100 знаменитых чудес света - Ермановская Анна Эдуардовна. Страница 14

Троя – город из легенды

Изучая мифы и историю античной Греции, нетрудно убедиться, что бо?льшая часть описанных в них событий происходила не в Европе, а на противоположном берегу Эгейского моря – на территории современной Турции. К югу от Дарданелл, древнего Гелеспонта, лежат руины легендарного города. Они влекут к себе множество путешественников, так как сами названия Троя и Троянская война вызывают в воображении героев эпоса Гомера, от которого ведет отсчет история европейской литературы.

Сейчас Троя, или холм Гиссарлык, возвышается среди кукурузных полей в 5 километрах от берега моря. Мифы рассказывают, что город был основан по указанию оракула. Фригийский царь дал Илу пеструю корову и сказал, чтобы он основал город там, где корова ляжет отдохнуть. Это произошло на холме, который раньше назывался Ата, в честь богини безумия Ате, низвергнутой Зевсом с Олимпа.

Ил основал город, и Зевс дал ему знак, что Ил поступил правильно – низвергнул с неба статую Паллады, в правой руке держащей копье, а в левой – веретено и прялку. Так по легенде родилась Троя.

В XII веке до н. э. на восточной стороне Гелеспонта стоял укрепленный город Троя. В VIII–VII веках до н. э. – почти через 500 лет – Гомер сочинил романтическую историю о том, как Парис соблазнил жену спартанского царя Менелая Елену. Бросив мужа и захватив все драгоценности, Елена сбежала с любовником. Чтобы вернуть красавицу, отправилась флотилия из 1200 судов. Но ахейцам не удалось проникнуть в крепость с «наскока» – после девяти лет бесплодной осады они додумались наконец соорудить своего знаменитого деревянного коня.

В XIX веке Европа заново открывала для себя античность. Гомеровские поэмы были хорошо знакомы и многими образованными европейцами воспринимались как повествования о временах морального величия и благородных стремлений. Но вот об историчности гомеровского эпоса почти не задумывались – миф он и есть миф. Сомнения в существовании самой Трои были развеяны человеком по имени Генрих Шлиман. Он располагал и временем, и средствами, чтобы удовлетворить не только свое любопытство, но и развеять многовековые сомнения множества ученых.

Шлиман родился в 1822 году в небольшом селении в немецкой земле Мекленбург в семье сельского пастора. В предисловии к своей книге, посвященной острову Итака, Шлиман вспоминал: «Когда я в 1832 году в десятилетнем возрасте преподнес отцу в качестве рождественского подарка свое собственное изложение основных событий Троянской войны и приключений Одиссея и Агамемнона, я не предполагал, что тридцать шесть лет спустя, после того как мне посчастливится собственными глазами увидеть места, где развертывались военные действия, и посетить отчизну героев, чьи имена благодаря Гомеру стали бессмертными, я предложу вниманию публики целый труд, посвященный этой теме».

Со временем Шлиман стал преуспевающим бизнесменом. В Крымскую войну он завладел рынком пороховой селитры, подкупал золотоискателей во время золотой лихорадки в Калифорнии и вел дела с хлопком в годы Гражданской войны в Америке – по крайней мере, так рассказывает он сам. В конце 1850-х годов ему захотелось переключиться с деловой карьеры на более интеллектуальные цели, чтобы добиться респектабельности. Вначале он надеялся посвятить себя сельскому хозяйству. Когда ничего не получилось, Шлиман пожелал обратиться к другой деятельности, возможно, в области филологии, но вскоре был обескуражен. «Слишком поздно для меня начинать научную карьеру», – писал он. Дело решил случай. Подобно многим европейцам XIX века, Шлиман знал Гомера и любил его поэмы, но только посещение Греции и Трои летом 1868 года подтолкнуло его к занятиям археологией.

