100 великих чудес света (с илл.) - Ионина Надежда Алексеевна. Страница 70

Для плаща с нерукотворным ликом Пресвятой Девы был сооружен новый алтарь, мимо которого паломники проезжают на самодвижущейся ленте транспортера.

Неподалеку от самой церкви, около источника находится небольшая часовня. Этот источник забил в этом месте в миг явления Пресвятой Девы.

Знаменательно, что явление Девы Марии произошло спустя 10 лет после покорения Мексики испанцами. Хуан Диего был ацтекским землепашцем, только недавно обращенным в христианство. Его ацтекское имя означало «Говорящий орел». Пресвятая Дева явилась ему и повелела пойти к архиепископу и передать, чтобы тот построил в этом месте церковь. Хуан Диего смиренно ответил, что лучше бы послать к архиепископу испанца, но Дева Мария возразила: она действует так из любви и сострадания к Хуану и его побежденным индейским собратьям. Поначалу архиепископ усомнился в словах Диего и попросил для себя знамения. И вот тогда-то по велению Пресвятой Девы на голом холме выросли розы. Хуан Диего завернул их в плащ и понес архиепископу, а когда раскрыл плащ – на нем был уже запечатленный лик Пресвятой Девы. Архиепископ во всем уверился и распорядился немедленно строить церковь.

Холм, на котором Пресвятая Дева явилась Хуану Диего, первоначально был местом поклонения ацтеков их праматери богине Тонанчин. Испанские священники впоследствии долго еще жаловались на паломников-индейцев, которые упорно называли Богородицу этим нехристианским именем.

По словам Хуана Диего, сама Пресвятая Дева говорила о себе как о «рачительной матери», которая «любит таких же, как он». Индейцы, чей привычный жизненный уклад был нарушен, первыми поверили в это предание, которое связывало чужеземную религию с традиционными верованиями индейцев. Христианская Богоматерь оказывалась сродни их ацтекской богине-праматери. Нередко они называли ее Ла Индита – «маленькая индианочка».

Сегодня старое здание церкви превращено в музей, где экспонируются иконы, религиозная скульптура и всевозможные дары, поднесенные Пресвятой Деве благодарными паломниками и жаждущими исцеления богомольцами.

Храм Покрова Святой Богородицы на Рву

Когда русские войска взяли Казань и прочно утвердились на волжских берегах, повелел царь Иван Грозный поставить у стен московского Кремля церковь о восьми главах – по числу одержанных побед.

По государеву приказу «мастера каменных дел» Барма и Иван Яковлев, по прозвищу Постник, должны были возвести сей памятник. А пока они стояли перед грозным царем почтительно, но без подобострастия, и слушали.

«Отец мой, Василий Иоаннович, воздвиг храм в Коломенском в честь рождения моего. Я же восхотел поставить памятник в честь Казанской победы – не одну церковь, но несколько, однако чтоб все они единое целое составляли. Вот в августе, 30 числа, победили наши войска царевича Епанчу. В день сей почитают пустынножителя Александра, что на речке Свири основал монастырь. Посему да будет во храме престол Александра Свирского. Спустя же месяц, на день Григория Армянского, взорвали мы Арскую башню Казани и под ней одержали победу. Того ради надо помянуть и Григория. А пала Казань на день Куприяна и Устиния – и то надобно отметить. Затем хочу я вспомнить отца моего, коий перед смертью принял монашеский чин под именем Варлаама; посему Варлаамовский придел надобен. Эти все храмы поместить надлежит обок, а в середине – три главных: Троицы и Покрова, ибо Богоматерь и Троица покровительствуют государству нашему. А оставшийся придел будет Входом в Иерусалим, в память пришествия нашего в Москву после Казанского похода, но не только... Есть здесь смысл апокрифический, сиречь тайный. Храм сей явится якобы целым градом – святым Иерусалимом, ибо надобно Москве иметь такой: нынче она – единственная столица православная».

