100 великих монархов - Рыжов Константин Владиславович. Страница 69

После капитуляции Парижа и отречения Наполеона союзные монархи отправились в сентябре 1814 года в Вену, чтобы обсудить послевоенное устройство мира. Александр продолжал играть на этом конгрессе одну из самых видных ролей. Без его участия не решался ни один вопрос. Одним из первых постановлений государей стала передача России Польши, которая вошла в её состав под именем Царства (Королевства) Польского, причём император волен был ввести здесь конституцию по своему желанию. Территориальные приобретения получили и другие участники коалиции. По завершении переговоров Александр предложил прусскому королю и австрийскому императору подписать между собой ещё одно соглашение, которое он назвал «Священным союзом» государей. Суть его заключалась в том, что государи взаимно обязались пребывать в вечном мире и всегда «подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь, а подданными своими управлять, как отцы семейств» в том же духе братства. Союз, по мысли Александра, должен был стать для Европы началом новой эпохи — эры вечного мира и единения. «Не может быть более политики английской, французской, русской, австрийской, — говорил он позже, — существует только одна политика — общая, которая должна быть принята народами и государями для общего счастья…»

В 1815 году, когда Александр вернулся в Россию и вновь приступил к внутренним преобразованиям, он был уже не тем человеком, что четыре года назад. Император сделался осторожным, даже мнительным, в его политике большое значение получили охранительные тенденции. И это было неудивительно: Александр ясно осознал, что любимые им просветительские идеи могут обращаться в устах демагогов-революционеров в страшную разрушительную силу, способную ниспровергнуть современное общество. С годами в нём окрепло убеждение, что сами по себе идеи равенства и законности, свободы и конституции есть вещи опасные, если ради них забыты идеалы христианства и когда сами эти идеи попадают в среду общества тёмного и незрелого. Тем не менее преобразования продолжались и коснулись прежде всего северо-западных окраин России: Эстляндии, Лифляндии, Курляндии и Польши, которые, по мнению императора, уже готовы были к принятию новых учреждений. В 1815 году Александр даровал конституцию Польше. В 1816 году он утвердил Положение об освобождении эстляндских крестьян. В 1817 году были освобождены крестьяне в Курляндии. В 1819 году получили свободу крестьяне Лифляндии.

Передовое русское общество с нетерпением ожидало сходных перемен в самой России. Оснований для этого было больше, чем достаточно. Широко известны были слова, сказанные Александром прусскому генералу Мезону: «Наконец все народы должны освободиться от самовластия. Вы видите, что я делаю в Польше. То же я хочу сделать и в других моих владениях». Вскоре император поручил группе своих советников во главе с Новосильцевым составить конституцию для России. Первый в русской истории конституционный проект предусматривал введение в стране двухпалатного парламента, местных представительных органов — «сеймов», разделение законодательной и исполнительной власти между императором и выборными органами. Конституция декларировала свободу слова, печати, свободу вероисповеданий, равенство всех граждан империи перед законом, неприкосновенность личности. Параллельно шла разработка Положения об освобождении крестьян. Таким образом, всё, казалось бы, шло к тому, чтобы в 1820 году в России начались глубокие преобразования. К этому готовы были и правительство, и общество. Но этого не случилось.

