50 знаменитых любовников - Васильева Елена Константиновна. Страница 81

Но не Елена зажгла в поэте таинственную и нежную любовь. Старшая Раевская, Екатерина, заняла в воображении Пушкина гораздо более значительное место. Она была умна, имела независимый характер, умела подчинять себе людей. Друзья прозвали ее Марфой Посадницей. По-видимому, ее имел в виду Пушкин, создавая свою гордую и властную Марину Мнишек.

И все же первой южной любовью поэта биографы считают Марию Раевскую. Много лет спустя в своих воспоминаниях Мария Николаевна писала: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек». Сама того не подозревая, княгиня М. Н. Волконская-Раевская этим высказыванием подкрепила слова самого Пушкина: «Я был влюблен в большей или меньшей степени во всех хорошеньких женщин, которых знал».

Но при всей сдержанности в записках Волконской-Раевской звучит уверенность, что в то крымское лето Пушкин увлекся именно ею. Она отметила, что ей посвящены строки прелестной элегии «Я помню море пред грозою». Впрочем, тут же, точно спохватившись, Мария Николаевна написала мудрые слова: «В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел».

Раевская была права: любовная лирика Пушкина полна непосредственности и всегда предполагает предмет обожания. Пушкин не мог не петь о любви, но имена возлюбленных таил с ревнивым лукавством нежного любовника и горделивой сдержанностью рыцаря.

Почти полгода Пушкин провел с Раевскими. Расстался он с ними в конце 1820 г. и тогда же прибыл в Кишинев в распоряжение попечителя колонистов Новороссийского края и Бессарабии генерал-лейтенанта И. Н. Инзова. В Кишиневе Пушкин не очень тяготился службой, можно даже сказать, что он не столько служил, сколько ухаживал за местными красавицами. Хотя, как отмечал Липранди, «ни одна не могла порождать в нем ничего, кроме временного каприза». Его любовные шалости подчас переходили в настоящее озорство. К примеру, был случай, когда поэт, увидав в окне хорошенькую женскую головку, недолго думая, въехал верхом в чужой дом.

Но Пушкину все сходило с рук. Выручали приятели, прикрывал Инзов, искренне любивший поэта. И судьба еще берегла его. Даже бесчисленные кишиневские дуэли неизменно заканчивались благополучно. Правда, несмотря на постоянное волокитство и успехи Пушкина у молдавских дам, ссоры и дуэли происходили не из-за женщин. Вспыльчивый поэт готов был любое недоразумение разрешать пистолетным выстрелом. А вот ревнивым мужем он был вызван на дуэль только один раз. Бессарабский помещик Инглези застал свою жену на свидании с поэтом в загородной роще и захотел драться. Но и в этом случае вмешался Инзов: Пушкина посадил под арест, а ревнивому мужу посоветовал уехать за границу. Кстати, Людмила Инглези была единственным серьезным увлечением Пушкина в Кишиневе, да и сама она страстно его любила.

Первую ссылку Пушкина можно обозначить как начало своеобразной трилогии. Первая часть — Кавказ и Крым, юношеская влюбленность и светлая печаль робкой любви к Марии Раевской. Вторая — Кишинев, гостеприимный, дикий и пустой. Ни одного нового друга, только приятели; ни одного нового любовного приключения, только кратковременные, ни к чему не обязывающие романы с пригожими нетребовательными молдаванками. И, наконец, третья часть — год, прожитый в Одессе (с июня 1823 г. по 30 июля 1824 г.), когда Пушкин в полной мере насладился и восторгом творчества, и восторгом любви.

Прожив год в Одессе, Пушкин успел многое осуществить. Написал «Ночь», «Свободы деятель», значительную часть «Цыган». Но самое значительное, с чем связана Одесса, — это первые главы «Евгения Онегина» и сильные любовные страсти. Поэт был влюблен в двух женщин, совершенно разных по характеру и по общественному положению. Одна из них — Елизавета Ксаверьевна Воронцова, жена новороссийского генерал-губернатора графа М. С. Воронцова, другая — жена богатого негоцианта Амалия Ризнич, по происхождению не то флорентийка, не то венская еврейка.