На листе дорогой александрийской бумаги Постник рисовал план будущего храма, но ничего не выходило: никак восемь церквей не разместить равновесно, все нестройно выходит. Не убоявшись царского гнева, они остались верны принципам искусства и построили не 8-главый, а 9-главый храм, тем самым включив в сооружение тот недостающий элемент, который и определил совершенство всей композиции.

Фантастический каменный цветок расцвел на Красной площади – «на рву» у Спасских ворот. Красным и белым пестрели стены, ослепительным серебром сияли купола – по одному над каждым храмом, да еще четыре маленьких главки на Входоиерусалимском приделе, да восемь главок у основания центрального шатра. А шатер был не простой – в плане имел форму восьмиконечной звезды, как бы повторяя план самого храма. Крыт он был зеленой черепицей, и кое-где вспыхивали огоньками зеленые изразцы, ни дать ни взять – изумруды. Где начало, где конец? Все кругло, все слито в новой церкви; кажется, будто медленно кружится она, будто танцует среди гомона и толкотни большого московского торга. И незаметно глазу, что всего-то три формы и есть в церкви – шатер, башня да маленький храм. Растет на площади дивный куст, тянутся побеги – ведь и в цветке равновесие совершенно, но не сух он, не скучен, и чья душа не возвеселится при взгляде на него?

В 1588 году с северо-восточной стороны собора был пристроен придел над могилой юродивого Василия Блаженного, который умер в возрасте 82 лет и которого, как говорят, чтил и боялся сам Иван Грозный, «яко провидца сердца и мыслей человеческих». С тех пор и укоренилось употреблявшееся в просторечии название храма.

Основу построения Покровского собора образует стройный и вытянутый главный шатер, увенчанный небольшой главкой. Он окружен четырьмя более низкими и массивными башнями с мощными главами. Между ними расположены другие четыре, еще меньшие главы. Но, нарастая к центру, башни не образуют пирамиды. Скорее это своего рода дружеская беседа, в которой каждый собеседник, прислушиваясь к другим, сохраняет свое мнение.

Средний шатер поднимается над боковыми, но не господствует над ними, не давит на них. Боковые столпы тяжелее, массивнее его, зато в них не так выражено стремительное движение вверх. Мелкие главки по углам служат промежуточной ступенью, своей стройностью они похожи на средний шатер, а по форме – на боковые. В Покровском храме нет полной симметрии (как, например, в готическом соборе с его двумя одинаковыми башнями, окаймляющими фасад), но здесь найдено единственно живое равновесие частей.

Архитектурные декорации собора были выполнены из белого камня и сначала сплошь покрывали кирпичные стены. Богатство декоративных форм придавало ему такой сказочный характер, какого не имел до него ни один древнерусский храм. Но при всей пышности украшений декорации Василия Блаженного решительно отличаются от декора мусульманского Востока. Плоские узоры и цветные изразцы Востока носят такой дробный характер, своей пестрой расцветкой создают впечатление такого мерцания, что даже самый массивный купол теряет свою материальность, так как кажется накрытым ковром.

Покровский собор нередко сравнивали с индийскими храмами. Но в них формы расчленены довольно слабо, они как бы набухают, в них присутствует просто-таки чудовищное нагромождение рельефов, растительных орнаментов и всевозможной резьбы. Все это поражает человеческое воображение, как диковинная сказка. Наоборот, западноевропейский храм эпохи Возрождения последовательно и логично подчиняет каждую отдельную часть целому, отсюда настойчивое тяготение к геометрическим формам – кубу, цилиндру и т.д.

Русский храм создан на грани двух миров – Востока и Запада, он образует благоустроенное и упорядоченное целое: каждая часть его свободно ширится, тянется кверху и растет, как пышный цветок.

За свою более чем четырехвековую историю это уникальное произведение мирового зодчества пережило многочисленные пожары. Реконструкции и ремонты все больше изменяли первоначальный облик храма. В 1930 году, когда был построен каменный Мавзолей и проведена реконструкция Красной площади, к собору был перенесен памятник Минину и Пожарскому, благодаря чему с площади теперь почти все купола можно охватить одним взглядом. В 1934 году снос обветшавшего квартала открыл вид на храм Василия Блаженного и со стороны Москвы-реки.