул величиною со страусово яйцо в весьма изящной оправе из чистого золота; на безымянном пальце той же руки – перстень из необыкновенного, дотоле не виданного сплава четырех металлов, в котором сталь не портила золота, а серебро не затмевало меди… На безымянном пальце правой руки Гаргантюа носил перстень в виде спирали, и в него были вделаны превосходный бледно-красный рубин, остроконечный брильянт и физонский изумруд, коим не было цены».

Сугубо астрологический смысл этого отрывка легко поддается расшифровке. Если сопоставить планетные характеристики камней, металлов и пальцев, которые тоже соотносились с «планетными буграми», то получится полнейшая бессмыслица, – чего, видимо, и добивался гениальный «извлекатель квинтэссенции», как именовал себя Рабле. Он окончательно срывает маски, когда переходит к характеристике цветов платья и связанной с ними символике…

14 февраля 1535 года доктор Рабле переезжает в Гренобль, где становится счастливым отцом ребенка по имени Теодюль. После некоторой паузы, вызванной рождением сына, Рабле, укрываясь от преследований, поехал в Рим ухаживать за больным папой Павлом III. Ему удалось добиться временного прощения за бегство из монастыря. В вечном городе Рабле серьезно увлекся археологией и даже выпустил книгу, посвященную античным памятникам.

Франсуа Рабле – один из величайших европейских остроумцев, не избежал преследования духовенства – его книги сожгли, несмотря на покровительство короля Франциска I. Рабле мечется, переезжает с места на место, опасаясь расправы, которая беспрерывно совершалась над его лучшими друзьями и единомышленниками. Наконец в 1551 году он получил приход в Медоне (местечко около Парижа).

Хотя анафема Сорбонны продолжилась с прежней силой, но могущественная протекция Дианы де Пуатье, любовницы (1547–1559) французского короля Генриха II, позволила Рабле вести относительно спокойную жизнь до самой смерти, последовавшей от болезни сердца в Париже в 1553 году. За несколько минут до смерти Рабле сказал: «Я отправляюсь искать великое…закройте занавес, комедия сыграна…» Могила Рабле находится в парижском квартале Маре, под магазином.

Кардано

(1506–1576)
100 великих врачей - i_009.jpg

Характер итальянского врача Джероламо Кардано (Girolamo Cordaniss) и впрямь носил следы патологии. Жизнь его представляла самую причудливую смесь порока и добродетели, гордости и униженности. Та же печать неуравновешенности лежит на его трудах: в них соседствуют оригинальность и здравомыслие с грубым суеверием и детской наивностью. Но это отнюдь не помешало Кардано получить в 23 года степень доктора медицины в Павии, в Венеции – доктора философии, состоять врачом при дворе многих князей и римских пап и к 25 годам занять пост ректора Падуанского университета.

Джероламо Кардано был ученым, обладавшим обширными и разносторонними знаниями в различных областях, особенно многим ему обязаны математика, механика и, конечно же, медицина. Последнюю из наук он обогатил 222 работами. Он, как и его духовный учитель Парацельс, критиковал древних медиков, не признавал их теорий. Доктор Кардано первый установил различие между петехиальной лихорадкой и корью; разработал вопрос о переливании крови и т. п. В 1574 году Кардано рассказал об анестезии, вызванной магнитом, и этим заложил основы магнитотерапии в ее первоначальном виде.

Джероламо Кардано, как его отец и двоюродный брат, страдал психическим расстройством. Вот как Кардано себя описывает: «Заика, хилый, со слабой памятью, без всяких знаний, я с детства страдал гипнофантастическими галлюцинациями». Ему представлялся то петух, говоривший с ним человеческим голосом, то гроб, наполненный костями. Все, что бы ни явилось в его воображении, он видел перед собой как нечто, существующее реально. С 19 до 26 лет он находился под покровительством особого духа, который некогда оказывал услуги его отцу. Этот дух давал ему советы и открывал будущее, после 26 лет сверхъестественные силы не оставляли его без своей помощи. Так, однажды, когда он прописал не то лекарство, какое следовало, рецепт, вопреки закону тяготения, подпрыгнул на столе и тем самым предупредил его об ошибке.

Доктор Кардано был ипохондриком и воображал себя страдающим всеми болезнями, о каких только слышал или читал: сердцебиениями, боязнью открытых пространств, опухолью живота, недержанием мочи, подагрой, грыжей и прочими болезнями, которые он никогда не лечил. Иногда Кардано казалось, что употребляемое им в пищу мясо пропитано серой. Иногда он видел это мясо в виде растопленного воска. Он видел огни, какие-то призраки, и все эти видения сопровождались страшными землетрясениями, хотя никто другой этого не замечал.

Великий ученый говорил о себе, что склонен к пьянству, к игре, лжи, разврату и зависти, а также, что четырежды замечал во время полнолуния признаки полного умопомешательства. Он страдал паранойей: ему казалось, что его преследуют и за ним шпионят все правительства; против него ополчились все враги, которых он никогда не видел, но которые, как он утверждал, собираются его опозорить и довести до отчаяния. К тому же преследователи осудили на смерть нежно любимого им сына. Наконец, он вообразил, что профессора университета в Павии отравили его, пригласив специально для этой цели к себе, и если он остался жив, то лишь благодаря помощи св. Мартина и Богородицы.

Его чувствительность была извращена до такой степени, что он чувствовал себя хорошо только под влиянием какой-нибудь физической боли, он до крови кусал губы или руки. «Если у меня ничего не болело, – сообщает Кордано, – я старался вызвать боль ради того приятного ощущения, какое доставляет мне прекращение боли. Когда я не испытывал физических страданий, мои нравственные мучения становились настолько сильными, что всякая боль казалась мне ничтожной в сравнении с ними». Английский поэт Байрон тоже говорил, что перемежающаяся лихорадка доставляет ему удовольствие вследствие того приятного ощущения, каким сопровождается прекращение приступа.