100 великих россиян - Рыжов Константин Владиславович. Страница 20

Посылая свое творение на выставку, Врубель заранее предвидел непонимание. И в самом деле, ни одна картина в то время не вызывала таких крайних и противоречивых мнений, как его новый «Демон». И по сей день отношение к этому полотну остается далеко не однозначным. Смог ли Врубель наконец выразить то, что хотел, сумел ли он поймать преследовавший его и постоянно ускользавший от него образ – неизвестно. Долгое напряжение, томительное погружение в мир «демонического» не прошли для него бесследно. После окончания картины что-то ломается в его душе. Постепенно ей начинает овладевать безумие.

Завершив «Демона», Врубель пишет портрет своего маленького горячо любимого сына Саввушки. Эта вещь – одно из его последних великих творений: в обрамлении резко скрещивающихся качающихся линий и пятен изгибающегося края стенки коляски и поручня, на фоне белоснежной наволочки поднимается детское личико с недетскими прозорливыми глазами под не детски высоким лбом. Этот ребенок, воплотивший в себе что-то изначально человеческое, оказавшееся в опасности перед грозящей тьмой, кажется настоящим олицетворением жертвенности. В его распахнутых глазах – вопрос, тревога, трагическая беззащитность и словно предчувствие своего «крестного пути». Врубель писал эту картину, уже ощущая приближение сумасшествия…

«С весны 1902 года начинаются последние скорбные годы жизни брата, – писала Анна Врубель, – годы его душевной болезни. за ней наступает быстрое падение зрения, а затем и окончательная потеря его.» С сентября 1902 по февраль 1903 г. Врубель лечится сначала в частной лечебнице, а потом в клинике для душевнобольных. Им одна за другой овладевают мании величия. В начале весны он чувствует облегчение – сумасшествие как будто отступает. Но это было только временное просветление. Судьба нанесла ему еще один страшный удар – в мае 1903 г. в Киеве умер маленький Саввушка. Потрясенный горем, Врубель сам попросил отправить его в лечебницу, которую покинул ненадолго лишь раз – в августе 1904 г.

На этот раз безумие Врубеля проявлялось в подавленности каким-то тайным страшным грехом, который он должен был искупить. Поэт Валерий Брюсов в своих воспоминаниях о встрече с больным Врубелем писал: «Очень мучила Врубеля мысль о том, что он дурно, грешно прожил свою жизнь, и что в наказание за то против его воли в его картинах оказываются непристойные сцены. Несколько понизив голос, он добавил: "Это он (Дьявол) делает это с моими картинами. Ему дана власть за то, что я, не будучи достоин, писал Богоматерь и Христа. Он все мои картины исказил"». Умер Врубель в апреле 1910 г. (За несколько лет до смерти он полностью ослеп.)

Кузьма Петров-Водкин родился в октябре 1878 г. в волжском городке Хвалынске в семье сапожника. Влечение к живописи он ощущал с детства. В 1893 г., после окончания четырехклассного городского училища, юный Кузьма поступил в местные классы рисования, но оставался здесь всего год. Затем он пробовал работать самостоятельно – сначала писал вывески, потом учился у иконописцев. Но все эти затеи успеха не имели. К счастью, на одаренного юношу обратил внимание петербургский архитектор Мельцер. В 1895 г. он помог ему поступить в Центральное Петербургское училище технического рисования, а в 1897 г. Петров-Водкин перевелся в Московское Училище живописи, ваяния и зодчества, в котором тогда преподавали первые русские художники: Серов, Левитан и Коровин.

Несмотря на явные способности, в работах Петрова-Водкина очень долго нельзя увидеть ни оригинальности, ни подлинного дарования. Его художественная личность формировалась трудно, и он явно отставал в этом плане от своих товарищей по училищу. В конце концов особенностью его творческой манеры стала такая подача образа, когда он, оставаясь реальным, приобретал зримые идеальные черты (эту манеру Петров-Водкин «подглядел» у итальянских мастеров ранней эпохи Возрождения: Джотто, Мазаччо и особенно Беллини). Благодаря этому даже в самых реалистичных его картинах всегда присутствовал элемент высокой аллегории, «космического» обобщения, надмирности, в которых растворялось все случайное и обыденное. Этому же способствовало особое, неевклидово пространство картин Петрова-Водкина, много и разнообразно экспериментировавшего с перспективой. Смысл его теории сводился к следующему: художник в своем произведении должен выразить сопричастность изображаемого огромному миру Вселенной. С этой целью Петров-Водкин разработал метод особой «сферической» или «наклонной» перспективы. В его картинах линия горизонта бралась обычно очень высокой и спадающей к обоим краям картины, что создавало впечатления взгляда с большой высоты на окружающую земную поверхность. При этом все вертикальные линии превращались в наклонные и зритель как бы втягивался в условленное пространство картины. Этот сдвинутый с привычных вертикалей и горизонталей мир картины действительно казался частью нашей стремительно несущейся в космосе планеты.

