100 великих памятников - Самин Дмитрий К.. Страница 47

Скала сооружена таким образом, что кажется, будто она состоит целиком из одного куска и никогда ни при каких обстоятельствах расколоться не сможет, так как сопряжения всех составляющих ее кусков, будучи вырезаны в форме ласточкиных хвостов, перевязаны так, что одно служит связью для другого, а все вместе, согласуясь друг с другом, скрепляют целое. На самой середине верхней поверхности скалы удивительно поставлен пьедестал высотой около 23 пядей, на котором укреплен обелиск пядей 80 в высоту, а на нем видно красивое металлическое завершение в 10 пядей, увенчанное сияющим золотым крестом, над которым вырисовывается голубь, несущий в клюве масличную ветвь, эмблему семейства Памфили; и немалое удивление вызывает вид того, как такая непомерная по вышине громада держится на скале, выдолбленной и расчлененной, и как она вся (выражаясь на языке искусства) держится на весу. В изобилии течет вода, сладостное журчание которой и приписываемые ей целебные свойства немало содействуют всеобщему удовольствию и пользе. В этом офомном сооружении целиком рукой Бернини выполнены вся скала, пальма, лев и половина лошади. Нил же делал Якопо Антонио Фанчелли, Ганг — мсье Адамо, Дунай — Андреа по прозванию Ломбардец, Ла Плату ~— Франческо Баратга. Правда, и в фигуре этого гиганта и в фигуре Нила ко многому приложил руку сам Бернини.

Это прекрасное произведение было уже закончено, когда ещё до того, как оно было открыто, а именно ещё не были убраны машины, леса и полотна, скрывавшие его от глаз толпы, папа пожелал его увидеть; поэтому, отправившись в одно прекрасное утро на место, папа вступил в ограду вместе со своим государственным секретарем кардиналом Панцироло и примерно с пятьюдесятью приближенными, которым он больше всего доверял, и пробыл там в течение полутора часов или больше, к великому своему удовольствию; однако, так как вода не была ещё пущена, он спросил, когда можно будет увидеть ее падение, на что Бернини ответил, что так сразу он этого обещать не может, так как потребуется некоторое время, прежде чем все необходимое будет налажено, но что тем не менее он позаботится о том, чтобы все было сделано как можно скорее. Тогда папа его благословил и повернулся к нему спиной, но не успел он ещё выйти, как услыхал великий шум от воды и, обернувшись, увидел, как отовсюду извергается всем хорошо знакомое, великое водное изобилие; благодаря чему Кавалер угодил папе тем больше, чем неожиданнее было это знатное зрелище, открывшееся в нужное, точно рассчитанное время, когда Кавалер подал определенный знак тому, кому было поручено открыть дорогу этой влажной стихии, которая тотчас же по своим жилам устремилась к устьям фонтана. Потрясенный внезапностью увиденного, папа вместе со всеми придворными вернулся назад и долго наслаждался чудесным видом, а затем, обратившись к Бернини, не утерпел и сказал ему: „Бернини, доставив нам эту неожиданную радость, вы удлинили нам жизнь на целых десять лет“, а для вящего доказательства своего удовлетворения он послал к племяннице, донне Олимпии, в дом, выходящий на площадь Навона, приказав, чтобы принесли оттуда сотню золотых и чтобы их тотчас же роздали тем, кто был занят в этой работе. После того как фонтан был открыт, уже невозможно было описать ни того множества людей, которое стекалось к этому месту, ни тех изменений, которые претерпели слагавшиеся прежде враждебные Бернини мнения, ни, наконец, того, насколько ему рукоплескали и общество и частные лица; недаром он с этого времени сделался единственным предметом для похвальных слов во всех академиях Рима, и тем более непреложна та истина, на которую я уже намекал выше, говоря, что истинной доблести бояться нечего. После завершения этой работы папа заказал ему колоссальную конную статую Константина, чтобы поместить ее в Санто Пьетро, а кроме того, пол из пестрых камней для новой части этой церкви, называемой „Пристройкой Павла V“, вместе с барельефами, изображающими путто, и медальонами на боковых пилястрах этого же помещения, а также колонны из „коттанеллы“, породы камня, названного так потому, что как раз в то время были обнаружены его залежи в местечке Коттанелла Сабинской области. Статуя же Константина осталась только слегка начатой в связи со смертью этого первосвященника, пожелавшего также, чтобы Бернини сделал модель алтаря в церкви Санта Франческа Романа и занялся реставрацией фонтана, который расположен против дворца Памфили на площади Навона и в котором Бернини собственноручно выполнил статую тритона с дельфином».

