100 великих чудес света (с илл.) - Ионина Надежда Алексеевна. Страница 64

Храм выстроен псковскими мастерами из кирпича на белокаменном цоколе. Стены его украшены узорчатым поясом, выложенным из терракоты и окаймленным двумя рядами изразцов. В древности Духовская церковь использовалась и как дозорная башня.

В 1548 году с южной стороны Троицкого собора возвели Никоновский придел – небольшое и очень уютное сооружение, выросшее над захоронением игумена Никона. Этот одноглавый храм выложен из кирпича и облицован белым камнем, он очень удачно гармонирует с Троицким собором и Духовской церковью.

Центральную часть монастыря занимает Успенский собор, который своими формами повторяет Успенский собор в Кремле, а размерами даже несколько превосходит его. Строительство его было начато в 1559 году по инициативе Ивана Грозного. Но денег не хватало, и работы продвигались медленно. Только в 1581 году после трагической гибели царевича Ивана, сраженного ударом посоха в припадке отцовского гнева, монастырь получил от Грозного крупную сумму «на помин души» покойного. На эти средства и было завершено строительство, а освящение Успенского собора состоялось в 1585 году, уже после смерти «грозного царя». Но еще 100 лет он стоял без росписей.

Выполнили их в 1684 году местные мастера и славившиеся по всей России стенописцы Ярославля. В надписи на западной стене Успенского собора перечислены имена всех 35 художников «дружины» во главе с Д.Г. Плехановым; она же сообщает, что роспись была завершена всего за один сезон – с 20 мая по 30 августа.

В середине XVIII веке вместо шлемовидных куполов собора были сделаны луковичные главы. С западной части собора находилась большая паперть, где в 1606 году был погребен Борис Годунов, здесь же были похоронены его жена, сын и дочь. В XVIII веке паперть разобрали, а над захоронением Годуновых установили каменную палатку-усыпальницу и пристроили крыльцо. С конца XVII века Успенский собор стал усыпальницей московских митрополитов.

В сентябре 1608 года к стенам монастыря подступили польские интервенты и начали его осаду. В стенах монастыря укрылись крестьяне и мастеровые люди со всех окрестных городов и деревень. Несмотря на многочисленные лишения, монастырь стойко держался в течение 16 месяцев – до прихода воеводы Скопина-Шуйского, разгромившего вражеское войско в сентябре 1610 года.

Во время осады стены и башни монастыря сильно пострадали, и когда наступило мирное время, началось их восстановление и дальнейшее укрепление. Их надстроили (по образцу укреплений московского Китай-города), и теперь они имели три яруса с бойницами. Протяженность стен составляла 1,5 километра, высота их – от 10 до 14 метров, ширина – около 6 метров. В углах и по краям стен строители возвели 12 башен, а угловые башни вывели за пределы стен, что создавало обширную площадь обстрела. Каждая из башен имеет 77 бойниц и подземные пороховые камеры.

Время строительства новых башен совпало с периодом, когда в русской архитектуре широко распространился стиль «узорочья», для которого характерна пышная декоративность. Поэтому башни Троице-Сергиева монастыря (при своих высоких военно-оборонительных качествах) имеют также великолепное декоративное убранство.

Наиболее интересна в художественном отношении Уточья (или Утичья) башня, которая защищала северо-восточный угол стены. Согласно преданию, свое название башня получила по обилию уток, водившихся на соседнем пруду. Рассказывают, что с этой башни по уткам стрелял Петр I. А первоначальное название башни – Житничья  – было дано по находившемуся вблизи житному двору, хранилищу хлебных запасов.

Исключительно красиво декоративное убранство Уточьей башни, венчаемой четырехъярусной ажурной башенкой со шлемом. Исследователи установили, что прототипом такого оригинального решения послужило завершение ратуши в голландском городе Маастрихте. Это легко объясняется оживленными культурными связями между Россией и Голландией.

