50 знаменитых любовников - Васильева Елена Константиновна. Страница 24

В отношениях с Александром Мария Нарышкина не претендовала на роль мадам Помпадур, она никогда не докучала царю ни просьбами, ни советами. В ее обществе он отдыхал от государственных дел, расслаблялся и предавался развлечениям. Поскольку Александр по натуре был холоден, то Нарышкину он боготворил за то, что она пробуждала в нем такие порывы страсти, о которых он даже и мечтать не смел. В ее объятиях Александр забывал все: залы императорского дворца, где его неотступно преследовала окровавленная тень отца, убиенного заговорщиками, и жену, которая была рядом с ним в ночь убийства и тем самым была неотделима от его душевных мук.

Все же Александр не совсем оставил Елизавету — он не делал выбор между двумя женщинами, он просто жил двумя, дополняющими друг друга, жизнями. Как и раньше, император почти всегда обедал и ужинал с императрицей, на людях был почтителен и нежен с ней. Он даже время от времени проводил с ней ночь в надежде на то, что Елизавета все-таки подарит ему законного наследника. Но у Елизаветы все еще нет детей, и ей приходится молча страдать, видя, с какой радостью Александр рассказывал придворным о том, что, наконец, забеременела Мария Нарышкина, и терпеть неслыханное унижение: будущая мать сама сообщила императрице о своем «интересном положении».

Поскольку признанная фаворитка всегда была рядом с Александром, то Елизавета уступила нежному чувству к красивому гвардейскому офицеру Алексею Охотникову. Красавец-корнет погиб при таинственных обстоятельствах: неизвестный заколол его кинжалом при выходе из театра. После гибели своего возлюбленного Елизавета откровенно стала предпочитать одиночество. Она полностью смирилась с неверностью Александра и даже горевала вместе с ним, оплакивая смерть его недавно родившейся дочери от Марии Нарышкиной. Великодушная Елизавета, не в силах видеть мужа страдающим, даже принесла соболезнования его любовнице.

В декабре 1806 г. императрица наконец родила дочь, которую нарекли в честь матери Елизаветой. Чувствуя себя одинокой и никому не нужной, она перенесла всю свою любовь на этого ребенка. Но через пятнадцать месяцев девочка неожиданно умерла от воспаления, вызванного режущимися зубками. «Теперь, — пишет Елизавета матери, — мое сердце очерствело, душа моя мертва». Больше у императрицы детей не было.

А император, прекрасно уживаясь с двумя женщинами — законной женой и фавориткой, тем не менее редко когда пропускал других красивых женщин. Всей Европе был, например, известен его роман с королевой Луизой Прусской, женой короля Фридриха-Вильгельма III. Он познакомился с ней в мае 1802 г., во время своего визита к королевской чете, и сразу же пленился красотой и умом 26-летней королевы. Да и Луиза не скрывала, что для нее русский царь — самое совершенное творение на земле.

Александр с удовольствием увлекся обменом утонченными любезностями, влюбленными взглядами, двусмысленными комплиментами. Но, от души забавляясь этой словесной дуэлью, он вовсе не собирался идти до конца. «Лишь в очень редких случаях, — замечал язвительный Адам Чарторыйский, — добродетели дам, к которым благоволил этот монарх, угрожала реальная опасность». Когда королева становилась слишком пылкой, Александр укрывался за личиной робости или светской учтивости. Он даже, опасаясь ночного вторжения, запирал на ночь дверь своей спальни на два замка.

Но это была напрасная предосторожность, ибо «чаровница», как называл Луизу Александр, оказалась слишком романтичной, чтобы опуститься до плотских желаний. Она наслаждалась сознанием, что увлекла императора, впрочем, так же как и он наслаждался мыслью, что покорил королеву. Платонический роман укреплял их взаимную симпатию. Александр, покорив еще одну «даму сердца», при этом и пальцем не коснувшись ее, в дальнейшем будет поклоняться ей лишь издали. К тому же королева олицетворяла Пруссию со всеми ее соблазнами, и император уже сам не разбирал, какую ведет интригу — политическую или любовную.

