100 великих памятников - Самин Дмитрий К.. Страница 52

Цвингер задуман как парадный зал под открытым небом для проведения различных празднеств, в которых не было недостатка при саксонском дворе, торжественные процессии, гонки колесниц, турниры рыцарей, пришедшие ещё из средневековья и переживавшие свое последнее цветение. Яркие, красочные зрелища сопровождались ярмарками, маскарадами, фейерверками, в Дрезден стекались гости из ближних и дальних краев. Это было «…настоящее вавилонское столпотворение, каждый говорит на своем языке», — так писал об одном из подобных увеселений немецкий ученый Г. В. Лейбниц. Все «действа» разыгрывались на площади, а вокруг располагались зрители, и изящные галереи и павильоны Цвингера служили трибунами для знатных особ.

По словам хрониста Искандера, Цвингер — одно из семи чудес Дрездена, и, пожалуй, самое удивительное. Легкие, словно повисшие в воздухе, галереи, россыпи фонтанов и солнечный золотисто-желтый песчаник — первое, что поражает здесь и остается навсегда в памяти. Основу этого чарующего, сказочного видения составляют строгая логика и закономерность композиционного решения ансамбля.

Выразительность объемно-пространственного решения комплекса органично рождается в поистине полном слиянии архитектуры и скульптуры. Поиски архитектора и скульптора шли в одном направлении, обогащаясь специфическими возможностями каждого вида искусств. Цвингер навсегда вписал в историю искусств два великих имени — зодчего Матеуса Даниэля Пеппельмана и скульптора Балтазара Пермозера. Пермозер умел видеть целостность ансамбля, мыслить архитектурными категориями, и его роль в создании художественного облика Цвингера вряд ли можно переоценить.

Балтазар Пермозер родился в крестьянской семье в 1651 году. Его ранние годы прошли в Зальцбурге и в Вене. С 167 5 году он провел четырнадцать лет в Италии; сильное впечатление на него произвело искусство Бернини. Особое место среди ранних произведений Пермозера занимают статуэтки из слоновой кости, необычайно тонко исполненные: «Геркулес и Омфала», «Четыре времени года». Изяществом, живостью в передаче движений эти статуэтки предвосхищают лучшие произведения мелкой пластики второй половины XVIII века. Эпической суровостью и сдержанностью отличается сделанное из слоновой кости «Распятие».

С 1689 года Пермозер был придворным скульптором в Дрездене, где много работал по оформлению Цвингера.

Пермозер — мастер широкого эмоционального диапазона. Фанатично мрачным и экспрессивно взвинченным художником предстает он в мраморном бюсте, носящем название «Отчаяние проклятого» (1722–1724). Изображая человека, горящего в адском пламени, скульптор доходит, кажется, до предела того трагического пафоса, который так любило искусство барокко. Резкий поворот головы, затравленный взгляд, разодранный диким криком рот, зияющий на лице черным провалом, передают почти физически ощутимо страшные муки грешника.

Приблизительно в одно время с «Проклятым» Пермозер создает двухметровую группу «Апофеоз принца Евгения». Это помпезная холодная композиция.

Высшие достижения Пермозера в поздний период связаны с развитием им народной традиции резьбы по кости и по дереву. К концу жизни Пермозер исполнил свои наиболее прославленные двухметровые деревянные статуи св. Августина и св. Амвросия (1725). Это изображения могучих, величественных длиннобородых старцев в пышных одеждах. Выражение их лиц сурово и сосредоточенно, необычайно экспрессивны жесты тонко проработанных рук с длинными пальцами. Образы, исполненные внутренней силы, должны были свидетельствовать о могуществе католической церкви, но в них нашли воплощение представления о неукротимой энергии, о волевом человеческом порыве. В этих статуях Пермозер демонстрирует блестящее мастерство резьбы по дереву, умение извлечь из материала сложнейшие фактурные эффекты.

Произведения Пермозера в Цвингере совершенно другого плана, но тоже его выдающееся достижение. Скульптуры Пермозера являются неотъемлемой частью нарядного ансамбля. Перемигиваясь и пересмеиваясь, они поддерживают карниз. Скульптор проявляет немало веселой выдумки, разнообразя выражение лиц своих атлантов: одни из них дуются, другие подтрунивают над ними. Пермозер великолепно уловил общий дух ансамбля Пеппельмана, его атланты гармонично связаны с архитектурой павильонов, их шутливость словно перекликается с капризной легкостью построек.

