100 великих картин (с репродукциями) - Ионина Надежда Алексеевна. Страница 18

Иконография фресок Ферапонтова собора во многом не имеет прецедента в стенной росписи русских церквей. Никогда прежде, например, не встречалось изображение Иоанна Предтечи в жертвеннике, не было изображений Вселенских соборов и многого другого. Некоторые исследователи (в частности, Г. Чугунов) считают, что акафист Богородице впервые тоже появился в Ферапонтове.

Конечно, Дионисий не самовольно ввел во фрески многие сюжеты, до него не изображавшиеся. Чтобы пойти на такой смелый шаг, он должен был видеть предшествующие росписи, а не только слышать о них, а видеть их он мог только на Святом Афоне. Но решение многих евангельских сюжетов у Дионисия отличается и от афонских. То, что для предшествующих живописцев было основной целью, для Дионисия стало второстепенной. Главная задача для него – акафист Богородице, Ее прославление, поэтому весь большой цикл росписей Рождественского храма представляется единым гимном: «Радуйся!»

Фрески, созданные Дионисием, следует рассматривать как неотъемлемую часть архитектуры самого Рождественского собора. Все его внутреннее пространство – от купола и до основания – заполнено сияющей живописью. Дионисий охотно отдается ярким впечатлениям жизни, он может упиваться пестрыми узорами драгоценной парчи, яркими красками заморских шелков, сиянием камней-самоцветов. «Брак в Кане Галилейской», например, представляется ему радостным пиром. Соборы и башни, которые обрамляют многочисленные сцены росписи, напоминают зрителю архитектурные памятники Москвы и Владимира. Ритмическое построение сцен, движение фигур говорят о наблюдательности и гениальном мастерстве художника, а жизненные впечатления Дионисий всегда переводит в область прекрасной и возвышенной поэзии. Даже самые обыденные персонажи – слуги, наполняющие сосуды вином, или слепые нищие, питающиеся жалким подаянием, – на фресках приобретают особое благородство и достоинство.

В центре собора, в куполе, изображен Христос-Вседержитель. По мнению многих исследователей, этот образ напоминает «Пантократора» из Софийского собора в Новгороде, однако связь эта ощущается чисто внешне – в расположении рук и Евангелия. Сущность ферапонтова Христа-Вседержителя сильно отличается от новгородского, в Ферапонтове у Него нет той грозной и непреклонной воли, как у новгородского Пантокра-тора.

На северной стороне собора на троне сидит Богородица, окруженная архангелами, а у подножия трона теснятся толпы смертных, воспевающих «Царицу мира». На южной стороне – сонмы певцов славят Марию, «как во чреве носившую избавление пленным». На западной стороне вместо более привычного для южнославянских храмов «Успения» изображена композиция «Страшного суда», в которой Мария прославляется как заступница всего рода человеческого. В восточном люнете храма Богородица изображена в чисто русском, национальном духе – как покровительница и защитница Русского государства. Она стоит с «покровом» в руках на фоне стен древнего Владимира, бывшего в те годы символом религиозного и политического единства Руси. Окружают Марию уже не певцы и не святые, а русские люди.

Собор был расписан Дионисием и его товарищами не только внутри, но отчасти и снаружи. На западном фасаде [4] хорошо сохранилась фреска, которая встречала входящего в храм и давала нужное направление его мыслям и чувствам. Роспись посвящена Рождеству Богородицы и состоит из трех поясов: верхний – деисус, средний – сцены «Рождества Богородицы» и «Ласкание Марии Иоакимом и Анной», нижний – архангелы.

Справа от портала изображен Гавриил, держащий в руках свиток, на котором написано: «Ангел Господень написует имена входящих в храм». Портальная фреска – это своего рода прелюдия к росписи собора, потому что акафист Богородице начинается именно здесь.