1820 год стал во многих отношениях переломным для Александра. Первая половина его была ознаменована революцией в Испании. В июле революционный пожар переметнулся на юг Апеннинского полуострова, в Королевство обеих Сицилий. Встревоженный император Франц I пригласил русского императора и короля прусского на свидание для совещания о мерах против революции. По пути в Троппау Александр заехал в Варшаву, где проходил второй польский сейм. Здесь он был не на шутку огорчён и раздражён поведением депутатов. Вместо того чтобы мирно решать текущие дела польские, патриоты стали требовать от императора новых свобод, в том числе отмены цензуры и реформы судов. Они не скрывали и того, что конечной целью их деятельности является независимость Польши в её прежних границах. Александр покинул сейм мрачный и разочарованный. В самом деле — польская конституция была одним из любимейших его детищ и плодом длительных размышлений. Тяжело было видеть неблагодарность поляков и их явное желание подражать примеру испанцев и неаполитанцев. Сразу вслед за тем пришло известие о бунте в гвардейском Семёновском полку. Быть может, в череде потрясений этого года оно было самым роковым. Видимо, как раз в эти дни всё происходящее в Европе и в России предстало перед Александром в других тонах. Да и могло ли быть по-другому? Коль скоро призрак солдатской революции замаячил уже и над Россией, нельзя было более терять время. 19 ноября в Троппау Александр подписал протокол конференции, в котором между прочим говорилось, что союзные государи обязываются друг перед другом не признавать перемен государственного строя, происходящих незаконным путём, и считают для себя возможным употреблять против таких попыток принудительные меры. Судьба сыграла с Александром злую шутку. «Священный союз», задуманный им с самыми благородными и величественными целями, как прообраз будущей Европы, обратился на деле в обычный политический сговор монархов против революции. И ради сохранения этого союза Александру пришлось пожертвовать своими либеральными принципами. Однако он сознательно пошёл на это. Как прежде он чувствовал себя призванным спасти Европу от тирании Наполеона, так и теперь он почёл своим долгом встать на пути европейской революции.

Приехав из-за границы, Александр больше не возвратился к проектам конституции и освобождения крестьян, хотя ему и было очень нелегко расстаться со своими мечтами. Давил груз невыполненных дел и несбывшихся надежд. «Когда я подумаю, — признавался Александр незадолго до смерти, — как мало ещё сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце как десятипудовая гиря; от этого устаю». Положение, в котором оказался император после 1820 года нельзя назвать иначе как трагическое. Он не смог провести реформ, о которых мечтал всю жизнь, он понимал, что неизбежный ход событий ведёт его в лагерь реакции, и чувствовал всё более и более возраставшее отвращение к власти. В конце концов Александр перестал заниматься внутренними делами, перепоручив их графу Аракчееву. Чувства честного человека с каждым годом брали в нём верх над чувствами государя. Он то и дело возвращался к мысли об отречении. Однако и это его намерение также не было осуществлено. В ноябре 1825 года, во время поездки в южные губернии, Александр подхватил лихорадку и внезапно скончался в Таганроге.

V. ФИМИАМ НЕВЕДОМОМУ БОГУ

(Государи, утверждавшие новую веру)

АМЕНХОТЕП IV (ЭХНАТОН)

Аменхотеп взошёл на престол в 1364 году до Р.Х. пятнадцатилетним юношей. Блистательная Египетская империя находилась в это время в зените своего могущества, хотя стали ощущаться уже и первые признаки упадка. На севере и на востоке постепенно крепли молодые государства — Ассирия и держава хеттов. Сирийские царьки, давно не видавшие под стенами своих столиц египетской армии, начали проявлять непокорность. Однако вместо того чтобы сосредоточиться на проблемах внешней политики, Аменхотеп всецело отдался религиозным реформам. Подробности его преобразований нам неизвестны, но мы можем судить о них по многочисленным изображениям той эпохи. С первых лет царствования Аменхотепа ощущается пристрастие молодого фараона к культу Солнца, причём не в древних его формах поклонения солнечным богам Амону и Ра, а в горячем почитании третьестепенного и до той поры почти неизвестного бога «видимого Солнца» Атона. Первым храмом, построенным при Аменхотепе, стал именно «Дом Атона». Впрочем, никаких признаков отрицания старых богов в это время ещё не было заметно. Никто не возбранял придворным изображать и призывать в гробницах любые древние божества и даже представлять фараона и его мать почитающими их. Однако Аменхотеп значительно умерил свои пожертвования храмам других богов, в то время как жречество Атона получало неисчислимые подношения.