Если войти в Цвингер со стороны Театерплац, то справа будет находиться Французский павильон, а за ним, в отдельном замкнутом дворике, — царство звенящей, искрящейся воды и изысканной пластики. Это царство зовется Купальней нимф — «Нимфенбадом». В центре расположен прямоугольный, со сложно расчлененными углами бассейн. На откосе вала устроен каскад с гротами, множеством скульптур и мелких фонтанчиков, с лестницами, ведущими на верхнюю площадку, где тоже бьют фонтаны. Вода с шумом переливается из одной чаши в другую, а затем по лестнице из обломков скал, пенясь и играя, как водопад, низвергается вниз, во дворик.

В массивной стене чередуются ряды тесаных камней с камнями, имеющими грубо отесанную, как бы «рваную» поверхность. Это придает стене суровость и какую-то скрытую силу, с которой контрастируют мраморные статуи изящных морских богинь — нимф. Они стоят в нишах галереи.

Стройные полуобнаженные тела нимф, окруженные вихрем клубящихся складок, полны медлительной неги и спокойствия. Пермозер остро чувствует динамику бурных барочных форм, он умеет выявить богатство контрастных ритмов, фактур, сочности светотени. Но он ещё и художник с очень зорким эмоциональным видением. Фигуры Нимфенбада как будто замерли на сцене театра в момент исполнения неведомого танца. Их жесты полны нарочитости и жеманства, головы кокетливо склоняются набок, а одежды развеваются причудливыми складками.

Его нимфы с полуопущенным взором и дрогнувшей в уголках губ улыбкой полны таинственной прелести. А на другой стороне галереи, со стороны площади, несут консоли козлоногие сатиры — с гротескными физиономиями, каждая из которых неповторима, подсмотрена в уличной толпе или ярмарочной сутолоке. И также неповторимы и характерны увиденные в реальной жизни их позы.

Как ни различны скульптуры Пермозера — нимфы или сатиры Нимфенбада, гермы Вальпавильона или статуи в нишах Кронентор, — на всем лежит печать легкой, затаенной грусти, и это вносит мягкую лирическую ноту в сверкающе-праздничный ансамбль.

Фонтан «Самсон»

(1735 и 1802 гг.)

Большой каскад в Петергофе, или, как его называли в 18-м столетии, Большой грот с каскадами, выделяется размерами, богатством скульптурного убранства и мощью водяной декорации. Среди сооружений подобного рода Большой каскад не имеет равных в мировом искусстве.

Идея эффектного завершения перспективы парадного въезда в приморскую резиденцию грандиозным фонтанным сооружением и дворцом принадлежала Петру I.

Большой каскад — самый крупный из завершенных триумфальных монументов первой четверти XVIII века, воздвигнутых в ознаменование победоносного окончания Северной войны. Фасад Большого грота с каскадами вытянут на сорок метров с лишним. Каменный массив врезан в толщу земляного склона и является как бы монолитным контрфорсом, укрепляющим гору, на которой возвышается дворец. Фасад грота ритмично расчленен глубокими арками, опирающимися на пилоны с гранитным цоколем. Замок каждой арки подчеркнут золоченым маскароном. Грот завершен сложным карнизом и мраморной балюстрадой. Справа и слева от грота расположены боковые каскады, каждый шириной восемь метров, с семью ступенями, имеющими фигурные выступы. Ступени украшены барельефами, кронштейнами, бронзовыми золочеными статуями и вазами на гранитных пьедесталах. Полуциркульные окна-арки в стенах каскадов отделены друг от друга небольшими лопатками. У подножия каскадов расположен ковш, в центре которого жемчужина каскада — бронзовая группа Самсона.

Строительство грота и каскадов началось весной 1715 года. Первоначально Большой грот был задуман лишь с двумя боковыми каскадами. Ковшу предполагалось придать прямоугольные очертания. В марте 1716 года продолжались земляные работы, а в мае каменщики приступили к закладке фундамента.