В среднем ярусе росписей Дионисий поместил не сцены из жизни Марии, а иллюстрации к двадцати четырем песням акафиста Богородице. Здесь художник меньше всего был связан канонами, и из-под его кисти вышли изображения совершенно самобытные. До Дионисия другие художники сюжет «Рождества Богородицы» трактовали как чисто семейную сцену в доме родителей Марии. Дионисий оставил жанровые подробности, продиктованные самим содержанием росписи, и в то же время его фрески резко отличаются от работ его предшественников. Вот, например, Анна и престарелый Иоаким, узнавший, что его жена ждет младенца. Его Иоаким благоговейно склоняется перед новорожденной Марией, протягивая Ей руку и повторяя жест, обычный для «предстояний».

Анна на фреске Дионисия не делает попытки встать, не тянется к еде: исполненная достоинства и смиренной благодати, она сидит на ложе. И женщина, стоящая за ложем, не только не помогает Анне подняться, но не смеет даже коснуться покрова Той, что родила будущую мать Христа.

Женщина справа от ложа не просто протягивает Анне чашу с едой, а торжественно подносит ее. И эта золотая чаша, получая особое смысловое значение, становится центром всей композиции. Дионисий показывает зрителю, что перед ним не обычная житейская суета, сопровождающая рождение ребенка, а свершение священного таинства.

Образы всех персонажей из жизни Девы Марии исполнены Дионисием необычайной душевной деликатности. Движения их плавные, жесты только намечены, но не завершены; участники многих сцен лишь обозначают касание, но не касаются друг друга. Это относится, например, к сцене «Купание Марии». Композиционный центр этой части фрески – золотая купель. Женщины, купающие новорожденную, не смеют коснуться Ее, а та, что принесла Анне подарок, держит его бережно, как сосуд с благовониями.

Фрески собора отличаются нежностью, приглушенностью и высветленностью красок, мягкостью цветовых переходов, в них отсутствуют контрасты и резкие сопоставления. Специалисты (правда, не все) считают, что Дионисий при росписи собора Рождества Богородицы сознательно «заменил» красный тон розовым или бледно-малиновым, зеленый – светло-зеленым, желтый – соломенно-желтым, синий – бирюзовым, поэтому его краски почти утратили силу и мужественность, присущие его произведениям более раннего периода.

В своде юго-западного столпа Рождественского собора есть композиция, изображающая Иисуса Христа и московских митрополитов Петра и Алексия. Под ними, около водоема, стоят седой старик, пожилая женщина и два юноши. Знаток старины С.С. Чураков выдвинул гипотезу, что водоем символизирует источник «божьих щедрот», а получающие их люди составляют одну семью – муж, жена и их сыновья. Может быть, Дионисий здесь изобразил себя и свою семью, ведь в Ферапонтове вместе с ним работали два его сына – Владимир и Феодосий.

С.С. Чураков считает, что реальные люди введены Дионисием и в другую композицию. Так, в сцене «Страшного суда» среди фрязинов (иноземцев) художник изобразил итальянского зодчего Аристотеля Фиораванти, построившего в Кремле Успенский собор. И действительно, этот портрет очень выразителен: голова изображенного несколько откинута назад, большой лоб, нос с характерной горбинкой, карие глаза, бритое лицо, лысый череп… Перед зрителем предстает человек немолодой, независимый, умудренный опытом и знаниями, не преклоняющийся даже перед властелинами. Пока это только еще гипотеза, на которую, возможно, дадут ответ будущие исследования.

Портреты Мартина Лютера

Лукас Кранах Старший

Среди целого ряда немецких живописцев выделяется Кранах Старший, настоящее имя которого – Лукас Зундер. Этот поразительно энергичный человек был придворным художником князя Фридриха Мудрого, его награждали деньгами, орденами и почестями – «за благородство», талант и честность, за верную и преданную службу. Это был первый и лучший саксонский живописец, достойный соперник Альбрехта Дюрера, которому почти равнялся в таланте, творческой плодовитости и славе. Он никому не подражал, кроме природы, однако же был под некоторым влиянием протестантского мировоззрения.