В 1911 г. Петров-Водкин пишет своих «Играющих мальчиков», которые стали его программным произведением, определившим многие особенности поздней манеры. Именно здесь он впервые во всей полноте применил трехцветную гамму. Отныне большинство своих картин он писал только тремя цветами: красным, желтым, голубым (или зеленым). «Мальчики», в которых увидели аллегорию Юности, не смотря на их сходство с известным панно Матисса, имели успех, но чего-то в них все-таки не хватало! Для самого Петрова-Водкина они стали важным этапом на пути к главной его работе тех лет – «Купанию красного коня». Появлению этого шедевра предшествовало важное событие в мире искусства: в 1910–1912 гг. начинается расчистка и собирательство древних икон. По существу, в эти годы только и было открыто исключительно высокое национальное древнерусское искусство. На Петрова-Водкина вид расчищенных икон XIII–XV вв., которые он тогда впервые увидел на выставке, произвел огромное впечатление. Это был своего рода прорыв, художественный шок. Он сейчас же применил в своем творчестве элементы иконописи, и только после этого его манера обрела яркую оригинальность и законченность – он нашел наконец свой идеал красоты. При этом Петров-Водкин воспринял не просто образы и краски икон, влияние их было шире и многограннее: он впитал в себя сам неземной, несколько отстраненный дух русской иконописи. Все это внесло в его картины просветленность, прозрачный неброский трагизм и жертвенность, короче, ту пронзительную, волнующую ноту, которая отличала отныне все его творения. И если раньше его образы находились как бы вне времени и вне определенного этноса, то теперь творчество Петрова-Водкина стало глубоко национальным по своему духу.

Любопытно, что замысел «Купания» появился прежде знакомства художника с древнерусской иконой, и картина к этому времени уже была близка к окончанию. По своему настрою она походила на «Мальчиков», то есть была скорее аллегорична, чем выразительна. После происшедшего в нем переворота Петров-Водкин взял новый холст и написал на тот же сюжет совершенно иную картину. Центром всего замысла стал теперь не всадник, а пылающий призывный образ коня, напоминающий коня Георгия Победоносца на многих древних иконах. И сразу образ приобрел огромную значимость: мощный, могучий, огнеподобный конь, полный сдерживаемой силы, вступает в воду; на нем – хрупкий голый мальчик с тонкими как плети руками, с отрешенным, вневременным лицом, который держится за коня, но не сдерживает его – в этой композиции было что-то тревожное и что-то пророческое, в чем художник и сам не отдавал себе отчета.

«Купание красного коня» имело огромный и длительный успех, притом у художников многих направлений. Сейчас, наверно, даже трудно понять, почему эта простая на первый взгляд картина вызвала столько шума. Видимо, настроение тревоги, разлитое в ней, чувствовали многие, но никто не смог показать его с такой лаконичной и исчерпывающей ясностью. Общую мысль выразил один из критиков Всеволод Дмитриев, который писал: «Когда я увидел впервые это произведение, я, пораженный, невольно произнес: да вот же она та картина, которая нам нужна, которую мы ожидаем». Последовавшие затем грандиозные события – начало Первой мировой войны и революция – подтвердили предчувствия Петрова-Водкина. В эти сложные годы он одну за другой пишет несколько картин, посвященных материнству. Особенно многозначительна его «Мать» 1915 г. На холсте изображена молодая крестьянка в бедной деревенской избе, кормящая грудью ребенка. Образ ее подобен кормящей Богоматери. Обстановка сведена до минимума: на столе лишь крынка и чашка, в углу – киот без иконы. В окне видна часть деревенской улицы. Как ни в каком другом, на этом полотне заметно смещение координат – комната вместе с фигурой матери как бы качнулась и поплыла в пространстве, еще сильнее наклонен пейзаж за окном. Противовесом этому «перекошенному» миру служит фигура младенца. Общий образ произведения мягкий, задушевный и одновременно – тревожный.