В 1870 году Шлиман высадился на пустынном берегу в Малой Азии. Трудно было поверить, что здесь несколько тысяч лет назад кипела жизнь, росли сады и возвышались храмы. Три года потратил немец, исследуя маленький пятачок земли у морского берега. Он начал раскопки у Гиссарлыка, но они так и не дали результатов. Он находил, конечно, фрагменты стен, архитектурные детали, керамику, но все это было не то. Шлиман жаждал более весомых доказательств того, что это та самая богатая Троя, под стенами которой сражались герои в золотых доспехах. Но все его усилия, казалось, были потрачены напрасно. И только 14 июня 1873 года, в последний день раскопок, когда Шлиман в отчаянии уже решил возвратиться в Европу, случилось то, чего он так долго ждал. Утром на глубине 28 футов была обнаружена стена, которую немец посчитал стеной дворца царя Приама. Шлиман спустился в раскоп, и его внимание привлек небольшой предмет. Он позвал жену и приказал ей распустить рабочих. Потом он напишет: «В величайшей спешке, напрягая все силы, рискуя жизнью, ибо большая крепостная стена, которую я подкапывал, могла в любую минуту похоронить меня под собой, я с помощью большого ножа раскопал клад».

Так Шлиман обнаружил сокровища, известные под названием «Клад царя Приама». Он состоял из медных подносов и котлов, внутри которых находились чаши из золота, серебра, сплава золота и серебра («электрона») и бронзы, золотого «соусника», ваз, тринадцати медных наконечников копий. Самой замечательной частью клада были несколько тысяч золотых колец и украшений из золота: браслеты, головной обруч, четыре сережки и две роскошных диадемы, одна из которых состояла из более чем 16 000 крохотных золотых деталек, соединенных золотой нитью. Это украшение, ставшее известным под названием «сокровища Елены», украсило голову Софии Шлиман – снимок, ставший одним из самых знаменитых в XIX веке.

«Клад царя Приама» Шлиман умудрился контрабандно переправить в ящиках из-под фруктов в Германию. Часть сокровищ все же осталась в Турции – это были предметы, похищенные местными рабочими.

Шлиман предоставил находки для экспертизы германским ученым. Он предъявлял их на родине как доказательство своей правоты: «Я нашел ту самую Трою!» Однако ученые мужи были сильно смущены увиденным. Для них казалось очевидным, что многие вещи из клада принадлежат к различным эпохам. Ученые заподозрили Шлимана в том, что к настоящим сокровищам, найденным в Трое, им были добавлены находки из других обнаруженных им кладов, ибо Шлиман признавал: «Мой самый большой недостаток, что я хвастун и обманщик…» Склонный к гиперболе, бахвальству и часто явной лжи, Шлиман являл собой удивительный парадокс: в одном лице существовали «отец археологии» и рассказчик небылиц.

Все, что нам известно о жизни Шлимана, он сообщил сам в своих книгах. Поэтому читателю, восхищающемуся замечательной историей одного из самых необычайных людей XIX века, нужно с осторожностью отнестись к мифу, сочиненному Шлиманом о себе, который так охотно принял весь мир.

Шлиман не был археологом даже в понимании XIX века, когда археология только становилась наукой. Часто он делал не только ошибочные, но и просто наивные выводы из своих находок. Например, раскапывая стены Трои, он увидел, что в одном месте две стены идут параллельно друг другу. Это можно было объяснить по-разному: тем, что при перестройке стену провели на новом месте, рядом с прежней, или что здесь понадобилось особенно сильное укрепление. Но Шлиман думал только об одном: доказать всему миру, что каждое слово Гомера – чистая правда. В «Илиаде» говорится о Скейских воротах Трои, над которыми возвышалась такая широкая башня, что ее крыша служила площадкой, с которой Приам, троянские старцы и Елена могли видеть греческих воинов. Шлиман сразу же предположил, что две параллельные стены – это стены той самой Скейской башни, с которой Елена смотрела на сражение. Когда был раскопан большой троянский клад, Шлиман решил, что это сокровищница во дворце царя Приама и что найденные здесь диадемы (короны) – это короны Елены. В этих же развалинах были найдены короткие каменные ножи. Именно на основании этих находок впоследствии ученые решили, что эти развалины – развалины не гомеровской Трои, а гораздо более древнего города: ведь во время похода на Трою, как мы знаем из рассказов Гомера, оружие делалось не из камня, а из бронзы. Это в первый момент затруднило и Шлимана, но его слепая вера в то, что он нашел дворец Приама, заставила его написать такие строки: «Было бы очень непоэтично, если бы у Гомера герои дрались маленькими каменными ножами, поэтому Гомер об этом умолчал».