Улица мавзолеев в Самарканде

Все, что осталось от Афрасиаба, предка Самарканда (ровесника Древнего Рима), – это огромный голый холм к северу от города. Пятнадцать метров культурных слоев, черепки, кирпичи – рай для археологов. В 1202 году город постигла страшная катастрофа – монгольское нашествие. Афрасиаб был уничтожен так, что на поверхности земли не осталось ровным счетом ничего: крепостные стены были срыты, знаменитый водопровод, который в течение веков подавал воду в цитадель, разрушен, дома и дворцы сожжены. Там, где шумели сады, уже ворошились песчаные барханы.

Однако город не умер, и с конца XIV века началась вторая жизнь Самарканда. День, когда Тимур решил сделать его своей столицей, стал днем второго рождения города. За какие-нибудь 20–30 лет Самарканд превратился в столицу Азии, центр торговли, ремесел, повелителя судеб далеких и близких народов. И снова в нем разрослись сады...

Шел 1404 год. Железный хромец Тимур, завоевав полмира, согнал в новую столицу художников, архитекторов, каменщиков, ювелиров, резчиков по дереву... Власть Тимура была велика, могущество необъятно, гордыня необузданна. Деревни вокруг Самарканда получили новые названия. Отныне они звались так: Багдад, Каир, Дамаск – величайшие города мира должны были казаться деревнями по сравнению со столицей Тимура.

Над Самаркандом висела пыль строительства. Стояли в строительных лесах мавзолеи Шах-и-Зинда, вереницы рабов несли кирпичи к стенам мечети Биби-Ханым, искусные хорезмские мастера клали плитки Регистана. Город был цвета охры, а голубые и синие изразцы мечетей и квадраты прудов-хаузов казались кусками неба, брошенными на землю. Вокруг шумели 13 садов – широкое зеленое кольцо вокруг Самарканда. Самый большой из них – Баги-Джехан – был настолько обширен, что (как уверяют древние хроники) однажды лошадь архитектора заблудилась там и ее искали целый месяц.

Шах-и-Зинда – волшебная улица мавзолеев. Шах-и-Зинда означает «живой царь». Культ его существовал задолго до прихода ислама, еще во времена расцвета Афрасиаба, и был настолько велик, что проповедники ислама сочли за лучшее не бороться с ним, а использовать во славу новой религии. Так была создана легенда о Мохаммеде Кусаме ибн-Аббасе, двоюродном брате пророка.

Древняя легенда рассказывает, как войско Мохаммеда Кусама было застигнуто неверными в святую минуту, когда все воины стояли на коленях и совершали намаз – молились. Неверные воспользовались их временной небоеспособностью и всех зарубили. Остался без головы и сам Мохаммед Кусам ибн-Аббас. Но, и лишившись головы, он не растерялся: взял голову в руки и спустился в глубокий колодец, через который прошел в рай, где и обитает до сих пор. Многие герои старались потом спуститься в этот колодец, чтобы выведать тайны обезглавленного царя.

Мазар (гробница), вернее, кенотаф (ложная гробница, так как настоящий Мохаммед Кусам никогда не был в Самарканде), и стал первым мавзолеем комплекса Шах-и-Зинда. Cогласно легенде, Кусам умер якобы в начале завоевания Самарканда арабами, то есть в 60-х годах XII века. Однако ныне существующее надгробие над его могилой, как вообще все мавзолейное окружение, сооружено в первой половине XIV века.

Шах-и-Зинда строился дважды. В первый раз – до монгольского завоевания – улица мавзолеев круто спускалась от гробницы Мохаммеда Кусама. Но от первого комплекса в целости не осталось ни одного мавзолея.

Монголы, захватившие Самарканд, не тронули гробницу «живого царя», опасаясь мести чужого для них, но, возможно, сильного святого. Зато они начисто разрушили другие мавзолеи. Снова Шах-и-Зинда был отстроен в основном при Тимуре и Улугбеке.

Здесь похоронены родственники Тимура и знатные духовные лица. Каждый мавзолей – небольшой шедевр исламского искусства. Новые мавзолеи не должны были быть выше гробницы Мохаммеда Кусама и потому размеры их строго ограничены. Это заставило зодчих совершенствовать формы и украшения гробниц и создало ансамбль, который кажется построенным одновременно и по единому замыслу.