С красавицей Амалией Пушкин, вероятно, познакомился сразу же по приезде в Одессу. Ей посвящено стихотворение «Ночь», датированное 26 октября 1823 г. Это своеобразный гимн утоленной страсти, где горячие строчки, насыщенные счастьем обладания, точно повторяют ритм крови, загоревшейся от поцелуев:

Роман с Амалией Ризнич продолжался около полугода. В мае 1824 г. она с маленьким сыном уехала во Флоренцию, где через год умерла от чахотки. Официально она ехала лечиться, настоящей же причиной было желание ревнивого мужа разлучить ее с поклонниками.

Что касается Элизы Воронцовой, то не будь стихов Пушкина, трудно было бы восстановить по отрывочным воспоминаниям современников живую прелесть женщины, царившей в одесском обществе более 150 лет тому назад. Но поэт сумел запечатлеть и ее мягкую грацию, и женственную нежность, и ясность ее ума. «Ангел терпения… Ангел чистый… Волшебница… Ангел нежный» — такие определения давал Пушкин этой женщине. И если Амалия Ризнич вызвала в нем горячку ревнивой страсти, то Элиза Воронцова зажгла в нем пламенную и страстную любовь.

Казалось, их все разъединяло: положение Элизы в свете, ее обязанности матери и жены, репутация Пушкина, которого все считали дуэлянтом. Даже возраст — Воронцова была старше Пушкина на семь лет. Но пришла любовь и снесла все преграды, воссоздав нежный образ Воронцовой в ряде стихов, завораживающих красотой любовного экстаза — «Желание славы», «Сожженное письмо», отчасти «Разговор книгопродавца с поэтом», «Прозерпина», «Талисман», «Ангел», «Расставание».

Но высшим творческим проявлением, навеянным графиней Воронцовой, стал пленительный, совершенно новый в русской литературе образ Татьяны, который был создан там же, в Одессе, под непосредственным впечатлением от той глубокой и сильной женственности, с которой Пушкин в лице графини Элизы соприкоснулся едва ли не впервые.

Конечно, Татьяна не портрет Воронцовой. В ней отразилась не одна женщина, затронувшая сердце поэта, где действительность и мечта таинственно преобразились в чистый и гордый девичий облик. И все же между Татьяной, такой земной, простой, скромной, и Ангелом, который «главой сияющей поник», есть неуловимое, но несомненное сходство. Из всех многочисленных возлюбленных Пушкина, возможно, одна только графиня Воронцова дала ему полноту телесного и духовного счастья, которое для многих остается так и неиспытанным и потому невероятным, непостижимым.

К весне 1824 г. жизнь Пушкина в Одессе серьезно осложнилась. Весь город повторял его остроты и эпиграммы, направленные против графа Воронцова. 2 мая одесский генерал-губернатор в письме к министру по поводу политических настроений среди греков настойчиво просил убрать Пушкина и, не скрывая своего раздражения, писал: «Повторяю Вам мою просьбу избавить меня от Пушкина, это, может быть, превосходный малый и прекрасный поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе».

Влиятельный вельможа добился своего. В июле 1824 г. Пушкин выехал из Одессы к месту новой ссылки в родовое имение Михайловское, находящееся в Псковской губернии. С помещиками, жившими в Псковском крае, он общался мало. Постоянно бывал только в соседнем Тригорском, с хозяйкой которого, Прасковьей Александровной Осиповой, познакомился после окончания Лицея, когда первый раз приехал в Михайловское. В то время ему было 18 лет, ей — 36. Она была дважды замужем, и от двух браков у нее было восемь детей. Казалось, все это должно было бы охладить романтическое воображение, но Пушкину не раз случалось увлекаться женщинами старше его. Что-то промелькнуло тогда между ним и Осиповой. Возможно, юный Пушкин и ее заразил «безумством бешеных желаний». Спустя семь лет они стали близкими друзьями. И теперь поэт относился к Прасковье Александровне с полным доверием, с шутливой, но ласковой почтительностью. А она бескорыстно, безмерно была предана Александру, как всегда его называла. И возможно, любила его больше, чем собственных детей.