Они встретились еще раз в январе 1809 г., когда Луиза посетила Петербург по случаю бракосочетания великой княжны Екатерины и была принята с исключительным блеском. В великосветских гостиных сплетничали: «В этом визите нет никакой тайны: Луиза приехала спать с императором Александром». Правда, большинство наблюдателей все же не верили этим слухам, хотя всех изумляла чрезмерная роскошь подарков, приготовленных для королевы Луизы: дюжина расшитых жемчугом придворных туалетов, редкой красоты бриллианты… Несомненно, эстет Александр хотел пополнить оскудевший гардероб этой многострадальной королевы, потерявшей все после разгрома своей родины. От пережитых невзгод красота молодой женщины несколько поблекла и хотя она по-прежнему старалась привлечь внимание Александра, тот уже избегал полусентиментальных, полуполитических бесед с этой неугомонной кокеткой. Уезжая из Петербурга, Луиза в прощальном письме написала царю: «Я Вас мысленно обнимаю и прошу верить, что в жизни и смерти я Ваш преданный друг… Все было великолепно в Петербурге, только я слишком редко видела Вас».

Следует заметить, что Александр был из той породы мужчин, которые степенны дома и ветрены за его стенами. Примером тому может быть Венский конгресс, который состоялся в 1814 г. Со дня открытия конгресса Вена превратилась в некую международную ярмарку, куда съехались со всех концов Европы коронованные особы и легкомысленные женщины, дипломаты и мошенники, принцы и торговцы. Передел Европы велся не только за столом переговоров, где яростно схлестывались заинтересованные стороны, но и в светских гостиных. Самые очаровательные женщины пытались, танцуя, болтая или предаваясь любви, выведать что-нибудь у своего партнера. В театральных ложах и альковах, между двумя улыбками или двумя объятиями они буквально соревновались в добывании секретов.

Александр чувствовал себя здесь в своей стихии. На пороге своего сорокалетия он был еще очень красив и утонченно галантен в обращении с дамами, расточая им витиеватые комплименты. То поочередно, то одновременно он увлекался княгиней Габриэль д’Ауэрсперг — «добродетельной красавицей», графиней Каролиной Сеченьи — «кокетливой красавицей», графиней Софи Зичи — «тривиальной красавицей», графиней Эстергази — «удивительной красавицей» и графиней Юлией Зичи — «ослепительной красавицей». К ним добавились две подруги Меттерниха — герцогиня де Саган и княгиня Багратион, вдова героя 1812 г., павшего в Бородинском сражении, а также немалое количество молодых женщин более скромного происхождения.

Одним словом, Александр забавлялся вовсю. Что, кстати, не ускользало от глаз бдительных шпионов, приставленных по приказу австрийского министра полиции к российскому императору и следящих за каждым его шагом. Так, по свидетельству одного полицейского, «за ужином у Карла Зичи царь Александр и графиня Вбрна спорили, кто переодевается быстрее, мужчина или женщина. Они держали пари и удалились для переодевания в соседние комнаты. Выиграла графиня Вбрна».

Впрочем, вся эта цветистая болтовня и светские игры не имели серьезных последствий. Любитель неуловимых прикосновений, мимолетных влюбленных взглядов и куртуазных намеков, Александр довольствовался лишь легким трепетом чувств и не заходил слишком далеко. Свидетельством тому могут служить те же обильные, но разнообразные донесения полиции: «Княгиня Леопольдина Лихтенштейн больше других светских дам нравится Александру. По этому поводу острят, что он выказывает себя истинно русским человеком, предпочитая женщин холодных, как лед». И еще: «Александр уделяет много внимания графине Софи Зичи и княгине Ауэрсперг. Он много танцует и любезничает с княгиней Лихтенштейн и юной Сеченьи. Обе они убеждены, что поймали его в свои сети; но остальные хорошо понимают, что здесь, как и повсюду, все это для Александра — одно лишь чистое кокетство».

Правда, наблюдательные шпионы отмечали и то, что царь, случается, поздно ночью проскальзывает в особняк княгини Багратион и украдкой выходит оттуда, проведя три часа в обществе своей восхитительной соотечественницы. Некоторые уверяли, что видели императора быстро идущим по темному коридору к комнатам, отведенным двум фрейлинам его супруги.