С «Фонтаном четырех рек» связана одна любопытная история, которую рассказал Леонид Колосов, советский разведчик и по совместительству корреспондент газеты «Известия» в Италии: «Если Рим иногда называют городом фонтанов, то Навона, пожалуй, самая „фонтанистая“. В центре площади стоит знаменитый мраморный фонтан не менее знаменитого скульптора Бернини, с гигантскими фигурами, олицетворяющими богов четырех самых великих рек мира. И кто-нибудь обязательно расскажет вам забавную историю, или легенду, если хотите.

Ещё до того как Бернини создал свое гениальное творение, его конкурент архитектор Барромини воздвиг на площади довольно безвкусную церковь Санта Аньезе со статуей мадонны наверху. Бернини был явно недоволен этим сооружением, которое, по его мнению, портило художественный ансамбль площади. Поэтому одной из фигур, расположенных напротив церкви, Бернини придал выражение ужаса. Речной бог жестом протеста как бы закрывает свое лицо от мадонны. Барромини был ужасно разгневан шуткой великого скульптора и пустил по Риму слух, что вода из фонтана бить не будет. Бернини забеспокоился, так как был не очень в ладах с математикой. Он узнал, что схему правильных расчетов Барромини прячет в своей мастерской под семью замками. И вот тогда-то Бернини попросил своего самого молодого и красивого ученика познакомиться со служанкой архитектора. Истории неизвестны подробности этого одного из первых актов „промышленного шпионажа“. Но когда огромная толпа собралась на открытие фонтана, он забил в полную силу. Барромини был посрамлен…»

Алтарь «Экстаз Святой Терезы»

(1652 г.)

В 1645 году Бернини начинает работу над мраморной группой «Экстаз св. Терезы», заказанной ему венецианским кардиналом Федериго Корнаро, переехавшим в Рим. Использовав левый трансепт церкви Санта Мария делла Витториа под свою семейную капеллу, он заказал Бернини мраморную группу «Св. Тереза и ангел», что подтверждает также его сын Доменико. Мраморные рельефы по бокам капеллы, на которых из восьми фигур изображено семь кардиналов, принадлежат руке Эрколе Феррата. На левом рельефе представлен Федериго Корнаро, читающий Библию, рядом с ним видна голова его отца дожа Джованни Корнаро, изваянная самим Бернини.

К середине XVII века Бернини находится в апогее славы. «Синьор кавалер Бернини, слух о Вашем несравненном таланте и о столь счастливо завершенных Ваших творениях распространился за пределы Италии, а также чуть ли не за пределы Европы, и везде у нас в Англии Ваше славное имя превыше всех мастеров, когда-либо отличавшихся в Вашей профессии… Не соблаговолите ли Вы изваять из мрамора наш портрет…».

Это только одно из множества писем, полученных Бернини. Под ним стоит подпись короля Англии Карла I, голову которого, слетевшую впоследствии на плахе, Бернини все-таки соблаговолил изваять, глядя на специально написанный знаменитым Ван Дейком тройной портрет. Среди корреспондентов мастера можно встретить целый ряд римских пап и известнейших личностей, вроде кардиналов Ришелье и Мазарини.

Джованни Лоренцо Бернини родился в 1598 году. Лоренцо было лет десять, когда его отец, известный скульптор Пьетро Бернини, перебрался по приглашению папы Павла V из Неаполя в Рим для работы над мраморной группой в одной из ватиканских капелл. Получивший к тому времени технические навыки обработки мрамора мальчик, попав в Ватикан, запирался в залах, рисуя с утра до вечера. О его даровании пошли слухи, он попался на глаза самому Павлу V, получил заказ от племянника папы, кардинала Шипионе Боргезе, и поразил всех, создав необычные скульптурные произведения: «Эней и Анхиз», «Похищение Прозерпины», «Давид», «Аполлон и Дафна» (1619–1625). Юный самоучка сумел добиться невероятной динамики масс и линий, отражающей эмоциональное напряжение персонажей, и почти иллюзорной вещественности, передав в мраморе нежность девичьей кожи, пушистые волосы Дафны, кору и листья лаврового дерева.